Понимаешь, важно, чтобы людям было у нас хорошо. Чтобы даже в пик сезона они не чувствовали, будто живут посреди пылающего муравейника, в который превращается летом наш город, говорила мне Ольга, когда Боря с Вадимом ушли курить. И в этом смысле я рада, что мы не рядом с морем. Здесь тихий центр, и зелено, и постоянно что-то цветет. Мы с Вадиком в этом районе выросли, нашу школу отсюда видно В общем, тут классно даже летом.
Отличный слоган, заметила я. Нормальным людям понравится.
Вот-вот! Это и есть отель для нормальных людей, Ольга обрадованно надавила на мою руку у локтя, аж больно стало. Потребности нормальных людей редко учитываются, а им не так уж много надо.
Например?
Например, удобные матрасы и подушки. Хорошая звукоизоляция в номерах чтобы жаворонки и совы друг другу не мешали. Потом завтраки весь день, к слову о жаворонках и совах. Еда в номер по той же цене, что и в кафе. Кнопка вызова горничной: нажимаешь, когда нужно, а в остальное время тебя по умолчанию не беспокоят и в дверь не ломятся. Номеров тринадцать, все они разные по дизайну и у каждого своя изюминка: где-то большая терраса, где-то выход на крышу Вся техника работает, ничего не болтается и не протекает. Халаты, тапочки, щетки-пасты и прочие маленькие радости всегда, что называется, в наличии. Пульт от кондиционера лежит на видном месте, и в нем есть батарейки. В ванной стоит эко-косметика, которую нам делают прекрасные чуваки, у них свое маленькое производство. Ну, и персонал, конечно. Я всех кандидатов собеседую сама и смотрю, способны ли они поддержать разговор и можно ли их к людям пускать.
Официанта Афанасия тоже собеседовала? поинтересовалась я.
Афанасий парень Василисы. По блату сюда попал, улыбнулась Оля. Но мальчик замечательный. Он еще у Пети учится готовить, Петя наш шеф-повар. Приехал, представляешь, из Питера, потому что там замерз
Интересно, сказала я. Я только сейчас поняла, что здесь все именно так, как ты говоришь. И матрасы с подушками, и тишина, и пульт от кондиционера сразу нашелся и заработал. Но я это, откровенно говоря, принимала как должное.
И хорошо! засмеялась Оля. Вот если бы что-то было не так, ты бы обязательно заметила.
Это правда, согласилась я. Как-то захотелось вас срочно везде пиарить. А то ведь не узнают в Москве об отеле «Журавленок». Кстати, откуда это название?
Из Крапивина! А кафе называется «Молнии». Мы вывеску повесили, а вот на дверях написать не успели Это моя любимая крапивинская книжка «Журавленок и молнии».
И моя, призналась я. «Потому что гром это не страшно, это уже после молнии. Если слышишь, как гремит, значит, молния ударила мимо».
Господи, как же хорошо, что ты одумалась! Оля схватила меня, оторопевшую, за обе руки. Ты ж совсем наша. Совсем родная. Не мучь только больше Борьку, он тебя так любит, а никого другого, считай, не любил.
Тут вернулся никого-считай-не-любивший Борька в сопровождении Вадима, и мы решили выпить розового шампанского. Логичное же решение после гарначи, грилло, монастреля и парочки неучтенных совиньонов. Допивая второй бокал под сырный комплимент от шеф-повара Пети, я вдруг вспомнила, что за сутки так и не рассказала сестре Антонине, как у меня дела. «Извини, что пропала. Ела охрененный стейк и форель. Знакомилась с Кузнецовыми. Возможно, напилась», написала я. «Я привыкла: раз не пишешь, значит, все хорошо», ответила сестра. И тут я вспомнила, что должна была сегодня лететь в Москву примерно в то время, когда выспрашивала официанта Афанасия-Бенедикта про пашот и круассаны. «Спасибо вам», написала я сестре Антонине, имея в виду все сразу.
Мы допили брют, я категорически отказалась от десерта, объяснив это скромной грузоподъемностью лифта.
Эх ты, покачала головой Кузнецова. Наша Васька копит деньги на кондитерские курсы в Париже. Вот вернется, наделает эклеров, попробуй тогда не попробовать!
Кстати, éclaire по-французски «молния», заметила я. Видимо, шампанское разбудило во мне дремлющее знание французского.
Она еще на разных языках говорит! в очередной раз восхитился мной Кузнецов.
Много я получила тогда комплиментов, и не только от шефа. Боря в тот вечер говорил мало по крайней мере, для себя обычного. Смотрел на меня, улыбался, слушал, был рядом. Как же это приятно, оказывается когда кто-то настолько с тобой.
Может, пойдем? шепнула я ему, пока Кузнецовы отвлеклись на разговор с бледным (видимо, еще не отогревшимся) шеф-поваром Петей из Питера.
Боря ответил взглядом да, идем. Встал, большой и внушительный, и шумно начал прощаться с друзьями и благодарить шефа. Я тоже поднялась с места отметив с удивлением, что довольно хорошо держусь на ногах для человека, полировавшего красное игристым.
Наполняло меня не вино, а счастье.
Чувствуя себя красивой, любимой и очень легкой, я направилась к лифту. Практически полетела. И с размаху вошла лицом в стеклянные двери кафе «Молнии».
Гром это не страшно.
Сначала я не поняла, что произошло. Удивилась только, что уже никуда не иду. Потом услышала нестерпимый гул, как будто в гонг над ухом ударили, и почувствовала: больно. Больно всей правой стороне Жозефины. Успела подумать: а ведь правая моя выигрышная, «рабочая» сторона.
Потом вокруг меня все забегали и запричитали. Пытались отклеить от лица мои руки, которыми я его защищала. Я сопротивлялась и рук не отпускала и чтобы от меня отстали, уткнулась Боре в грудь. Он меня очень аккуратно обнял, отгородил от всех, дистанцировал. Где-то далеко говорили люди, до меня доносились обрывки фраз: «лед неси уже», «отойдите от нее», «да я просто», «нос-то цел?». Насчет носа я тоже беспокоилась оттого, может, и держалась за него. Еще глаза. Хотелось бы, чтобы их все еще было два. Постепенно сквозь пелену стали проступать достаточно четкие мысли. Я не слышала звона стекла, потому что меня оглушило или потому что оно не разбилось? И если не разбилось, значит, порезы исключены? Я отодвинула руки, ладонями осторожно потрогала лицо. Нос на месте. Под ним не мокро, крови нет. Глаза есть, оба. Вот под ними мокро но это, похоже, слезы. Или дождь: после грома и молний бывает гроза.
Я зашевелилась в коконе, который соорудил для меня Боря, и он чуть расслабил руки. Я повернулась к людям. Ольга Кузнецова смотрела на меня с испугом, но я заметила, как на лицо ее постепенно снисходит радость и облегчение. Хороший знак. Она бросилась было ко мне, но Боря выставил руку вперед: пока нельзя.
Прости, Жозефиночка, говорила Оля. Дура я, рассказывала тебе, как у нас тут все хорошо продумано А на двери ничего не успели написать, и вот. Ужас!
Хватит голосить, вступил Вадим Кузнецов. Сегодня же напишем! Прямо ночью. Чего уже себя ругать, без толку.
Я поняла, что он так защищает жену. И решила ему помочь:
Не надо ночью. К следующему моему приезду напишите на стекле слово «Выход». Ну или слово «Дверь», для одаренных. А пока я и так запомню.
У тебя что-нибудь болит? спросил Боря, пока остальные растерянно смеялись.
Я не чувствую половину лица, это минус. Зато реально видела молнии в кафе «Молнии»! Уникальный экспириенс, как сейчас пишут.
Я улыбнулась Боре снизу вверх: мол, ничего, можно смеяться, гроза миновала. Ольга Кузнецова все-таки ко мне прорвалась и, ежесекундно извиняясь, стала прикладывать пакет со льдом к моему лицу. Один раз приложила к коленке на всякий случай. Весь остальной персонал отеля «Журавленок» суетился и спрашивал, чего я хочу кофе, воды, спать, гулять или (я четко расслышала!) козинаков из кунжута.
Я почувствовала, что лицо деревенеет и опухает, и, пока карета совсем не превратилась в тыкву, решила удалиться. Боря кинулся открывать передо мной стеклянную дверь. Вадим Кузнецов подошел и зачем-то завернул меня в огромный плед. Такой миловидной юртой я и шагнула в лифт. До тринадцатого номера мы с Борей добрались без приключений.