Как спал, Хомиш? заботливо спросила мамуша и погладила его вихрастую голову. Хомиш посмотрел ей прямо в глаза. Ему было непривычно, но приятно смотреть в глаза мамуше не снизу вверх, а прямо. Мамуша тоже не скрывала того, что любуется своим повзрослевшим сынушей.
Проснулся, и было тревожно, ответил Хомиш и кивнул всем, кто был в комнате. И Фио Габинсу, и Фриму Габинсу. Папуша и Фрим расплылись в привественных, но по-мужски скупых улыбках, и вернулись к своим занятиям.
Зачем же ты тревожился? отирала лапки о фартук мамуша, заглядывая муфлю в глаза. Там, где бьется сердце мамуши, там разве есть место страху?
Знаю, но бабочки снов в это белоземье
Ох уж эти бабочки! хлопнула раздасадованно ладонью о ладонь мамуша. Мурчун, выжидавший, чтобы все отвлеклись на разговоры да дела, было уж приготовился к прыжку за приглянувшимся оладушком, но вспугнулся от звонкого хлопка мамуши и пристыженно забился под стол. Мамуша же дальше успокаивала Хомиша: Глупые крылатки. Путают они порой сны и принесли тебе чужие. Но теперь же ты ничего не опасаешься?
Сейчас? задумался муфель и прильнул к мамуше. Сейчас хочется мне обнять все наше жилище. Поди рассуди, отчего так.
И то верно! Рассуди, Флошечка, поддакнул папуша, отрывая зубами суровую нитку. И уже продолжил бубунить что-то в усы о сапогах, обувщике Шноре и «знатной заплатке».
Потому что чувствуешь, что оно доброе, разъяснила Фло, а все доброе обязательно нужно обнимать. Хотя знаешь, Хомиш, нет!
Что «нет», мамуша? переспросил Хомиш и отпрянул от муфлишки на вытянутые лапы.
Обнимать нужно не только доброе, улыбнулась мамуша. Обнимать нужно всякое. Теплых обнимашек достойны все.
Как и радости? спросил Хомиш.
Как и радости, подтвердила мамуша. Притянула и снова жадно прижала Хомиша к переднику в пятнах муки: Проснулся мой ма-а-алу-у-уня!
Все на свете стало теплым и пахнущим домашней выпечкой с лепестками любоцвета. И даже мурчун вновь выбрался из-под стола и походя потерся о лапы обнявшихся. Фрим, сидевший за большим обеденным столом, скукожил мордочку, продразнил «малуня!» да и прыснул от смеха. Все формулы и чертежи, которые братиша Хомиша до этого так искусно выводил ноготком, взлетели вверх вместе с мукой.
Мамуша, а-ха-ха-хах а-а-апчхи Фрим зачихался и едва договорил: Мне вот любопытно когда Хомишу будет, ну, к примеру, а-а-апчхи, лет сто, ты и тогда будешь его «ма-а-алу-у-уня» называть? А-а-апчхи!
Хомиш зыркнул на братишу и поджал губы. Мамуша тоже бросила на старшего укоризненный взгляд, пожала плечами, но не ответила. Тем временем Фрим просмеялся, прочихался и хотел продолжить упражняться в остороумии, но внезапно наехавшая на глаза думательная шапочка с лупоглазыми очками-стекляшками поверх нее помешала закончить, и хриплый бас папуши Фио закончил за него:
А ну, не умничать тут на кухне! Чего эт?! Голос папуши смягчился: И ты, и Хомиш, вы сынуши наши. Оба. И оба для нас всегда будете малунями.
Папуша! Фрим вспыхнул и водрузил свои лупоглазые очки на прежнее место поверх шапочки, а саму сбитую шапочку возвратил на макушку и намеренно громко возмутился: Я бы хотел выразить свое мнение. Попрошу и тебя, и мамушу с ним считаться, все-таки по праву старшинства я могу об этом просить. Это Хомиш был в белоземной спячке последний раз. А я-то уж почитай как несколько лет не впадаю в детство. Вы, допустим, Хомиша и можете называть малуней, и ему, предположу, может это даже и нравиться, но для меня «малуня» это слово больше обидное.
Муку с носа вытри, а потом выражай мнение, засмеялся папуша. Фло, послушай, как старший за белоземье сумничал. Он снова огрел по затылку Фрима, но в этот раз мягко и любя. Ладонь папуши прошла по касательной, и Фрим успел удержать на ушках шапку.
Фло смотрела на всех с нескрываемым обожанием. Морщинки, что лучики, в углах ее глаз светились счастьем. Мурчун совершил свой пушистый круг почета и обтер шерстистым боком лапы каждого, намекая на то время, когда пора пришла сытно набить брюшко.
Голова старшего стала умнее. Младший на целую голову вырос, а в наших с тобой, Фио, головах добавилось седины. Ну, полно, семья Габинсов, не сердите мамушу, иначе оладушки не подойдут. Никто не любит сердитых лап, оладушки тоже. Даже мурчун.
Оладушки, обрадовался и сощурил глаза в предвкушении Хомиш. Даже в белоземье бабочки приносили мне сны про твои оладушки, мамуша.
Глава 2. Встречи после белоземья особенно теплы
Папуша и Фрим в ожидании вкусного завтрака уселись за стол, а Хомиш поднялся в спальню, чтобы отыскать мягкие полосатые тапочки. Те, что мамуша связала ему на восемнадцатилетие.
В поисках он всем телом залез под свое деревянняное ложе и нащупал-таки то, что искал. С улицы раздался свист. Задорный, разрезающий прозрачный, уже набирающий тепло и новые запахи воздух.
Хомиш сразу понял вызывают его, и сразу узнал, что за свистун. Выскочив стремглав из-под кровати, муфель подбежал, отдернул льняную занавеску и отрыл нараспашку круглое окно.
Прямо в него прилетел рыхлый снежок.
Эгей! закричал свистун и затанцевал так нелепо, как может танцевать только довольный муфель. Попал, попал! Прямо в Хомиша попал! Ай да Лифон, ай да меткий стрелок!
Хомиш даже не успел ничего ответить и увернуться, как прямо в его плечо прилетел еще один холодный шарик. Стрелок заливался смехом, а Хомиш наблюдал, как снежки тают и превращаются на полу его спальни в мокрые пятнышки, и ничуть не злился.
Эгей! кричал звонко снизу Лифон, сложив ладони у рта, пытаясь раззадорить друга. А ты чего? Чего не отвечаешь?
Обожди, сейчас спущусь, крикнул ему в окно Хомиш и игриво погрозил кулачком.
Коли схочешь закидать меня, вскрикнул Лифон, а и не выйдет, не выйдет! Нет снега больше. Кончилось белоземье. Нет как нет его! Сечешь?!
Так, да? Хомиш огляделся, схватил тапок, что нашел под кроватью. А вот тебе! И из окна прямиком в шебутного друга полетел мягкий вязаный тапочек.
Увернуться у Лифона не получилось, и он стоял поверженный, наигранно потирая лоб.
Тьфу ты! Тапками кидаться не считается, настала очередь возмущаться и ему. Ну все, все, хватит. Вылазь. Уж три дня как белоземье прошло, а ты спишь. Видал, что у меня есть! и Лифон что-то вытянул из своей бездонной торбы и выбросил правую лапку вперед. В ней была книга.
Хомиш подался весь из окна и прищурился. Книга в лапках друга показалась ему знакомой. Муфель стремглав пересёк свою комнату, скатился по лестнице сломя голову, проскочил мимо семейства, ожидающего завтрака, открыл резко дверь и оказался рядом с другом.
А ну-ка покажи, затеребил он друга за плечи. Это, верно
Ага, залихватски подхватил Лифон, подмигнул свободным от низко нависающей на лицо челки глазом и прищелкнул языком: «Сказ о белоземье».
Это была любимая книга Хомиша. Она всегда лежала рядом. Мамуша читала ему перед белоземьем, или если Хомиш просыпался посреди спячки и долго не мог вернуться ко сну.
Как она у тебя?.. удивился Хомиш и протянул свои лапы в ожидании, что Лифон отдаст вещь хозяину.
Сдалась мне эта книга, Лифон охотно вложил ее в протянутые лапы и продолжил: Ждал, ждал, а все не просыпаешься. Я и посматривал одним глазком. И прогонял ею страшных бабочек, что летали над твоей головой. Поганые сны были?
Да, тень Хомиша, как и он сам, съежилась. Шкурка его на мгновение из ярко-фиолетовой стала бледной и приобрела оттенок волнения. Он вспомнил свои мрачные сновидения и вздрогнул. Тревожно мне от них, Лифон.
Да не трусь ты. Все давно уже проснулись. Эгей! Все расцветает. Глянь.
Все уже проснулись? уточнил Хомиш, но тень волнения так и стояла за его спиной.
Ага, утвердительно кивнул Лифон. Ты последний. Но это пойдет. Последнее белоземье в спячке, да?..