Фрау Марта плотная, розовощекая женщина, с веселым добродушным нравом. Ее муж Альберт Шульц, служил управляющим в старинном имении барона Карла фон Браунштайна.
Имение Браунштайн старинный замок, построенный из розового гранита, состоящий из нескольких зданий, раскинувшийся на берегу большого озера, окруженного кленовыми рощами. Главная башня замка была увенчанная бронзовым, в виде стрелы, флюгером и поднималась высоко над деревьями. Окна в замке были выполнены из цветного стекла, с коваными, ажурными решетками, и через них открывался изумительной красоты вид на озеро, берега которого были усыпаны красно-желтыми кленовыми листьями. От замка к озеру спускался парк с розовыми кустами и лавочками, сделанными из кованого железа в виде качелей, вдоль дорожек, посыпанных гранитной крошкой. На берегу стояла беседка из белого камня, а от нее в воду уходил небольшой деревянный пирс, возле которого безмолвствовали на воде несколько лодок. На озере цвели белые лилии и плавали величественные лебеди. Это было почти идиллическое место для жизни в любви и согласии, семейное, уютное гнездо потомков древнего рода Браунштайнов.
Барон рано остался вдовцом баронесса умерла во время вторых родов. Он жил в имении со своим единственным сыном маленьким Генрихом. Барон Карл фон Браунштайн много времени уделял науке и был очень образованным человеком. Во времена становления Великой Германии он принимал активное участие в политической жизни страны, много работал на военных заводах в качестве технического консультанта и изобретателя. Военная машина Третьего Рейха нуждалась в таких специалистах, и, после смерти баронессы, Карл с головой ушел в работу. Потеря любимой женщины была для него невыносимо сильным ударом. Только маленький Генрих и любимая работа могли отвлечь его от тяжелых мыслей.
Марта и Альберт Шульцы помогали барону, как могли. Они очень любили так рано ушедшую баронессу и переживали утрату как близкие друзья. Карл тоже уже давно относился к этой семье не как к прислуге, а как друзьям. Он доверил Альберту полное управление поместьем и всей его бухгалтерией, а сам все чаще разъезжал по разным городам Германии, развивая промышленность и занимаясь политикой.
Когда отец приезжал из своих командировок на отдых домой, Генрих все время проводил с ним. Они гуляли по берегу озера, кормили с рук уток и лебедей, катались на лодке и много разговаривали. В этих разговорах барон старался привить своему наследнику гордость за принадлежность к старинному арийскому роду и Генрих с детства научился понимать, что в мире есть они, люди носители чистой расы арийцы, и есть все остальные, вроде тех, польских сезонных рабочих, которых управляющий нанимал для небольших работ.
Для обучения Генриха были наняты лучшие учителя, и мальчик проводил время в изучении естественных наук и чтении книг, произведений мастеров изящной словесности. Физическим воспитанием маленького Браунштайна занимался племянник Альберта Хельмут. Он был на три года старше Генриха и готовился поступать в военный колледж. Они вместе занимались физкультурой, подтягивались на турнике, бегали купаться на озеро и по очереди катались на, единственной в конюшне, лошади Шульцев.
Барон предлагал Шульцам жить в его замке, пока он отсутствует, но Альберт и Марта вежливо отказались, они тоже трепетно относились к своему дому. Поэтому большую часть времени, после смерти мамы, Генрих проводил в их доме. Шульцы отвели ему небольшую, светлую комнату на втором этаже, с окнами в яблоневый сад, рядом с комнатой Хельмута.
Фрау Марте он был как сын, а она ему хоть как-то старалась заменить так рано ушедшую от него маму. Генриху было три года, когда умерла его мать, и он уже почти не помнил ее. Он называл фрау Марту «Ма», а она иногда обнимала его, прижимала к груди, целовала в макушку и говорила: «Сынок». Своих детей Шульцам бог не дал, и они были рады видеть в своем доме этого веселого, вихрастого мальчишку.
Их племянник Хельмут, почти каждый день уезжал на учебу в город, а вечером возвращался обратно. Он был родом из небольшого селения, далекого от крупных городов, и на время учебы жил у Шульцев. Они с Генрихом так сдружились, что были похожи на братьев. Старший и рассудительный Хельмут всегда поучал и подстраховывал Генриха, а веселый и бесшабашный Браунштайн всегда находил способ сделать их обучение и тренировки более развлекательными и непринужденными.
Мальчики росли, уделяя много времени учебе и спорту, и постепенно превращались в красивых, атлетически сложенных юношей. Они были теми, про кого Фюрер потом скажет: «Истинные арийцы, надежда нации!»
В той светлой комнате, на втором этаже дома Шульцев и случилось то, что потом в полностью изменило судьбу Генриха.
Однажды, проснувшись утром, он лежал в постели, нежась в лучах солнца, падающих на него через окно, и вдруг почувствовал, что с его телом что-то происходит. Сначала он ощутил непонятную дрожь во всем теле, как озноб, который бывает при высокой температуре во время болезни. Эта дрожь, постепенно усиливаясь, переросла в вибрацию, мелкую и частую, но такую сильную, что Генрих испугался. Он усилием воли заставил себя повернуться на бок и поднять руку. По мере того как он поднимался, вибрация становилась все слабее. Посмотрев на свою руку, он испугался еще больше она была прозрачная. Генрих повернул голову и увидел на подушке себя, мирно спящим, с закрытыми глазами. Получилось, как бы, один Генрих спал, а второй, полупрозрачный, пытался выйти из него и уже высунулся почти наполовину. Генрих подумал, что он, наверное, спит, и это ему снится, но такое поведение даже во сне не было приятным, и он решил вернуться обратно. Генрих постарался лечь, принять ту же позу, что и спящий Генрих, и у него получилось. Он закрыл глаза и тут же открыл их снова. Вибрации исчезли. Генрих сел на кровати и ощупал себя. Вроде все в порядке. Генрих поднял руку и, улыбаясь, сделал вид, что смотрит через нее: «Приснится же такое!». И тут он увидел на оконном стекле бабочку и понял, то, что сейчас с ним произошло, не было сном. Минуту назад, в том странном «сне», он видел эту бабочку сквозь свою прозрачную руку. Генрих сидел на кровати и думал.
Во-первых, это ощущение вибрации в теле ему показалось знакомым. Подумав немного, он вспомнил, когда и при каких обстоятельствах он уже ощущал эти вибрации. Это было в далеком детстве, когда умерла мама. Тогда отец как-то неумело объяснил маленькому Генриху, что мамы больше нет, он понял, что ее больше не увидит, и у него случилась истерика. Он тогда упал на колени на пол и ревел захлебываясь, а отец сидел в кресле, закрыв лицо руками. Горе Генриха все росло, он вдруг ощутил, как его тело завибрировало, он резко поднялся, хотел закричать и вдруг увидел мальчика, который лежал, скорчившись на полу, и плакал навзрыд. Дальше Генрих смутно помнил, что долго болел от пережитого стресса, и они с отцом проводили все время вместе. Отец читал ему книги, и они катались на лодке. Все уже почти забылось, но вот это ощущение вибрирующего тела Генрих запомнил хорошо. Он понял, что эта вибрация и отделение прозрачного тела взаимосвязаны. Это приключение Генриха заинтересовало, и он решил впредь не пугаться, а посмотреть, что будет дальше. Рассказывать про это происшествие Генрих тоже никому не стал, а просто ждал, когда что-то подобное повторится. Но проходили дни, время текло, и ничего не случалось.
Хельмут поступил в военную академию и теперь приезжал в имение редко, когда за отличную службу выдавались увольнительные на несколько дней. Форма немецкого курсанта была очень к лицу этому подтянутому, атлетически сложенному молодому человеку.