Ты кто?
Я ваш новый сосед. Извиняюсь, что уставился, но не могу же закрыть окно, чтобы не видеть вас.
Глазей сколько влезет. Вот смотри!.. Красивая грудь? Я дома. Ты откуда?
Из Ленинграда.
Это где?
Я из Советского Союза.
Где это?
Ммм А Россию знаете? Слышали о царе Петере?
Русланд? Бьюсь об заклад, тебя зовут Иваном.
Да. А я бьюсь об заклад, что если у вас есть друг, то он Ян.
Да, мой бой-френд Ян. А я Ким.
Вы всегда голая?
Нет, ню я только дома. Одеваюсь на работу. Работаю внизу, в магазине, Ким показала пальцем вниз. Заходи и что-нибудь купи.
Вы много зарабатываете?
По-разному. Есть сезон и вне сезона.
Но сколько вам платит хозяин?
Я сама себе хозяйка. Магазин мой.
Соседка не видела ничего постыдного в таком домашнем наряде. Она не проститутка, а хозяйка магазинчика, думал я. Просто так живёт. Ходит дома голой. Что в этом странного? Это не Советский Союз, Ваня. Надо привыкать к голландским нравам.
Вечером я увидел, как к ней пришёл бой-френд. Ким встретила его в коротком халатике, но Ян скинул его и немедля принялся за дело. Соседка показывала невиданное для советского человека умение. Я взял видеокамеру и начал снимать. Через некоторое время Ким раскрыла глаза и увидела наставленный на неё объектив. Она подбежала к окну.
Никакой съёмки! она задёрнула занавеску
На другой день я зашёл к ней в магазинчик, оказавшийся приятно пахнувшей барахолкой, и купил копеечный галстук, похожий на верёвку, и машинку «Самсон» для скручивания папиросок. Ким угостила меня дрянным голландским кофе, от которого меня тошнило, но я никогда от него не отказывался, чтобы не обижать хозяев.
С того дня наши отношения можно было называть добрососедскими. Я всегда мог спросить Ким, что и где можно найти в Амстердаме, а городские новости и сплетни она вываливала на меня сама, стоило лишь выглянуть в окно. Соседка была для меня справочником и газетой.
Сейчас нагая Ким курила у окна и глазела на улицу. Голая грудь дерзко торчала над сложенными руками.
Ким, привет! Худеморхен.
Хай, Ваня.
Мне нужна газета бесплатных объявлений.
Ким встала и принесла газету.
Вот, лови!
Она швырнула мне газету, но та не долетела до моего окна и, рассыпаясь листами, рассеялась по улице. Это Ким не обескуражило. Она принесла вторую, свёрнутую в трубочку и перетянутую резинкой.
Держи, Ваня!
Газета стукнула меня по носу. Следом в окно залетела ручка. Заварив кофе, я уселся у окна. Это была «Виа-Виа», популярное издание объявлений со всех концов страны. Машин были сотни, и разобраться в этом хаосе было непросто. Наконец, мой взгляд остановился на коротком резюме. «БМВ-525 инжектор. Цвет бордо. Кожа. Минимальный пробег. Отдаю только в хорошие руки. 10000 гульденов. Барт. Наймеген».
Ким, сколько ехать поездом до Наймегена?
Два часа. Это далеко, на немецкой границе. Я в магазин. Заходи, что-нибудь купи.
Ким стала одеваться и прихорашиваться перед зеркалом, а я взялся за телефон.
Менеер Барт? Худеморхен, я по объявлению. Автомобиль продан?
Вы прочли, что продаю его в хорошие руки? ответил густой голос.
Да, менеер Барт, прочёл. Именно потому звоню.
Я слышу арию Поллиона из «Нормы». Вы любите оперу? На каком канале трансляция? Хочу послушать И зовите меня просто Барт.
Это не трансляция, Барт. Это мой сосед, солист Стоперы, а сегодня там премьера.
О, как жалко, что не могу приехать. А вы идёте на «Норму»?
Я бы сходил, но занят с головой поиском приличной пятой «БМВ» с инжектором, цвета бордо и минимальным пробегом. Точно такую, как ваша.
Что ж, раз так Машина мне дорога, я её берёг. Состояние ажур Я должен посмотреть на вас, но вечером на неделю уезжаю в Германию. Вы можете приехать до семи часов? Вам придётся пропустить Беллини
Да, я буду. А Беллини не убежит он всегда в моём сердце. Как поётся в «Норме»: «Не решусь я никогда наш храм оставить»
Бог мой, вы поёте, словно Рубини, похвалил меня Барт. Приезжайте. Жду вас.
Что-то мне подсказывало, что это объявление для меня. Барта следовало убедить, что его машина попадает в хорошие руки. Я должен немедленно ехать в Наймеген.
Записав адрес, я начал собираться. Белая шёлковая сорочка и самый строгий тёмно-синий костюм Оглядевшись в зеркале, я повязал приличный галстук в золоте с синим и довершили картину соломенной шляпой и тёмными очками «Диор» в черепаховой оправе. Ещё раз осмотревшись в зеркале, я сбежал вниз и зашёл к Ким
В магазинчике Ким густо витал тяжёлый аромат парфюма. Слева по стене шёл ряд с поддельными дорогими джинсовыми марками, справа висело дамское барахло. Ким сидела за конторкой, закинув ноги на прилавок, и полировала ногти. За её спиной был стенд с разной мелочью.
Хай, Ким. Как я выгляжу?
Как настоящее дерьмо, Ваня. Это твой стиль. Видно, что приехал из провинции. Или из Советского Союза. Ни капли вкуса. Ужас И зачем таких впускают в Схипхоле?
Она скорчила рожицу, затем подошла, сдёрнула с меня галстук и забросила его в мусорную корзину.
Это «Диор», Ким
«Диор» на тебе словно седло на корове, отрезала соседка. Ужасный фасон.
Вильнув бёдрами, Ким скрылась в подсобке. Через миг она принесла оранжевый галстук, повязала его и толкнула меня к зеркалу. С этим галстуком я выглядел дерьмово, но очень по-голландски. Я был сам себе противен.
Вот сейчас ты красавчик. С тебя шестьдесят гульденов, сказала Ким.
Эта мерзкая оранжевая тряпка не стоит и гульдена, Ким. Вот, возьми четвертак по-соседски.
Нет, Ваня. Цена шестьдесят. А по-соседски пятьдесят. И не благодари. Это в знак дружбы.
Прима, Ким. Сейчас бери двадцать пять, остальное завтра. Мне надо переварить дикий голландский колорит.
Может, в Ленинграде не поймут, но здесь все девицы твои. Как говорят голландцы хоть чем-то ты будешь напоминать мужчину. Ха-ха-ха Привыкай, Ваня.
Худ, Ким. Позвони на вокзал и спроси время поезда в Наймеген.
Ким позвонила.
Сегодня воскресенье, Ваня. На дороге ремонт, и поезда ходят с большими промежутками. Ближайший рейс через двадцать минут, а следующий вечером в семь.
Ни одного рейса до вечера? Я успею на метро, Ким?
Ваня, ты совсем не ездишь подземкой? Наша станция уже месяц, как закрыта на ремонт.
Боже, в первый раз мог проехаться в голландском метро, и такая незадача. А велосипед привязан у королевского дворца. Ким, вызови такси!
Какое такси, Ваня? Лучше беги! Вокзал рядом, а наша улица не проезжая. Потому на такси доберёшься за полчаса, а добежишь за пятнадцать минут. Ты беги через красные фонари. Успеешь, если не будешь глазеть на голых девиц в витринах. Вот Полюбуйся, чтобы не отвлекаться
Ким вывалила из выреза грудь, потрясла ею и вытолкала меня на улицу.
II.
Старая Верхняя улица с нашей стороны не проезжая, повсюду висят запрещающие знаки. Никогда не видел на ней машин, но сейчас за спиной резко завизжали тормоза. Я обернулся и в тот же миг уткнулся лицом в капот зелёного автомобиля.
За рулём сидел высокий худощавый голландец средних лет, спокойно, без тени беспокойства или тревоги смотревший на меня серыми, пронзительными глазами.
Садитесь и едем, или отойдите с дороги, невозмутимо промолвил он.
На шум выскочила Ким.
Ваня, ты цел? Что стоишь столбом? Садись в авто! закричала она.
Спешка приводит к аварии. Куда отвезти вашего сынка, мифрау? вежливо осведомился водитель. В госпиталь?
Идиот! Не остри, а во весь дух мчи к поезду до Наймегена. И попробуй не успеть!
Водитель открыл переднюю дверь, и я упал рядом с ним.
Держите свои очки, отрывисто сказал водитель и завёл мотор.
Машина резко рванулась назад, и я ударился лицом о переднюю панель. Под звуки итальянской канцоны, рвущейся из колонок, мы лихо мчались задним ходом по узенькой Старой Верхней. Прохожие в панике отпрыгивали, а велосипедисты спешивались и жались к стенам домов. Вслед неслись проклятия, но сладкий голос из колонок заглушал их, превращая жестикуляцию прохожих в кинематографическую ленту.