Забить фанерой окно, голос Кирилла Гулькина звучал уже несколько иначе, и не извещать полицию.
Почему? поинтересовался Гущин.
Потому что бесполезно, все равно никто никого искать не станет.
Возможно, если бы заявили о проникновении в дом тогда, удалось бы избежать сегодняшней трагедии, невозмутимо возразил полковник Гущин.
Правда? Вы серьезно? на глаза Кирилла Гулькина снова навернулись слезы.
Вы когда видели мать в последний раз? задал Гущин свой традиционный вопрос.
На похоронах отчима в декабре.
Так давно не встречались с любимой мамой?
Я очень занят. У нас фирма на грани банкротства, арбитражи идут один за другим, налоговая за горло берет не успеваем отбиваться. И еще у меня личные проблемы развод с женой, она дочку забрала, не дает мне с ней видеться.
Но вы матери даже не звонили, заметил Гущин.
Мобильный ее проверили? Мне нечего добавить. Да, мы давно не общались. Но у нас были обычные стабильные отношения. Такие сейчас у многих в семьях между детьми и родителями, ответил Кирилл Гулькин.
Полное игнорирование друг друга? полковник Гущин наблюдал за его реакцией.
Кирилл на секунду умолк. Он вспомнил мать В махровом халате с сигаретой в их квартире в старом сталинском доме на улице Правды. Отчим тогда в очередной раз угодил в больницу. Ее скрипучий голос, ее назидательная менторская манера, с которой она общалась лишь с ним, сыном, и никогда с другими, потому что с посторонними она всегда старалась выглядеть обаятельной, интеллигентной, ироничной и мудрой, а вот сыном просто порой помыкала. Он вспомнил, как она тогда затянулась сигаретой, выпустила дым кольцами и заявила ему: «Ты не смеешь диктовать нам с Юрой, как нам жить, как провести остаток нашего совместного бытия, что нам отпущен. Ты невежа и недотепа, ты не достоин ноги целовать Юре, давшему тебе все. Он кормил и содержал тебя много лет. Платил по твоим счетам. Ты упрекаешь меня, что я всегда на его стороне Что я практически раба его. Да, я выбрала его сторону. Я для того и замуж за него выходила, чтобы стать с ним одним целым. Ты тоже мог быть ему не злым пасынком, но любящим, преданным сыном. И в нашей семье все сложилось бы иначе. Счастливо и спокойно. Но ты лишь гадил, ненавидел и портил атмосферу, как вонючий скунс! Хорек!»
Она тогда бросила ему в лицо: Хорек! Словно отвесила оплеуху. И выругалась по-немецки. Она никогда не ругалась на русском, а лишь на французском, немецком и английском. Ее особый неповторимый «шарм», она им кичилась Мамаша маман не любившая его, предавшая его ради ненавистного отчима!
У меня давно своя жизнь, отрезал Кирилл Гулькин. Мама и отчим существовали автономно. Мы не вмешивались в дела друг друга.
Он уже не рыдал. Клавдий Мамонтов видел он внутренне собрался и готов к дальнейшим вопросам.
Дача принадлежит вашей матери? спокойно уточнил полковник Гущин. Нам сказали, что ею владел ваш отчим.
Это его дача, а после его смерти мать ее унаследовала. Но пока документы еще не оформлены.
Сказали еще, что отчим был художником. Но мы во время осмотра не нашли ничего, свидетельствовавшего о его профессии. Кроме граффити на заборе снаружи. Может, на дачу влезли воры в поисках его картин, работ?
Кирилл Гулькин впервые за весь разговор криво усмехнулся.
Художник он малоизвестный. Вы слышали про гения Юрия Авессоломова? Нет. Ну и я нет. До болезни он много лет сотрудничал с издательствами как иллюстратор. Затем вообще не работал, болезнь его пожирала изнутри. У него раньше имелась художественная мастерская на складах у Савеловского вокзала, он снимал помещение. Там и творил. Но заболев, он расторг договор аренды, ликвидировал свое ИП, а работы передал безвозмездно в какой-то столичный фонд. Они сначала не особо заинтересовались, даже задаром, но потом прислали «газель», вывезли все подчистую. Он не Бэнкси и не Магритт. Рисовал картинки к книжкам, даже комиксами не брезговал. А в Сарафанове никогда никаких картин его не водилось, и, даже если бы остались, воры на них не позарились бы. Никому не продашь. Никто не купит.
Вы где находились сегодня днем? спросил полковник Гущин. Быстро вы приехали по нашему звонку.
Я проверял наши склады в Березнякове и Соловьеве. До Сарафанова двадцать километров, я гнал на большой скорости, нервничал, психовал, а пробок вечером в сторону Москвы нет, так что выжал все из своей тачки.
Склады чего? уточнил Гущин.
Товары для ремонта и лакокрасочные изделия. Мы их продаем клиентам. Я менеджер по логистике.
Вы еще нам можете понадобиться в ходе расследования. Вы где сейчас постоянно проживаете? Раз с матерью давно не виделись, значит, не на улице Правды? Полковник Гущин продолжал монотонный допрос, не выказывая никаких эмоций.
Я снимаю квартиру в спальном районе. Кирилл Гулькин продиктовал адрес. Раньше я жил у своей жены. Но мы подали на развод, и я съехал от нее. Квартира куплена ею.
Хорошо, спасибо. Теперь пройдемте вместе в дом, посмотрите все ли на месте. Раз уж вы и прежде от воров дачу пытались защитить с помощью фанеры. Соседи нам ничего о проникновении не сказали.
В ноябре они съехали. Кстати, мама еще при жизни отчима мне насчет соседки что-то выговаривала раздраженно.
Что именно она вам выговаривала? полковник Гущин удивился.
Я уже не помню. Какой-то бред, Кирилл Гулькин отмахнулся. Она порой маниакально фантазировала насчет других. Если всему верить, что она иногда плела, уши завянут.
Гулькин с полковником Гущиным отправились в дом. Кирилл оглядел комнаты, террасу, они с сотрудниками полиции по скрипучей лестнице поднялись наверх. Гулькин лишь плечами пожал вроде все цело. Сказал, что не знает, кто вставлял стекло в разбитое окно после приезда матери на дачу.
Уже стемнело, когда вернулись полицейские, осматривавшие прилегающую местность. Никаких следов и улик они не обнаружили. Не нашли и красного маркера фломастера в густой траве и в кустах.
Глава 7
Воздух свободы
Накануне
Клавдий Мамонтов, как и желал, резко изменил свою жизнь он ушел из полиции. Теперь он работал у Макара частным телохранителем его и семьи. Но перед тем, как переехать к Макару, он две недели провел в больнице прежняя операция на плече после тяжелого ранения во время страшных событий в Бронницах оказалась неудачной. И новую операцию Клавдию сделали уже в дорогой частной клинике, найденной Макаром. Тот рвался оплатить лечение друга сам, однако Клавдий Мамонтов настоял: «Давай, братан, пополам. Я не инвалид и не иждивенец, и деньги все же кой-какие у меня есть. На лечение хватит».
Плечо его заживало медленно, он не мог пока полностью владеть рукой, потому что был поврежден сустав, не водил машину, не занимался привычным спортом и силовыми тренировками, не греб на каноэ. Одеваться и то ему порой помогал Макар.
С полицейской службой Клавдий Мамонтов расстался тихо. Из-за проблем со здоровьем в результате тяжелого ранения, полученного при задержании, при увольнении ему не чинили препятствий. Но дальнейшая его судьба прежних коллег абсолютно не беспокоила. Мамонтов столкнулся с их полным холодным равнодушием и оказался в одиночестве. Если бы не Макар и его семья, ему бы пришлось совсем туго. Своих пожилых родителей он не хотел тревожить и обременять, а сердечной подруги у него не имелось То есть он любил одну женщину, но страсть его так и осталась безответной. Макар сам попался некогда в тот же коварный любовный силок. Ну да что о том теперь говорить
Клавдий Мамонтов переехал к Макару в его загородный дом на Бельском озере в Бронницах, с которым их обоих связывало столько событий и воспоминаний и хороших и плохих, и счастливых и трагических. После клиники он просыпался по утрам в своей светлой большой комнате наверху, расположенной рядом с детскими и спальней Макара, под пение лесных птиц. Воздух свободы Клавдий вдыхал его полной грудью. Он всегда хотел уйти с полицейской службы. Освободиться от нее. Он начинал как бодигард, телохранитель. Смерть работодателя поставила его перед жестоким выбором профессиональный позор или смена работы. Лишь поэтому он поступил в правоохранительные органы. Надеялся, что со временем привыкнет Но он, видимо, был не создан, чтобы стать настоящим полицейским. Многое в его характере и натуре откровенно бунтовало. Он в корне отличался от полковника Гущина, которого безмерно уважал. Тот сознательно и охотно выбрал в молодости свой жизненный путь.