. . . . .
Не им ли я кляксу когда-то
На розовом сделал листке?
Я помню слеза в ней блистала,
Другая ползла по лицу:
Давно под часами усталый
Стихи выводил я отцу
. . . . .
Но жаркая стынет подушка,
Окно начинает белеть
Пора и в дорогу, старушка,
Под утро душна эта клеть.
Мы тронулись Тройка плетется,
Никак не найдет колеи,
А сердце бубенчиком бьется
Так тихо у потной шлеи
Желание
Когда к ночи усталой рукой
Допашу я свою полосу,
Я хотел бы уйти на покой
В монастырь, но в далеком лесу,
Где бы каждому был я слуга
И творенью Господнему друг,
И чтоб сосны шумели вокруг,
А на соснах лежали снега
А когда надо мной зазвонит
Медный зов в беспросветной ночи,
Уронить на холодный гранит
Талый воск догоревшей свечи.
Маки
Веселый день горит Среди сомлевших трав
Все маки пятнами как жадное бессилье,
Как губы, полные соблазна и отрав,
Как алых бабочек развернутые крылья.
Веселый день горит Но сад и пуст и глух.
Давно покончил он с соблазнами и пиром,
И маки сохлые, как головы старух,
Осенены с небес сияющим потиром.
Смычок и струны
Какой тяжелый, темный бред!
Как эти выси мутно-лунны!
Касаться скрипки столько лет
И не узнать при свете струны!
Кому ж нас надо? Кто зажег
Два желтых лика, два унылых
И вдруг почувствовал смычок,
Что кто-то взял и кто-то слил их.
«О, как давно! Сквозь эту тьму
Скажи одно: ты та ли, та ли?»
И струны ластились к нему,
Звеня, но, ластясь, трепетали.
«Не правда ль, больше никогда
Мы не расстанемся? довольно?..»
И скрипка отвечала да,
Но сердцу скрипки было больно.
Смычок всё понял, он затих,
А в скрипке эхо всё держалось
И было мукою для них,
Что людям музыкой казалось.
Но человек не погасил
До утра свеч И струны пели
Лишь солнце их нашло без сил
На черном бархате постели.
Одуванчики
Захлопоталась девочка
В зеленом кушаке,
Два желтые обсевочка
Сажая на песке.
Не держатся и на-поди:
Песок ли им не рад?..
А солнце уж на западе
И золотится сад.
За ручкой ручку белую
Малютка отряхнет:
«Чуть ямочку проделаю,
Ее и заметет
Противные, упрямые!»
Молчи, малютка дочь,
Коль неприятны ямы им,
Мы стебельки им прочь.
Вот видишь ли: всё к лучшему
Дитя, развеселись,
По холмику зыбучему
Две звездочки зажглись.
Мохнатые, шафранные
Звездинки из цветов
Ну вот, моя желанная,
И садик твой готов.
Отпрыгаются ноженьки,
Весь высыплется смех,
А ночь придет у Боженьки
Постельки есть для всех
Заснешь ты, ангел-девочка,
В пуху, на локотке
А желтых два обсевочка
Распластаны в песке.
26 июня 1909
Куоккала
Ты опять со мной
Ты опять со мной, подруга осень,
Но сквозь сеть нагих твоих ветвей
Никогда бледней не стыла просинь,
И снегов не помню я мертвей.
Я твоих печальнее отребий
И черней твоих не видел вод,
На твоем линяло-ветхом небе
Желтых туч томит меня развод.
До конца всё видеть, цепенея
О, как этот воздух странно нов
Знаешь что я думал, что больнее
Увидать пустыми тайны слов
Будильник
Обручена рассвету
Печаль ее рулад
Как я игрушку эту
Не слушать был бы рад
Пусть завтра будет та же
Она, что и вчера
Сперва хоть громче, глаже
Идет ее игра.
Но вот, уж не читая
Давно постылых нот,
Гребенка золотая
Звенит, а не поет
Цепляясь за гвоздочки,
Весь из бессвязных фраз,
Напрасно ищет точки
Томительный рассказ,
О чьем-то недоборе
Косноязычный бред
Докучный лепет горя
Ненаступивших лет,
Где нет ни слез разлуки,
Ни стылости небес,
Где сердце счетчик муки,
Машинка для чудес
И скучно разминая
Пружину полчаса,
Где прячется смешная
И лишняя Краса.
<1909>
Октябрьский миф
Мне тоскливо. Мне невмочь.
Я шаги слепого слышу:
Надо мною он всю ночь
Оступается о крышу.
И мои ль, не знаю, жгут
Сердце слезы, или это
Те, которые бегут
У слепого без ответа,
Что бегут из мутных глаз
По щекам его поблеклым
И в глухой полночный час
Растекаются по стеклам.
Бронзовый поэт
На синем куполе белеют облака,
И четко ввысь ушли кудрявые вершины,
Но пыль уж светится, а тени стали длинны,
И к сердцу призраки плывут издалека.
Не знаю, повесть ли была так коротка,
Иль я не дочитал последней половины?..
На бледном куполе погасли облака,
И ночь уже идет сквозь черные вершины
И стали и скамья и человек на ней
В недвижном сумраке тяжеле и страшней.
Не шевелись сейчас гвоздики засверкают,
Воздушные кусты сольются и растают,
И бронзовый поэт, стряхнув дремоты гнет,
С подставки на траву росистую спрыгнёт.
Картинка
Мелко, мелко, как из сита,
В тарантас дождит туман,
Бледный день встает сердито,
Не успев стряхнуть дурман.
Пуст и ровен путь мой дальний
Лишь у черных деревень
Бесконечный всё печальней,
Словно дождь косой, плетень.
Чу Проснулся грай вороний,
В шалаше встает пастух,
И сквозь тучи липких мух
Тяжело ступают кони.
Но узлы седых хвостов
У буланой нашей тройки,
Доски свежие мостов,
Доски черные постройки,
Всё поплыло в хлябь и смесь,
Пересмякло, послипалось
Ночью мне совсем не спалось,
Не попробовать ли здесь?
Да, заснешь чтоб быть без шапки.
Вот дела Держи к одной!
Глядь замотанная в тряпки
Амазонка предо мной.
Лет семи всего ручонки
Так и впилися в узду,
Не дают плестись клячонке,
А другая в поводу.
Жадным взглядом проводила,
Обернувшись, экипаж
И в тумане затрусила,
Чтоб исчезнуть, как мираж.
И щемящей укоризне
Уступило забытье:
«Это праздник для нее.
Это утро, утро жизни».
Две любви
<С. В. ф. Штейн>
Есть любовь, похожая на дым:
Если тесно ей она дурманит,
Дай ей волю и ее не станет
Быть как дым, но вечно молодым.
Есть любовь, похожая на тень:
Днем у ног лежит тебе внимает,
Ночью так неслышно обнимает
Быть как тень, но вместе ночь и день
Сестре
<А. Н. Анненской>
Вечер. Зеленая детская
С низким ее потолком.
Скучная книга немецкая.
Няня в очках и с чулком.
Желтый, в дешевом издании,
Будто я вижу роман
Даже прочел бы название,
Если б не этот туман.
Вы еще были Алиною,
С розовой думой в очах,
В платье с большой пелериною,
С серым платком на плечах
В стул утопая коленами,
Взора я с вас не сводил,
Нежные, с тонкими венами,
Руки я ваши любил.
Слов непонятных течение
Было мне музыкой сфер
Где ожидал столкновения
Ваших особенных р
В медном подсвечнике сальная
Свечка у няни плывет
Милое, тихо-печальное,
Всё это в сердце живет
Среди миров
Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя
Не потому, чтоб я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной ищу ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с Ней не надо света.
3 апреля 1909
Ц<арское> С<ело>
Дети
Вы за мною? Я готов.
Нагрешили, так ответим.
Нам острог, но им цветов
Солнца, люди, нашим детям!
В детстве тоньше жизни нить,
Дни короче в эту пору
Не спешите их бранить,
Но балуйте без зазору.
Вы несчастны, если вам
Непонятен детский лепет,
Вызвать шепот это срам,
Горший в детях вызвать трепет.
Но безвинных детских слез
Не омыть и покаяньем,
Потому что в них Христос,
Весь, со всем своим сияньем.
Ну, а те, что терпят боль,
У кого как нитки руки
Люди! Братья! Не за то ль
И покой наш только в муке
Вячеслав Иванов
(18661949)
Ясность
Вл. С. Калабину
Ясно сегодня на сердце, на свете!
Песням природы в согласном привете
Внемлю я чуткой душой.
Внемлю раздумью и шепоту бора,
Речи безмолвной небесного взора,
Плеску реки голубой.
Смолкли, уснули, тревожны, угрюмы,
Старые Сфинксы вечные думы,
Движутся хоры пленительных грез,
Нет своей радости, нет своих слез.
Радости чуждой, чуждой печали
Сердце послушно. Ясны,
Взорам доверчивым въяве предстали
Воображенья волшебные дали,
Сердца манящие сны.
1885 (?)
Русский ум
Своеначальный, жадный ум,
Как пламень, русский ум опасен:
Так он неудержим, так ясен,
Так весел он и так угрюм.
Подобный стрелке неуклонной,
Он видит полюс в зыбь и муть;
Он в жизнь от грезы отвлеченной
Пугливой воле кажет путь.
Как чрез туманы взор орлиный
Обслеживает прах долины,
Он здраво мыслит о земле,
В мистической купаясь мгле.
1890
Золотое счастье