Я смеюсь.
Ты знаешь эти книги?
Да. Я думаю, что эта идея понятна всем, чьи родители не особо заморачивались с мелким домашним ремонтом. Все мое детство на меня падали разные вещи.
И у меня все было точно так же.
Я наслаждаюсь этими мгновениями, когда могу чувствовать себя нормальным человеком, даже если у меня в волосах сидит паук. Я знаю, кто этот человек, неважно, что я не знаю, как его зовут, потому что он никогда мне не представлялся. Он не понимает, что если бы книжный шкаф свалился мне на голову в детстве, то это было бы скорей приятным происшествием.
Меня зовут Зак. Он протягивает руку.
Ева.
Моя рука вся в пыли, но его, похоже, это не волнует. Я чувствую легкую дрожь в животе. Вероятно, это реакция на то, что я была на волосок от смерти.
Я опускаю руку.
Мне нужно работать. Вероятно, тебе не следует оставаться в этом отделе. Или сегодня душа требует каких-то политических откровений?
Могу переключиться на орнитологию.
Отлично. В том отделе все полки прочно закреплены.
Я снова пытаюсь очиститься от паутины и отступаю в центр торгового зала, там сообщаю Маркусу про стеллаж и предлагаю заново закрепить его на стене.
Звучит жутко, бросает Маркус небрежным тоном, а ведь меня чуть не расплющило. У тебя в волосах пыль. Давай я заварю тебе чашку чая и отрежу кусок пирога.
Маркус отправляется в заднюю часть магазина, я остаюсь у кассы. Я отодвигаю в сторону вазу с цветами, которую там поставила. Мне нужно окружать себя цветами, и еще у меня есть пунктик менять им воду каждый день. Когда у меня выходной, я забираю цветы домой. Маркус к этому нормально относится, хотя они его, вероятно, раздражают и мешают. Может, все дело в том, что они созвучны с моей настоящей фамилией[10]. И вообще во всем этом может быть что-то трогательно фрейдистское.
Зак-толкатель-стеллажей подходит к кассе с парой книг о семействе врановых[11]. Я-то подумала, что он шутит по поводу орнитологии.
Увидимся, говорит он перед тем, как уйти, и очень мило мне улыбается. При этом татуировка у него на скуле слегка морщится.
Я смотрю на него и втыкаю себе в руку с внутренней стороны конец скрепки. Он не может мне нравиться у меня все работает по-другому.
Я открываю коробку с новой книгой, о которой все только и говорят в этом месяце. Это нон-фикшн. «Никогда не поздно иметь счастливое детство» Джонатана Стейвелла.
О, Джонатан, я думаю, что иногда бывает поздно, бормочу я себе под нос, вынимаю несколько книг и думаю о том, как их расставить.
Возвращается Маркус с чаем и куском непонятного пирога.
Мне нужно бежать купить кое-что для ужина, объявляет он. Я собираюсь печь пирог с дичью. И мяснику очень не понравится, если я приду прямо перед закрытием. Затем он смотрит на меня и спрашивает: С тобой все в порядке, Ева?
Скрепка выпадает у меня из руки.
Просто устала. Вы собираетесь приготовить ужин по какому-то особому случаю?
Ох! М-м, не совсем. Он выглядит смущенным. Мне не следовало бы это говорить. Не хочу тебя грузить.
В чем дело, Маркус?
Он ставит обе чашки на прилавок, втискивая между моими цветами и стопкой книг о счастливом детстве, и скрещивает руки.
Я планирую сделать Серене предложение.
Я не уверена, что верно расслышала. Они знакомы всего несколько месяцев. Я мысленно повторяю его слова, и выходит то же самое. Может, в их возрасте все понимаешь гораздо быстрее. Маркусу за пятьдесят, Серена, думаю, лет на десять помладше. Может, ей сорок?
О боже, это так здорово! восклицаю я с небольшим опозданием и издаю странный смешок. Серена мне не нравится. У нее одновременно получается быть скучной и ершистой.
Я уверен, что все сделаю не так, говорит Маркус. Я купил кольцо. Это не слишком самонадеянно?
А вы прощупали почву? Мне хотелось бы выразить сомнение насчет того, как мало времени они знакомы, но это кажется неприличным.
Самонадеянно, да? Мне не следовало покупать кольцо.
Но ведь кольцо обычно покупают, правда? Я на самом деле не знаю. Но ведь вы же не написали свое предложение на плакате и не собираетесь свешивать его с самолета.
Нет, никаких самолетов не планируется.
Вы не собираетесь делать предложение в каком-то общественном месте? Например, в ресторане. Я всегда считала, что это несколько навязчиво и агрессивно. С другой стороны, я, очевидно, совсем неромантична.
Нет, ты права. Я бегу впереди паровоза. Готовлю изысканный ужин и все такое. Она почувствует себя обязанной сказать «да». Следовало вначале осторожно ее расспросить.
Вероятно, у вас все получится. Не слушайте меня. Я совершенно не разбираюсь в этих вопросах.
Он выглядит гораздо более обеспокоенным, чем когда мы только начали этот разговор.
У меня звонит телефон.
Черт побери! Простите, извиняюсь я.
Маркус подскакивает и, вероятно, испытывает облегчение от того, что может сбежать и не слушать моих советов.
Все в порядке. Лучше ответь.
Я достаю телефон из кармана и чувствую прилив адреналина. Это дядя Грегори. Он никогда мне не звонит. Мы отдалились друг от друга после того, как я восемь лет назад съехала от них с тетей Деллой.
Я прикладываю телефон к уху.
Ева э-э-э Голос Грегори звучит как-то странно.
В чем дело? спрашиваю я. Случилось что-то плохое?
Он громко откашливается.
Да. Да, боюсь, что так. Твоя бабушка. Пегги. Она ну, в общем, она умерла.
Я наклоняюсь вперед и начинаю задыхаться. Пегги не могла умереть! У меня в ушах начинает шуметь.
Что ты такое говоришь? Как она может быть мертва?
Пауза. Затем Грегори сообщает:
Вероятно, она кормила этих чертовых угрей и поскользнулась. Она лежала в пруду.
Я пытаюсь это представить, но мой мозг не дает мне это сделать.
Но она не могла
Она свалилась в него и утонула. Вероятно, ударилась головой. Я так думаю.
Он спокоен. Я не знаю, почему он так спокоен, когда умерла его мать.
О боже, шепчу я. Я еще вчера думала, что с ней что-то не так.
Что не так? Что с ней было не так?
Она упала. Выглядела как-то странно.
Ты врача вызвала? Вероятно, она снова упала, но на этот раз в пруд.
Она заставила меня пообещать, что я не стану никого вызывать, отвечаю я шепотом.
О, Ева. Нельзя ее слушать. Она может заставить пообещать что угодно.
Мне очень жаль.
Мне нужно объяснить, что я хотела кого-то позвать, а Пегги умоляла меня этого не делать. Но в горле у меня пересохло, и я не могу произнести ни слова.
Пока я пытаюсь выжать из себя хоть слово, Грегори спрашивает:
Почему ты никому ничего не сказала, Ева? Ты же знаешь, какой была твоя бабушка. Ты явно совсем не изменилась, такая же легкомысленная и безрассудная, и это просто приводит меня в отчаяние.
Мне нечего ему ответить.
Джозефа отправили в дом инвалидов, продолжает Грегори. Я поражен, что мне так быстро удалось найти место. Бог знает, почему моя мать заранее об этом не позаботилась.
Она хотела, чтобы он остался в Красном доме, шепчу я. И чтобы я всем занималась.
Чушь какая. В любом случае боюсь, что владелец дома инвалидов знает, кто он. Мы не могли его туда отправить, не назвав адреса, ну и ты понимаешь. Но никто из врачей и обслуживающего персонала не знает.
И так понятно, что это только вопрос времени. Вскоре они все будут знать.
Я заканчиваю разговор, все еще пытаясь привести дыхание в норму.
Внезапно передо мной оказывается Маркус, касается моей руки.
Что случилось, Ева?
Моя бабушка. Бабушка Пегги умерла, отвечаю я.
У него округляются глаза, и он хватается за край стола.
О боже!
Маркус хороший человек очень эмпатичный. Он выглядит расстроенным не меньше меня.
Тебе нужно выпить сладкого чая, объявляет он. Я сейчас еще заварю.
Мы же только что пили. И вам нужно идти за покупками.
Но он уже исчез. Я смотрю на свои цветы. Среди них есть белая маргаритка с ярко-желтым кружком в центре. Я пытаюсь сосчитать лепестки. Но в мои мысли врывается Пегги, танцующая в гостиной Красного дома. Я знала, что что-то не так. Мне следовало позвонить врачу или хотя бы склонному паниковать на ровном месте дяде Грегори. Он имеет право злиться. И оказывается, что он довольно спокойно реагирует на настоящие трагедии.