Джина рассмеялась, и вновь зазвенели хрустальные колокольчики.
- Можно говорить громко, - сказала она, - Больше никому не помешаешь.
- А что это было? - спросил Калинов.
- Мы придумали интерес.
- И что теперь?
- Увидишь.
- А я хотел охоту на тиранозавра, - громко сказал высокий белобрысый юнец, одетый в тигровую шкуру. - Представляете, море крови!..
- Тебе бы везде море крови, - сказала Джина. - Дай волю, так ты бы весь мир в море крови превратил.
- Брось ты с ним, Джина, - сказала маленькая черноволосая девушка. - Его интерес еще никогда не выигрывал.
Белобрысый прищурился.
- А я не теряю надежды, - сказал он надменно. - Рано или поздно это произойдет.
- К сожалению, Вика, он прав, - сказала Джина маленькой брюнетке. - И когда это произойдет, я уйду и больше не вернусь. Уж лучше сидеть дома!
Белобрысый сжал кулаки.
- Вот и сиди дома! - зло крикнул он. - Пусть тебе мамочка розовым платочком сопли вытрет, лахудра рыжая! А мы уж как-нибудь без тебя, по-мужски...
- Сидел бы ты, мужчина, - сказал Калинов. - Научись сначала женщин уважать. "Мы"... "по-мужски"... Тоже мне, витязь в тигровой шкуре!
Белобрысый стремительно вскочил на ноги. Калинов усмехнулся и тоже поднялся с травы.
- Это еще кто тут голос подает? - сказал белобрысый. - Кому надоело ходить здоровым и невредимым? - Он смерил Калинова с ног до головы уничтожающим взглядом. - Детка, я же из тебя кисель сделаю, с хлебушком съем. - Он подошел к Калинову, навис над ним и брезгливо взял его двумя пальцами за кончик носа. - Остынь, мальчик, а то сейчас пар сзади повалит!..
И тут Калинов ударил его, ударил коротко, без замаха, даже не ударил - ткнул ладонью правой руки, и белобрысый вдруг переломился пополам, словно сдвинули друг к другу ножки циркуля, и повалился на бок. На лице у него появилось выражение неподдельного изумления, и тут же глаза его закрылись. Как будто человек прилег на минутку отдохнуть.
- Ты убил его? - с испугом воскликнула черненькая Вика.
- Да нет, - сказал Калинов. - Таким ударом не убьешь... Так, успокоил слегка. - Он коротко взглянул на Джину.
Джина презрительно смотрела на лежащего белобрысого.
- Не хочу я его здесь больше видеть, - сказала она с отвращением и вопросительно посмотрела на окружающих.
И вдруг белобрысый исчез, словно его здесь и не было. Только послышался негромкий шелест, будто ветерок кубарем прокатился по травке. Калинов застыл на месте.
- Спасибо, друзья! - сказала Джина.
- Не за что, - сказал курчавый парень в тунике и сандалиях. По-моему, этот тип и так уже всем надоел. Надо было еще раньше выгнать.
Он подошел к Калинову и потрепал его по плечу.
- А ты ничего, новенький! Я бы с тобой в разведку пошел... Клод. - Он подал Калинову руку.
- Саша, - сказал Калинов. - Куда он делся?
- Вампир-то?.. Отправился домой. Больше он не появится. По крайней мере, пока мы здесь.
И тут вдруг затрещало, как будто кто-то быстро-быстро заколотил палкой по дереву. Калинова сбили с ног, он сунулся носом в траву и чуть не захлебнулся, вздохнув, потому что вместо травы под ним оказалась грязь, какая-то липкая жижа, и от жижи этой так отвратительно пахло, что его чуть не стошнило. И солнца уже не было на небе, а была черная беззвездная ночь, и сверху сеялся мелкий холодный дождик, мгновенно пробравшийся за воротник кольчуги и растекшийся пошлине маленькими ручейками, а может, это был и не дождь вовсе, а холодный пот, потому что, кажется, их ждали. Во всяком случае, круглые пальцы прожекторов плясали по равнине, и каждый раз, когда они приближались, приходилось въезжать носом в грязь. И не шевелиться.
А потом опять затрещало, и высоко над головами визгливо прочирикали пули. Стреляли с вышки, которая приткнулась к колючей проволоке справа, приземистая и раскоряченная, словно табуретка на кривых ножках. Самонадеянные строители поставили ее по эту сторону... Впрочем, с какой стати они должны были опасаться нападения извне?
- Замрите! - негромко скомандовал Клод.
И они замерли. И, лежа в липкой жиже, дождались, пока успокоится охрана. Пулеметчики перестали палить в белый свет. Лучи прожекторов поплясали-поплясали, тупо уткнулись в тяжелый столб дыма, повисший над крематорием, и погасли. Где-то коротко тявкнула собака. От сторожевой вышки донеслись звуки губной гармошки, наигрывающей какой-то до одурения знакомый мотив. Ветер принес издалека обрывки заунывного колокольного звона. На вышке вдруг загоготали, и грубый голос прошелся насчет штанов какого-то Диего, которые теперь, кажется, потребуют капитальной стирки... Тоже мне, доблестный лейб-гвардеец, переполошил весь лагерь, где только таких нарожали, ублюдков... Хорошо, что комендант нализался как свинья и дрыхнет, и будет дрыхнуть до утра, а то не избежать бы тебе карцера...
- Вперед! - шепотом скомандовал Клод, и они поползли.
Каждый к своей цели. Калинов - к сторожевой вышке справа, Игорь к такой же вышке слева. Джина и Вика тянули мешок с зарядами, чтобы несколькими взрывами пробить проход в рядах колючей проволоки. За ними подтягивались арбалетчики, чтобы, когда грохнут взрывы и пулеметы будут нейтрализованы, рвануться в проход и успеть добежать до барака охраны прежде, чем гвардейцы придут в себя. И быстро и хладнокровно засыпать их стрелами...
А оставшихся в живых офицеров, думал Калинов, мы повесим в воротах лагеря, прямо под словами "Боже! Прости нам грехи наши!", и они будут болтаться в веревочных петлях, которые они приготовили для нас, жирные боровы в оранжевых мундирах, густо пахнущие заморским одеколоном, а мы с удовлетворением будем думать о том, что этим, по крайней мере, грешить уже не доведется... Вот только куда мы денем всю эту ораву освобожденных уродов в истлевших комбинезонах. Куда мы денем всех гниющих заживо, слепых от радиационных ожогов полутрупов, подумал он и тут же отбросил эту мысль, потому что это была не та мысль, с которой ходят на колючую проволоку.
Он подобрался к самому основанию вышки, осторожно встал, чтобы проще было бросать, и достал гранату из кармана. Осталось выдернуть чеку и, дождавшись сигнала, швырнуть гранату туда, наверх, в подарок Диего, сидевшему в испачканных штанах, и неведомому музыканту с грубым голосом. И тут кто-то сказал сзади вкрадчиво: "Салют, малыш!", и сквозь кольчугу Калинов почувствовал, как в спину ему уперлось что-то твердое. Раздался громкий смех, и опять вспыхнули прожекторы, заливая все вокруг ослепительным светом. Как на стадионе. И Калинов понял, что их действительно ждали. Он сжался, соображая, как бы подороже продать жизнь, но тут сзади закричала Джина, и столько муки было в ее голосе, что он на мгновение потерял голову.