Такой я свою жену не видел давно, если вообще когда-нибудь видел. Во всяком случае ничего из ее сегодняшнего туалета в нашем шкафу не было, значит, приоделась она уже после моего скоропалительного бегства. А такой макияж последний раз накладывала перед выходом на презентацию сериала «Спящие», проходившую в отеле «Рэдиссон-Славянская».
К чему, интересно, весь этот маскарад?
Я поднялся, с шумом отодвинув ногами стул, вышел навстречу. В ожидании Веры я готовился произнести дежурные фразы вроде «прекрасно выглядишь» или «ты, как всегда, в полном порядке», но, увидев ее, я понял, что они будут звучать как эпитафия на свадьбе. Вместо этого я сказал:
Охренеть. Ты прямиком из салона?
Вера наградила меня снисходительной улыбкой.
Это лучший комплимент, который можно услышать от писателя. Вторую фразу я опущу. Привет, дорогой.
Она подставила щеку для поцелуя. Я чмокнул. Ощущения были странные, будто я поцеловал сестру. Хотя сестры у меня нет, и я не знаю, каково это, но супруги точно так не целуются.
Я принял от нее жакет, повесил на стойку рядом с нашим столиком, помог сесть. Вера принимала эти нехитрые ухаживания подчеркнуто протокольно, словно не были мы женаты черт знает сколько лет, не вырастили двоих детей и никогда не видели друг друга сидящими на унитазе. Я задался вопросом: так бывает у всех разведенных, или это мы с непривычки встаем в позу?
Пока ничего не заказывал, начал я, ждал тебя. Вот меню, выбирай.
В прежние годы ты не стеснялся, отметила Вера, открывая кожаную папку. Однажды назначил свидание, и к моменту, когда я пришла, уже прилично разогрелся шампанским. Помнишь?
Я смутился. Да, память меня не подводила к сожалению.
Это было третье свидание. На первом и втором я вел себя пристойно.
Зато на третьем затащил меня в постель
Я опешил. Рука, которой я собирался подозвать официантку, зависла в воздухе.
Это черт знает что такое. Вот зачем так? Что за постоянная потребность подкладывать кнопки на стул? Я понимаю, что у нас обоих найдется масса поводов для укусов, но надо же чувствовать момент, когда лучше жевать, чем говорить.
Впрочем, я сам легко завожусь.
Не помню, чтобы ты сопротивлялась. И в постели тогда ты не была похожа на монашку, которая забыла, как это делается.
Мы уставились друг на друга, как два игрока в покер. Разница заключалась лишь в том, что мы оба знали, какие карты на руках у соперника. Кто решит поднять ставку, а кто спасует?
Вера выдохнула первой. Плечи ее опустились, по лицу пробежало облачко грусти. Теперь она была больше похожа на себя прежнюю.
Ладно, Макс, извини, глупости говорю.
Забыли. Я наконец подозвал официантку.
Понимаешь, Прудников накрутил. Баланс у него не сошелся. Сократил всех, до кого смог дотянуться, но я не волшебница.
Ты не волшебница, но первоклассный экономист, и если он за десять лет этого не понял, то ему пора на покой. Сколько ему, кстати?
Шестьдесят два. И никуда он не уйдет, Москва его ценит. У нас самый успешный филиал в России. Во всяком случае пока
пока у них есть ты, закончил я.
Вера как-то нехорошо усмехнулась. На комплименты реагируют иначе.
Еще немного, и я начну хвалить твои книги.
Для начала тебе придется их прочесть. Хотя бы одну.
Мы снова замерли. Еще слово и мы вернемся к «покеру»
но в следующую секунду оба рассмеялись. Смех был чистым, расслабляющим.
Вера заказала себе трехслойный латте и медовое пирожное, я остановил выбор на чае и блинчиках с мясом. Я беспокоился, что она попросит бокал своего любимого красного сухого, но Вера ни взглядом ни словом не намекнула, что желает придать нашей встрече налет романтичности. Меня это вполне устраивало.
Когда официантка удалилась, забрав папки с меню, Вера сделала неожиданный жест: она протянула руку и накрыла мою ладонь своей.
Еще раз с днем рождения, Макс. Я надеюсь, что ты не воспринимаешь мое поздравление как дежурный ритуал в память о былых заслугах.
Ни в коем случае.
Хорошо. И вот что у меня есть для тебя. Она полезла в сумочку, висевшую на спинке стула. Ты, возможно, удивишься, потому что дважды одну и ту же вещь дарят только хитренькие дети, но мне кажется, что мой подарок снова актуален.
Вера выложила на стол длинный прямоугольный сверток из блестящей синей бумаги со звездочками. По размерам он был похож на слиток золота, только с небольшим полукруглым откосом по длине.
Разверни.
Я взял сверток. Внутри была какая-то коробочка, довольно увесистая. Я был заинтригован. Дубль старого подарка? Какого? И почему он вновь актуален?
Слишком много вопросов, милый, улыбнулась Вера. Она прочитывала меня по глазам.
Я аккуратно развернул упаковку (рвать на лоскуты такую красивую оберточную бумагу в присутствии дарителя было бы невежливо), с трепетом отложил ее в сторону
и обомлел.
Прах тебя побери, Шилов!
Я поднял взгляд на Веру. Она смотрела на меня с каким-то нездоровым удовлетворением. Так смотрят родители подростка, предъявившие на опознание порнографический журнал, найденный под его матрасом.
В руках у меня был футляр серого цвета, с мягкой прорезиненной поверхностью и откидывающейся покатой крышкой, на которой был изображен тисненный золотом логотип компании «Parker». У меня задрожали ресницы, а по груди разлились одновременно тепло и холод.
Веру забавляла моя реакция.
Откроешь?
Я откинул крышку. Вот она, чертовка, лежит себе как новенькая, сверкает. Перьевая ручка «Parker Sonnet» с золотым пером. Подарок моей жены по случаю выхода первого романа «Плей-офф».
Я поставил футляр на стол. Отвернулся к окну. В просвете между плотными коричневыми портьерами я видел ноги прохожих в джинсах и кроссовках, в легких туфельках и даже сапогах. Такие разные и смешные. Оказывается, можно многое сказать о людях, изучая лишь ноги и походку.
Ты здесь? поинтересовалась Вера.
Я вернулся, покашлял, прочищая горло.
Да, здесь Где ты ее нашла?
Там, где ты ее спрятал.
Спрятал?
Ну, дорогой, если считать, что дальний угол шкафа за старыми книжками самое место для вещи, которой регулярно пользуешься, тогда ты просто хранил ее там. Но мне кажется, что все-таки прятал.
Вера больше не улыбалась. У меня желание изображать благостность тоже испарилось. Стало как-то грустно.
Юная официантка принесла наши заказы. Ловко управляясь с большим подносом, она расставила на столике чашки и тарелки, напоследок улыбнулась и попросила не стесняться, если потребуется что-то еще. Вера молча приступила к кофе. А я мешал ложечкой сахар в чае и размышлял.
Я совсем забыл об этом золотом «паркере». Точнее, он не был для меня особенным фетишем, хоть я и неравнодушен к хорошей канцелярии. Он с самого начала «не вписался в мою руку». Ручка, безусловно, роскошная и, мать ее, дорогая дороже продвинутого смартфона, но я успел сделать ею лишь несколько коротких записей в рабочем дневнике. Я даже не успел израсходовать комплектный картридж с чернилами. Что же было не так?
Я знал ответ. А теперь его захотела узнать и Вера.
Почему ты от нее избавился? спросила она, пристально глядя мне в глаза. Я никогда не мог выдержать этот взгляд, почти всегда пасовал. Но сегодня решил высказаться.
Знаешь, милая, что самое важное для писателя? Не тишина и покой в доме, не количество проданных книг и не благодарность читателей. Точнее, все это тоже важно, но куда важнее для него признание близких. Даже если он много лет пишет рассказы, которые никто не хочет печатать. Кстати, почти все авторы с этого начинают
Вера начала хмуриться, опустила взгляд на бокал с латте.
Я вполне устраивал тебя, когда работал на подхвате в разных изданиях или редактировал чужие мемуары и диссертации. Да, это были неплохие деньги, но они слабо утешали мое самолюбие. Ты на моем фоне была очень успешной, благополучной, правильной и нормальной, и на мои забавы с литературой смотрела со снисхождением. Мол, пусть балуется в свободное время. Кто-то из мужиков в гараже пропадает, кто-то на рыбалке, а мой что-то пишет по ночам. Такой смешной, ей-богу, ладно хоть не пьет