Здесь что-то неладно, сказал Джован. Не обидел ли ты чем-нибудь кешалию, ведь так, за здорово живешь, лошадей убивать она бы не стала.
Ну, уж не знаю, зачем убила она наших лошадей. Только я ее трогать не трогал и обижать не обижал, солгал Нику и, конечно, скрыл от товарищей, что он бросал в кешалию камнем.
Что же мы будем теперь делать? спросил Тодор.
Придется идти в деревню и привести других лошадей, ответил Джован. Не оставлять же телеги с дровами в лесу. Пойдемте скорее, а то мы и до ночи не управимся.
Пошли цыгане в деревню. Путь в деревню лежал мимо скалы, возвышавшейся у подошвы горы, на самой опушке леса. Когда цыгане проходили мимо этой скалы, Нику взглянул на ее вершину и увидал на ней трех кешалий.
Стойте! закричал он Джовану и Тодору, указывая на кешалий. Вот они, злодейки. Погодите, негодные! Я вам покажу, как убивать чужих лошадей! Жаль только, что я не знаю, которая из вас бросила камень!
Что ты делаешь! воскликнул в ужасе Джован, увидав, как Нику замахнулся топором.
Бросился к нему Джован, но было уже поздно. Изо всех сил пустил Нику топором в кешалий. В них он, разумеется, не попал. Топор не долетел и до половины скалы. На этот раз не спасся Нику. Громадный камень, брошенный одной из кешалий, упал на Нику. Земля дрогнула от его тяжести. Едва успел отскочить Джован. Тяжелый камень накрыл Нику, и он погиб, не успев даже вскрикнуть. Кешалии же скрылись. Обезумев от ужаса, бросились бежать в деревню Тодор и Джован. Взбежали они, чуть не задохнувшись, на невысокий холм, за которым была деревня. Смотрят, а вся деревня в огне, и дым густым, черным столбом подымается к самому небу.
Смотри, Тодор, деревня горит! всплеснув руками, закричал Джован. Теперь мы с тобой нищие! Все у нас погибло!
Бежим скорее, может быть, удастся хоть что-нибудь спасти! крикнул Тодор и побежал с холма. Джован бросился за ним. Он догадывался, что это мстят кешалии.
Когда Джован с Тодором прибежали в деревню, то увидали, что о спасении чего-либо из пожитков и думать нечего. Вся деревня была сплошным морем огня. Все жители ее бежали в поле, чтобы хоть самим-то остаться в живых и не погибнуть в разбушевавшемся пламени, раздуваемом вдруг поднявшимся ветром.
Стали Джован и Тодор расспрашивать, как это могло случиться, что деревня запылала сразу со всех концов. Один старик рассказал им:
Всего только каких-нибудь полчаса тому назад сижу я у двери моего дома, вдруг вижу: идут три женщины в белых одеждах, а волосы их развеваются за ними длинной пеленой. Сразу узнал я в них кешалий. Ну, думаю, это не к добру. Только подумал, как взмахнет одна из кешалий рукой и запылал дом моего соседа Дарежа, да сразу от земли и до крыши; насилу жена его успела выбежать из дома. Потом загорелся следующий дом, за ним еще и еще дом. Как шли кешалии по деревне, так и загорались все дома, все постройки от одного взмаха их рук. И за что только разгневались на нас кешалии? Уж не оскорбил ли их кто-нибудь из нашей деревни? Вот они нам и отомстили.
Рассказал тогда Джован, что случилось с ними в лесу и как погиб Нику. Все в деревне решили, что кешалии сожгли деревню, мстя за оскорбление, нанесенное им глупым Нику, бросившим в них топор. Про свою же встречу с кешалией Тодор не рассказал, чтобы не подумали его односельчане, что и он виноват во всеобщем бедствии.
Два цыгана и королева кешалий Ана
Шли как-то раз два цыгана, Марко да Никош, по лесу в горах. Оба цыгана были бедные и шли в город искать работы. День был жаркий. Притомились цыгане и сели отдохнуть под тенью высокого бука на камень. Только сели они, как увидал Никош у самого камня большую безобразную жабу, которая медленно ползла к кустам, разросшимся у дороги.
Смотри-ка, Марко, сказал Никош. Вот так гадина, да еще толстая какая. Этаких жабищ я и не видывал. Погоди-ка, я раздавлю ее.
Никош вскочил с камня и занес уже ногу, чтобы наступить на жабу, как Марко схватил его за рукав и сказал:
Оставь ее, Никош, пусть ползет, ведь вреда она никому не делает, за что ее давить?
Никош послушался и сел на камень. Оба приятеля стали наблюдать за жабой, как она, едва передвигая толстые лапы, ползла в траве между камнями и наконец скрылась в кустах.
Отдохнув, цыгане пошли дальше и вскоре забыли про большую безобразную жабу. Долго шли по горам Марко и Никош. Стало темнеть. Ночь приближалась. В горах становилось все неприветливее, как-то жутко. До города было далеко, а жилья кругом не было видно.
Придется нам заночевать в горах, сказал Никош.
Да, придется, но это еще не беда, ответил Марко, а беда, что есть хочется до смерти, а есть-то у нас нечего, и хлеба попросить не у кого.
Что поделаешь, видно, судьба нам лечь сегодня на тощий желудок, да еще в лесу, сказал печально Никош. Расположимся хоть здесь, под деревом.
Нет, погоди, продолжая шагать по дороге, сказал Марко, подымемся раньше на эту горку, теперь до ее вершины недалеко; посмотрим, не увидим ли мы деревни.
Что ж, пойдем. Только напрасно идти дальше, все равно ничего не увидим. Видишь, как быстро темнеет. Когда мы взойдем на гору, и в десяти шагах ничего не будет видно.
Ну, пойдем все-таки, может быть, блеснет где-нибудь огонек.
Приятели стали подниматься в гору. Когда они взошли на нее, стало почти совсем темно. Черные тени лежали в долинах. Кое-где тянулся серыми полосами туман. Да далеко-далеко чуть розовела вершина какой-то горы. Стали присматриваться цыгане. Нет, ничего не видно! Долго стояли они так и уже хотели спуститься с горы, дойти до небольшого лесочка у ее подошвы и заночевать там, как вдруг Никош воскликнул, указывая рукой на долину, окутанную густыми сумерками:
Смотри, Марко, не огонь ли блеснул вон там!
А ведь правда огонь! сказал Марко, присмотревшись. Идем скорее! До полной темноты мы успеем еще добраться до него. Под гору идти легче.
Была уже темная ночь, когда цыгане пришли к большому черному дому, одиноко стоявшему на каменистой площадке. С удивлением рассматривали приятели этот дом.
Что это за домина, прошептал Марко, какой громадный да черный весь. Не случилось бы с нами чего. Кто знает, что за люди живут в нем.
Да кому мы с тобой нужны, и взять-то у нас нечего, тоже шепотом ответил Никош. Постучи-ка в дверь и попроси подать нам хлеба.
Постучали цыгане и попросили хлеба. Дверь в дом отворилась, и ласковый женский голос пригласил их войти. Вошли цыгане. Красивая стройная девушка провела их в богато убранную комнату. Посередине стоял стол, сплошь уставленный драгоценной посудой; по стенам на резных полках стояла золотая и серебряная утварь; тяжелые шелковые занавеси закрывали окна; большая люстра с восковыми свечами ярко освещала комнату. Такого богатства и во сне не снилось цыганам. Словно окаменев, остановились они в дверях, озираясь по сторонам, и боялись войти в комнату.
Не бойтесь, сказала девушка, идите, садитесь за стол, ешьте и пейте, а потом мы вас и спать уложим.
Не заставили себя долго упрашивать цыгане. Сели они за стол и принялись уписывать за обе щеки все, что было на нем поставлено, а девушка прислуживала им. Когда цыгане были уже так сыты, что кусок не лез им в горло, открылась дверь и в комнату вошла высокая, величественная женщина, с белыми, как снег, волосами. При ее появлении цыгане встали и низко ей поклонились они поняли, что это хозяйка дома.
Сидите и ешьте, сказала она. Довольны ли вы вашим ужином?
Да мы не знаем, как и благодарить-то тебя за него! в один голос ответили Марко и Никош. Ни разу в жизни не едали мы так, как сегодня.
Только не знаем мы, госпожа, кто ты и как зовут тебя, чтобы век поминать за твою доброту к нам, прибавил Марко.
Ты хочешь знать, кто я? Я королева кешалий Ана. Уже второй раз встречаемся мы сегодня.
Как второй раз? воскликнули цыгане. Да мы за весь день никого не видали в горах, а тебя-то, королева Ана, уж конечно, видим первый раз в жизни!