И в каком же качестве вы туда направляетесь? Вид у Белоусова был самый простодушный.
Алабышева метнула быстрый испуганный взгляд на Загорского.
Я дипломат, любезно отвечал Нестор Васильевич.
Вот как? удивился Белоусов. Я-то полагал, что, когда говорят пушки, дипломаты молчат.
Это не совсем так, покачал головой Загорский. Просто, когда говорят пушки, голос дипломатии не так хорошо слышен. Однако, уверяю вас, он становится очень весомым особенно когда положение на фронте делается тяжелым. Настоящее занятие дипломата именно в том и состоит, чтобы заставить пушки молчать.
Белоусов покивал: да, это совершенно справедливо. Впрочем, что касается его, то он больше рассчитывает на убедительность пушек. Сейчас он проводит Анастасию Михайловну до дома и намерен сам отправиться на фронт добровольцем.
Какова же ваша военная специальность? полюбопытствовал Нестор Васильевич.
Я инженер, отвечал Белоусов, эта специальность универсальная.
Тогда вас, скорее всего, отправят в Порт-Артур, заметил Загорский. Сейчас инженеры нужны там не меньше, чем артиллеристы. А может быть, и больше.
Белоусов кивнул. Он слышал, что укрепления в Порт-Артуре не в лучшем состоянии. Ими уже после начала боевых действий всерьез занялись инженер Рашевский и генерал Кондратенко. Однако за несколько месяцев все равно не сделаешь то, что требует по меньшей мере нескольких лет. Кроме того, Порт-Артур в тесной осаде, и пробраться туда через японские полчища совершенно невозможно.
Опыт подсказывает мне, что для человека, поставившего перед собой по-настоящему большую цель, невозможного мало, улыбнулся Загорский.
Беседа продолжалась под оливье, ростбиф и ветчину.
Как тут уютно! воскликнула мадемуазель Алабышева, осматривая вагон-ресторан. Ни за что не подумаешь, что где-то далеко идет война.
Мужчины промолчали, один только Ганцзалин заметил, что война идет не так уж и далеко всего через две недели езды они окажутся на театре военных действий.
А что вы будете делать во Владивостоке? поинтересовалась Алабышева. Неужели войдете в сношение с японцами?
Загорский коротко заметил, что, если понадобится прекратить войну, он войдет в сношение хоть с самим чертом. Однако все дело в том, что в конфликте, кроме Японии и России, есть и другие заинтересованные стороны, с которыми, вероятно, и придется иметь дело.
Что же это за стороны такие? с любопытством осведомилась Анастасия Михайловна.
С нашей стороны Франция, с японской Британия и Соединенные Штаты, отвечал статский советник. Правда, от Франции нам тут толку как от козла молока, ну, разве что моральная поддержка. Все-таки она слишком далеко от места событий.
Белоусов удивился: а Америка и Британия не слишком далеко?
Видимо, недостаточно, мрачно сказал Загорский. Дальность тут определяется не расстоянием, а готовностью вмешаться в конфликт. Так вот, у англосаксов такая готовность имеется, а у наших друзей-галлов нет. К тому же еще до начала войны французы заявили, что наш с ними союз относится только к европейским делам. Хотя, конечно, усилением Японии они тоже недовольны.
А немцы? с интересом спросил Белоусов. Чью сторону занимают немцы?
Статский советник отвечал, что, насколько можно судить по газетам, в Германии на этот счет нет единого мнения. Формально она соблюдает нейтралитет. Говорят, правда, что император Вильгельм Второй благоволит России и пишет своему «кузену Ники» письма поддержки
Это поистине братская поддержка, кивнула Анастасия.
Нестор Васильевич поморщился. Есть основания полагать, что родственные чувства тут ни при чем. Вильгельм еще до войны науськивал русского императора на Японию.
Науськивал? изумился Белоусов. Какая странная у вас лексика применительно к коронованным особам.
Статский советник пожал плечами. Хорошо, если ему так больше нравится, пусть будет не науськивал, а подстрекал или подговаривал. Суть дела от этого не меняется: немецкий кайзер хотел этой войны и всеми силами ей способствовал.
Алабышева смотрела на Загорского с удивлением но зачем это Германии?
Вероятно, извечная немецкая привычка делить людей по национальному и расовому признаку. Стало известно, что на секретном докладе германского посланника в Японии кайзер собственноручно начертал следующее: «Русские защищают интересы и преобладание белой расы против возрастающего засилья желтой. Поэтому наши симпатии должны быть на стороне России».
Белоусов засмеялся. Вероятно, чтобы добраться до секретного доклада германского посланника, нашей разведке пришлось напрячь все силы? Нестор Васильевич покачал головой вовсе нет. Когда речь идет о приятных вещах, их не прячут. Искать доклад не понадобилось: среди немцев нашлись люди, которые донесли до русских мнение своего императора.
Тут важнее не это, заметил статский советник. Важнее сам подход кайзера, его националистическая позиция и убежденность в том, что белая раса стоит над всеми остальными.
Но это ведь вещь, само собой разумеющаяся, удивился Белоусов.
Это для нас она само собой разумеется, а для японцев, китайцев, индийцев это вовсе не так очевидно, тон у Загорского сделался сухим. Наше пренебрежительное отношение к японцам как к макакам привело к тому, что мы проигрываем сражение за сражением. Мир меняется, и мы должны научиться жить на равных с другими народами и расами. В противном случае мы как народ потеряем то, что имеем сейчас.
При этих словах Анастасия как-то странно поглядела на статского советника. Белоусов несколько секунд тоже глядел на него с удивлением, но потом на лице его мелькнула тень догадки.
Понимаю, кивнул он, вы так говорите, чтобы не обидеть вашего помощника.
Я никого не хочу обидеть, даже вас, отвечал статский советник, вставая из-за стола. Засим позвольте откланяться, нас ждут дела.
Он положил на стол пятирублевую ассигнацию, слегка поклонился барышне и двинулся к выходу. За ним, ядовито ухмыляясь, следовал Ганцзалин.
Спустя минуту они были уже в своем купе.
Ну как тебе нынешняя внезапная встреча? полюбопытствовал Загорский, едва только за ними закрылась дверь, надежно отделившая их от коридора.
Никогда бы не подумал, что мадемуазель Алабышева шпионка, протянул Ганцзалин, почесав подбородок.
Нестор Васильевич с неудовольствием заметил, что война повлияла на помощника самым неприятным образом он всюду видит шпионов.
А что не так? вскинулся китаец. По-вашему, она не шпионка?
Ну, разумеется, шпионка, пожал плечами статский советник. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы это заметить.
Озадаченный Ганцзалин почесал уже не подбородок, а кончик своего китайского носа и осведомился, что же они теперь будут делать?
Ничего не будем, отвечал господин, будем ехать, как ехали, в сторону Владивостока.
И, вытащив из пухлой папки газетную вырезку, углубился в чтение. Помощник поглядел на него с превеликим изумлением. Как это ничего? Рядом с ними японская шпионка, а они ничего не предпримут? Может быть, хотя бы организовать за ней наблюдение?
Никакого наблюдения, буркнул Загорский, не отрываясь от статьи. Это не наше дело.
Каждое новое слово статского советника повергало китайца во все большее изумление. Они едут на театр военных действий организовывать контрразведку и как ни в чем не бывало пропустят туда же японскую шпионку? Он понимает, господин никогда не говорит всего даже ему, но это, кажется, такой случай, который можно было бы разъяснить Впрочем, как ему угодно. Пусть сюда явятся хоть все японские шпионы лично он, Ганцзалин, пальцем о палец не ударит, чтобы их схватить. Непонятно только, к чему тогда были все разговоры про патриотизм?