Милости Отца, Сурхэм, и доброго утра, пожелала я, войдя на кухню.
Утра, фыркнула хранительница нашего очага. Было б лето, уже бы солнце высоко над крышами стояло. Уж больно долго спишь.
Кхм, кашлянула я, и женщина проворчала:
Прости, дайнани. Однако не удержалась и все-таки добавила: А спишь всё равно долго.
И оттого есть хочу, как оголодавший рырх, намекнула я на то, что потчевать меня надо вовсе не увещеваниями.
Дайнанчи накормлю, а те, кто любит поспать, пусть себя бранят, что остались голодными, деловито ответила Сурхэм.
Так и быть, не стала я спорить, буду ходить голодной и пенять на себя, а будущего дайна стоит задобрить сытным завтраком. Иначе после благоволения от него не жди.
Когда он благоволить начнет, я уж в Белой долине с духами говорить буду, отмахнулась женщина, ставя передо мной миску наваристого тынгаша.
Тынгаш это жидкая каша на мясном бульоне. Ее не варили, а закладывали заведомо распаренные зерна тынше в кипящий бульон. После снимали котелок с огня, и зерна доходили сами. Прежде мне тынгаш не очень нравился, казался жирным. Однако по возвращении из родного мира я поняла, что обожаю это блюдо, и Сурхэм готовила мне его каждое утро, а иногда и на ужин. Если я просила, конечно.
Ты вредная, Сурхэм, втянув носом запах каши, вернулась я к прерванному разговору. Тебя духи выпроводят из Белой долины на новое рождение.
И что? Женщина подала мне недавно испеченные лепешки. Даже если и так, дайнанчи до меня всё равно не дотянется.
Кова-арная, протянула я, и прислужница хмыкнула.
Она уселась напротив, подперла щеку кулаком и некоторое время смотрела, как я отправляю в рот ложку за ложкой, не скрывая удовольствия от трапезы. Доев тынгаш, я промокнула рот приготовленной салфеткой и, прежде чем взялась за горячий этмен, спросила:
Магистр уже выходил?
Нет, буркнула Сурхэм и сразу потеряла интерес ко мне, дайнанчи и беседе вообще.
Она встала со стула и вернулась к своим котелкам.
Почему ты никак не примешь его? спросила я, между делом наблюдая за прислужницей. Разве он сделал тебе что-нибудь дурное? Магистр наш друг и хочет служить Айдыгеру, как Эгчен или Архам. Отец принял его, а ты никак не примиришься с тем, что у Белого Духа появился новый сын.
Отец мудр, буркнула Сурхэм. Но толку от этого сына никакого. День за днем за тобой тенью ходит. И в доме живет, и без дайна с тобой остается. Не дело это. Или пусть к тебе без мужа не подходит, или
Или заморозит язык глупой женщине, сухо произнес тот, о ком мы говорили.
Мы с прислужницей одновременно повернули головы к двери. Я приветливо улыбнулась, а Сурхэм вдруг покраснела. Она явно опешила.
Милости Отца, друг мой, произнесла я на языке Белого мира, уже и не думая переходить на родной язык.
И вам, душа моя. И даже тебе, Сурхэм, милости Белого Духа, уже с иронией сказал магистр, удовлетворенный замешательством прислужницы.
Милости Отца, скорее машинально ответила женщина, а после перевела на меня взгляд: Он говорит?
Не молчит, кивнула я, пряча улыбку.
Упрела, на улицу выйду, вздернула подбородок она и сбежала из неловкой ситуации в самом прямом смысле этого слова.
Элькос проводил прислужницу взглядом и покачал головой:
Совершенно невыносимая женщина.
Вы еще поладите, улыбнулась я. Теперь вам будет проще стать своим. После деловито кивнула на котелки: Ешьте и поторопимся. Нас ожидают на Совете. Вы теперь станете его полноценной частью. Так что не будем медлить.
Вы совершенно правы, кивнул магистр и вдруг хмыкнул: Вот теперь для меня, кажется, начинается мое привычное существование. Всё как было прежде, но уже в другом королевстве и с другим государем. И, признаться, этот государь мне нравится несравненно больше.
Я отсалютовала ему кружкой и более не отвлекалась. Надо было обдумать еще раз всё, что собиралась сказать на Совете, первом не только по возвращении, но и в истории Айдыгера.
Глава 4
Подворье ягиров встретило меня приветливыми улыбками и поклонами его обитателей. Я отвечала тем же, разве что не кланялась, но кивала, когда слышала:
Милости Отца, дайнани!
Сияешь солнышком, Ашити!
Как наш дайнанчи?
Во мне скрывается истинный воин, со смешком отвечала я. Науку ягиров постигает еще в утробе.
Быть ему славным дайном, улыбнулся ягир, спросивший о моем сыне.
Отец милостив, кивнула я.
Не участвовал в обмене короткими репликами только магистр. Он, разумеется, был со мной, но пока помалкивал, а воины на хамче попросту не обращали внимания.
Почему вы молчите? тихо спросила я Элькоса на родном языке.
Девочка моя, я сам расстроен, последовал неожиданный ответ, и, заметив мое недоумение, магистр пояснил: Мне следовало начать говорить еще от вашего дома, и если я сейчас обнаружу, что могу это делать, то выйдет невежливо по отношению к стражам у дома дайна. С ними я не здоровался, только кивнул, а тут вдруг начал желать всем милости Создателя. Не желаю, чтобы кто-то подумал, что я им пренебрегаю. Помолчу еще немного.
Однако вы меня удивляете, друг мой, усмехнулась я. Впереди Совет, неужто и там промолчите?
Пока просто послушаю уклончиво ответил хамче. Если мое мнение будет необходимо, тогда выскажусь.
Покачав головой, я толкнула дверь и первой вошла в длинный двухэтажный дом, где обитали воины. Решение провести Совет, по сути, в казарме было продиктовано отсутствием подходящего места в нашем доме. Мой кабинет был мал, к тому же это был мой кабинет, а главой дайната оставался Танияр, а не его жена. Условности, скажете вы, и я даже, наверное, буду склонна с вами согласиться. Кто, как не я, радовалась тому, что Белый мир лишен тех оков, какими изобиловал мой родной мир, и все-таки
И все-таки место для Совета мне виделось именно таким, каким оно было в королевском дворце Камерата. Причиной тому была не тоска или какие-либо воспоминания ничего подобного я не испытывала. Но удобство самого устройства казалось мне неоспоримым. Во-первых, простор. Когда дышится легко, тогда и думается лучше. Во-вторых, большой стол, за которым советники оказываются лицом друг к другу, и не надо выворачиваться, чтобы увидеть говорящего. Этого был лишен дайвар место советов и официальных приемов в доме каана. Когда-то именно там я допрашивала дочь великого махира, пока она пряталась под личиной бедняжки Мейлик.
Впрочем, дайвар был немал, и сидеть можно было друг напротив друга, но не за столом, а вдоль стен на скамьях. Делать записи на коленях было бы неудобно, да и выворачивать шею к соседу, который сидит от тебя через человека, тоже. Можно было, конечно, рассесться и по всему периметру дайвара, но вышло бы слишком удаленно. В общем, ни кабинет, ни дайвар не соответствовали необходимым требованиям.
Именно поэтому мы пришли на подворье ягиров, у них было подобие того, о чем я говорила. Это решение принял Танияр, я лишь огласила, каким хотела бы видеть зал Совета в будущем. Он подумал и согласился с моими доводами, а после сказал, где мы проведем наш первый Совет. У меня возражений не нашлось.
К тому же это было даже символично. Кто, как не ягиры, первыми сделали шаг к появлению Айдыгера, когда пошли против выбора старейшин и нового каана, отстояв жизнь Танияра собственным выбором? Они всегда оставались первыми союзниками дайна, его правой рукой и силой не потому, что говорили его устами, но во всем доверяли и шли за ним.
Что до нужного помещения, то его предназначение было весьма похожим на то, зачем и мы явились на воинское подворье. Я еще не была там ни разу, но супруг рассказал мне о ханаме именно так называлось это место. Ханам использовали для обсуждения, того же совета ягиров, когда было о чем поговорить. К примеру, отбор юных претендентов или спор с каким-нибудь таганом. Или же призыв к союзу с соседями.