Коля! Что с тобой? Ты почему весь в грязи? Ты что, плакал? Что плакать-то? Сам говорил холод, голод, чуть не помер здесь. Что жалеть-то? Где ты так долго был? Уже первый час ночи. Посмотри на себя на кого ты похож? Господи! Весь в грязи, мокрый. Ты же простынешь.
Опустошенный, я молчал. Во дворе помылся под рукомойником, переодел сухую одежду, не стал ужинать, лёг на полу спать.
На следующий день пошли с Колей к Силаевскому омуту, а затем на Косари. Тамара никуда не хотела идти:
Что здесь смотреть? Разруха, покосившиеся избы, всё заросло высокой травой. Ты столько рассказывал об этих местах, а ничего здесь особенного нет. На улице тучи комаров и овода, я лучше дома посижу. Нечего здесь прохлаждаться. Завтра уедем.
Она осталась проводить время в бесконечных женских разговорах с Рогачевой, а мы весь день прошагали вдоль берега Шегарки до Косарей, Жирновки и назад. Несколько раз купались в омутах. В тёплой воде цвета крепкого чая повсюду заросли лилий. Не хотелось вылезать из любимой речки. Прошли мимо зарослей черёмухи. Она поспела, и мы с полчаса лакомились ей, пока на языках не образовалась корка. Сразу за Вдовино мы зашли в льняное поле. Красота необыкновенная! Васильки в высоком и чистом льне горели синими огоньками.
В Жирновке было всего три дома. Каркали десятки ворон на высоких тополях. Глухо шумел ветер в лесу и зарослях высокой конопли. Стаи скворцов вперемежку, чёрные и серые, носились на полях. Это уже вывелись молодые скворцы и старые их обучали. Я не мог оторвать глаз от них. Скворцов всё время преследовали ястребы. Кричали в полях перепела, в лесу вели свой счёт кукушки. Чибисы жалобно стонали и бестолково мотались, падая в траву. Где то в заливных лугах настойчиво крякал бекас. Всё, всё, как в детстве! Я не скрывал слёз от Коли. Постоянно, ломая высокую траву, подходили к берегу. Высматривал щук, но они уже не стояли в щучьей траве. Лишь дважды мы любовались небольшими щурятами. Даже пытался их силить травинкой, но они сорвались. Несколько раз забегали в кусты, надеясь вспугнуть зайцев. Ели поспевшую кислицу. В колках малины, росшей кустами, задержались надолго. Над полями летало много коршунов и ястребов. Над нами всё время барражировали на одном месте ворожейки.
Какое счастье! Я на Шегарке! Мы не обращали внимания на тучи комаров и паутов. Быстро потемнело, и комары сменились мошкой. Множество сов низко летали над нами и шарахались прямо в ноги к нам. Откуда их столько?
Уже затемно пришли домой. Тома мрачнее тучи:
Какого чёрта! Что тут можно смотреть? Завтра утром мы уезжаем.
Тома! Ты мне испортила весь праздник. Я так мечтал об этом. Зачем ты тогда приехала? Завтра мы пойдём на Уголки на весь день. Пойдём с нами. Увидишь, как там красиво!
Никуда ты не пойдёшь! Хватит! Завтра уедем!
Тома! Ты здесь не дала мне покоя, и в Новосибирске не дашь? Я же должен найти и посетить друзей детства, живущих здесь Костю и Ирку Чадаевых, Талика Нестерова, Лерку Аюкову и Верку Марченко.
Даже не думай! Сразу уедем! Мне надоело! Лучше бы мы в санаторий поехали. Привёз на край земли. Кругом нищета.
Я давно понял, что спорить с женой бесполезно. Когда она заводилась, а это было с периодичностью три дня, то надо было уступать. Я давно решил для себя эту проблему воспитаю сыновей до совершеннолетия и уйду от неё! Надо скрипеть зубами, но не допустить безотцовщины, в которой я пробыл всё детство! Дети не должны страдать из-за нас! Но и с другой стороны, разве можно жить всё время под пятой?
Мне стало ясно, что завтра надо уезжать. Думаю:
«Ладно. Что делать? Не буду позориться перед чужими людьми, не будем же скандалить. Приеду с матерью сюда через два-три года. Насмотрюсь, намотаюсь вволю.
Все рано улеглись спать. А мне не до сна.
Вспоминаю, как провёл день, вспоминаю Шегарку, поля, птиц, каждый кустик. Волнение не спадает. В сенцах тихо беру керосиновую лампу и с несколькими листами бумаги и карандашом иду в баню Рогачевой, которая стоит на самом берегу Шегарки. Сочиняю стихотворение:
Детство
По траве пройду на закате дня.
Детство попрошу позови меня!
Позови меня, вновь верни к себе!
Голод и Шегарка всё в моей судьбе.
По траве пройду, окунусь во ржи.
Милой речке детства улыбнусь в тиши.
Только вновь и вновь буду повторять:
Детство позови! Позови опять!
Детство отозвалось васильками в льнах,
Голосом бекаса в заливных лугах.
Счёт ведёт кукушка сколько лет мне жить.
И Шегарка та же вечно речке быть!
Но тоскливо плачет чибис у реки:
«Не вернется детство ты его не жди!»
Всё ж упрямо буду вновь я повторять:
«Детство, позови, позови опять!»
Утром сели в прицеп трактора, отправлявшегося в Пономарёвку. В кабине рядом с трактористом сидит местная женщина. Мы втроём расположились в прицепе. В Пономарёвке был небольшой аэродром с грунтовой взлётной полосой. Погода наладилась, и в село должен был прилететь самолёт из Новосибирска. Наконец, показалась Пономарёвка.
Прилетел небольшой самолёт. Через два часа взлетаем. В окне мелькнула последний раз узенькая полоска милой Шегарки. Я не могу насмотреться на родные мне поля, болота, перелески. Затем пошла сплошная тайга.
Прилетаем в Новосибирск. Тётя Дуся, радостная, взволнованная, спрашивает:
Коля! Почему так быстро приехали? Ты же хотел побывать на могилке папы в Октябрьском? Там, говорят, живёт одна семья и дорога ещё сохранилась.
Да какое там, тетя Дуся! Во Вдовино не всё, как следует, посмотрел. Томе ничего не понравилось там. Торопила, ругалась. Теперь скоро приеду обязательно опять к вам с мамой. Вот тогда и на могилке отца побываю.
Школьная любовь
Наша школа семилетка. Из всех девчонок в классе мне давно, ещё с детдома, приглянулась Нина Суворова. Это была тихая, но не застенчивая, красивая девчонка с «греческо еврейским» симпатичным личиком. Её чёрные со сливу, глаза были необычайно красивы, чистое белое лицо, прямой носик, округлый женственный подбородочек, тёмные волнистые волосы до плеч. На маленькой ладной фигурке всё было к месту. Сапожки осенью и весной, белые пимы зимой, сарафанчик, яркая кофточка.
Одевалась она значительно лучше нас и со вкусом. И чем дальше шли годы тем больше она нравилась мне! Третий, четвёртый классы, вот уже седьмой, а моя симпатия к этой девочке разгоралась год от года сильнее и сильнее. Это была первая в жизни любовь! Сколько часов, дней, ночей передумал о ней, сколько мыслей, дум передумано, и вздыханий, и даже слёз мальчишеских, и драк за неё или просто для неё, чтобы внимание обратила! А песен, сколько разных нежных песен мной пропето! И в каждом слове этих песен всё о нас двоих, всё о ней, единственной!
Вспоминаю несколько случаев.
Купались на речке Шегарке все вместе и ребята, и девчонки. Я полюбил ныряние, т. к. заметил, что дыхалка у меня была отменная я мог продержаться больше всех под водой. Нырнёшь (знаю, что за тобой наблюдают многие, в том числе и Нина Суворова), перебираешь руками по вязкому дну, а ногами молотишь изо всей силы. В ушах звенит, но гонишь усталость и наваливающуюся тяжесть в груди. Быстрее, быстрее и вот уже отталкиваешься ногами, так как головой врезаешься в кочку на противоположном берегу, и всплываешь, жадно хватанув воздух.
Ого! Как далеко! Перенырнул всю реку! Вот это да! Молодец, Колька!
Это кричит Нина Суворова и для меня нет лучшей похвалы! Ведь только из-за неё старался и чуть не задохнулся.
Четвёртый класс окончил с похвальной грамотой на одни пятёрки!
Выпускной день. Из чёрной тарелки репродуктора на столбе (только что в деревню провели свет и радио) доносились весёлые песни. Было радостно на душе и немножко грустно прощались с интернатскими ребятами. Кто уходил на лето в другие деревни, а кто и навсегда. Заиграл патефон. Некоторые взрослые начали танцевать, а мы с учителями пошли гурьбой гулять за деревню. Рвали черёмуху и букеты цветов. Все девчонки были в венках, а Нине Суворовой он особенно шёл к её лицу. Чудесный памятный день! Мы шли по зелёной траве, взявшись за руки, и пели песню «Каким ты был, таким ты и остался». Недавно прошёл фильм «Кубанские казаки». Все просто влюбились в его героев, фильм очень понравился всем, а песни сразу разучили наизусть.