С той поры до самого 15 марта дом г-на Веневитинова не посещал, с В. Л. Абрамшиным общался письмами.
15 марта 1827 года от Р.Х., по просьбе доктора Абрамшина приехал засвидетельствовать кончину моего пациента г-на Д.В.Веневитинова.
В комнате усопшего застал В.Л.Абрашина, его сиятельство Кн. Одоевского, г-на Хомякова и настоятеля церкви Вознесения, что на Конюшенной, отца Никодима. Прискорбно было видеть г-на Веневитинова усопшим столь безвременно.
По смерти своей стал он более худ чем был. Я с пристрастием осмотрел тело и ни нашел ни одной причины усомнится в естесвеннной кончине г-на Веневитинова.
Я подтвердил диагноз г-на Абрашина, засвидетельствовал смерть, составил бумагу по всей форме и приложил свою докторскую печать.
Кн. Одоевский высказал мне претензию, что я покинул больного, на что я ответил, что Василий Львович Абрашин более опытный врач и я полностью передоверил ему больного и сделал это надеясь на его выздоровление.
Претензию считаю неверной. Констатирую смерть от естественных причин.
Доктор медицины Иван Ильич Штольц»
______________________________________________
25 марта 1827 года от Р.Х.
Опросный лист доктора Василия Львовича Абрамшина о течении болезни и причине смерти коллежского асессора Коллегии Иностранных дел г-на Д.В.Веневитинова.
Опрос проводил :
тайный советник, граф Н.М.Воронцов.
Отвечал :
доктор медицины, статский советник В. Л. Абрамшин.
Записал тит. совет. А.Н.Семенович.
Воронцовъ.
Беседа наша, Василий Львович, совсем дружеская. Поверьте ни у меня, ни у Александра Христофоровича нет никаких сомнений ни в вашей порядочности, ни в компетенции вашей, как известного в Санкт Петербурге врача, но знаете общество, близкие не всегда могущие принять раннюю смерть столь молодого человека, все ищут виноватых, вместо того чтобы помолится богу и принять выпавший на долю
г- на Венивитинова, жребий.
Абрамшин -.
Покорно благодарю и вас, ваше сиятельство, и г-на Бенкендорфа за добрые слова Я пользую больных много лет и не раз уже слышал обвинения, что дескать доктор виноват в смерти пациента. Это натура человеческого горя. В сплетнях общество не только выражается, но и выхаркивается. Из всех слухов доходящих видно, что привыкли во всем находить недуг более более политический чем естественный.
Воронцов.
Рад, что вы готовы к беседе, коя не по моей воле началась, а по высшему повелению Государя Императора. Г-н Веневитинов был известен в кругах близких ко двору, служил по части Коллегии Иностранных дел и был влиятелен в кружках восторженной молодежи и его преждевременная и неожиданная смерть послужила лишним толкам.
Званием мы равны и будем тут говорить будто сидим за ломберным столом в Английском клубе.
Абрамшин.
Так с чего начнем беседу нашу? Вы спрашивайте. Буду отвечать как на духу. Да и скрывать тут нечего, хоть и многие обстоятельства мною виденные, были странны, а то и необъяснимы обычным человеческим разумением.
Воронцов.
Расскажите ту ночь, когда вы первый раз зашли к г-ну Веневитинову. Что видали и как вел себя больной и как вел себя по отношению к нему г-н Штольц. Не было ли небрежения в исполнении докторских правил?
Абрамшин.
Ничего необычного не было той ночью. Полусонный мальчик принес записку, я собрался, взял, что было необходимо и что требовал г-н Штольц и пошел на Морскую. Поднявшись в комнаты застал больного спящим беспокойным сном. Дышал он тяжело и несмотря на опийную настойку, пульс был частый, а дыхание слабое. Штольц изложил мне все свои предположения, что обнаружил в неизъяснимой болезни г-на Веневитинова, кои я отверг после осмотра пациента. Штольц искал в нем болезнь тела, но тело его и внутренние органы были в порядке. Для снятия жара ставили пиявки. Все, что г-н Штольц делал для помощи больному было оправдано и правильно, в этом я клянусь на святом распятии.
Воронцов.
Торопился ли Штольц уйти? Что говорил? Г-н Штольц, как домашний врач получал 500 рублев в год. Служба его была оплачена семьей г- на Веневитинова. Отчего же он покинул пациента так скоро?
Абрамшин.
Это взаимовыручка докторов. Обычная история. После ночи проведенной за наблюдением больного, я сам предложил передать Венивитинова моему попечению.
Воронцов.
Что вас сподвигло на такое? Отчего вдруг вы решили взять себе этого пациента? Вы надеялись помочь ему? Хотели вырвать из лап неминуемой смерти? Может быть сам г- н Веневитинов, что то пообещал вам? Почему г-н Штольц необъяснимо быстро отказался от пользования Веневитинова?
Абрамшин.
Г- н Штольц опытный врач, но при сложности и необъяснимости случая он прибег к помощи более опытного коллеги. Штольц не раз писал мне, советовался. Мы, ежели не друзья, то разумные коллеги. Я отношусь к врачеванию как к науке, а не как к своду докторских правил. Состою в переписке с докторами Геттенбергского университета. Из Парижа мне тоже пишут.
Я сам много пишу.
Воронцов
Пишите? В наше ленивое время все у нас писатели и поэты.
Абрамшин
Пишу я научные труды, изучая тела человеческие и более того души. Случай этот заинтересовал меня как ученого. Особливо после того как на столе Дмитрия Владимировича нашел я его бумаги.
Воронцов.
Я крайне заинтересован, Василий Львович. Что ж за бумаги? Со стихотворными творениями Венивитинова общество знакомо. Стихи юноши романтического толка. Ничего по нашему ведомству. По нашему ведомству кроме г- на Пушкина, пиитов российских нет. Арест Дмитрия Владимировича по декабрьским беспорядкам был напрасным. Излишняя бдительность младших чинов часто дает ошибку. Выслуживаются. Так что за бумаги?
Абрамшин.
Заметки, недописанные письма, стихи оборванные на слове. И перстень. Он о нем писал в стихах своих.
«Ты был открыт в могиле пыльной, Любви глашатай вековой, И снова пыли ты могильной, завещан будешь перстень мой». Это стихи Дмитрия Владимировича и в этом одном этом стихе вся история его смерти.
Воронцов.
Стихов не люблю. Что за перстень?
Абрамшин.
Сей перстень древний, добытый из скифской могилы какими то бродягами, стал больной идеей Дмитрия Владимировича. Перстень тот самый, что был положен с ним во гроб, по последним его распоряжениям. А бумаги эти, что изъял я без позволения никто не видал по сию пору.. Кроме самого г-на Веневитинова и вашего покорного слуги.
Воронцов
Как же это, милостивый государь, Василий Львович? Не буду таить от вас, что действия ваши именуются кражей, недостойной дворянина и христианина. Не ожидал таких новостей. Верно как раз об этих подозрениях и писал мне князь Вяземский и они были не пустые.
Абрамшин.
Полноте, Николай Михайлович. Я здесь не перед батюшкой на исповеди, а в жандармском отделении. И видно, что честь вашего мундира может пострадать. коль узнаете, что важные для следствия бумаги, вдруг, без вашего ведома, оказались в руках гражданского чина.
Воронцов.
Подозрение на вас Василий Львович. Требую немедля предоставить мне сии бумаги для расследования и доклада г-ну Бенкендорфу.
Абрамшин.
Я взял их с собою именно потому, что не хотел, что бы они попали в руки пиитов, молодежных философов и любомудров. Достаточно в Отечестве нашем смуты и волнения умов.
Воронцов
В них что то противу Государя Императора?
Абрамшин
В них, ваше сиятельство необъяснимые сказки, а то и сны больного воображения и нервической горячки. Объяснению этому нету и тонкая эта грань меж жизнью и сном, жизнью и смертью вся вот в этих листах. Записках и письмах Д.В.Веневитинова.
Г- н Абрамшин передает г-ну графу Воронцову папку на лентах.
Воронцов.
Да вы сами то не заразились ли романтизмом Веневитинова?