ГЛАВА 1
Цвет богов
(от начала начал до зарождения христианства)
Дать определение понятию «цвет» дело непростое. И не только потому, что за долгие века определения существенно изменились: даже если ограничиться современной эпохой, на пяти континентах цвет воспринимается по-разному. У каждой культуры представление о цвете складывается под влиянием окружающей среды и климата, особенностей ее истории и традиций. И знания жителей Западной Европы тут ни в коей мере не являются критериями, и уж тем более истинами, а всего лишь знаниями среди других знаний. К тому же носители этих знаний еще и не всегда придерживаются единого мнения. Мне регулярно доводится участвовать в симпозиумах, посвященных цвету, где собираются представители разных областей науки социологи, физики, лингвисты, этнологи, художники, химики, историки, антропологи, музыковеды. Все мы счастливы встретиться друг с другом и обсудить важную для нас тему, но через несколько минут нам становится понятно, что мы говорим не об одном и том же. Когда речь заходит о цвете, оказывается, что у каждого специалиста свой набор дефиниций, своя система классификаций, свои постулаты, свои особенности восприятия. Эта разноголосица и эта неспособность выработать единое определение обнаруживается в большинстве толковых словарей: их авторы не могут предложить ясное, убедительное и внятное определение цвета, которое бы укладывалось в приемлемое количество строк. Часто определение претендует быть исчерпывающим, а получается затянутым и переусложненным: вдобавок оно снова и снова оказывается неполным. Иногда оно бывает неверным или непонятным широкому читателю, как на французском языке, так и на других языках Западной Европы. Редко доводится видеть, чтобы толковый словарь успешно справился с задачей, решения которой мы вправе от него ожидать.
Если трудно определить, что такое цвет вообще, то определить, что такое белый цвет, еще труднее. Если сказать, что это цвет молока, цвет лилии и снега, как написано в большинстве толковых словарей2, это не будет неправдой. Но если вы станете утверждать, что белый цвет солнечного света, который в результате дисперсии разлагается на спектр, то есть пучок разноцветных лучей, такое объяснение сможет удовлетворить только физика. А что оно дает гуманитарным наукам? Ничего, абсолютно ничего. Цвет физика, химика или невролога это не цвет историка, социолога или антрополога. Для этих троих как и для специалистов по всем вообще гуманитарным наукам цвет определяется и изучается прежде всего как факт общественной жизни. Именно общество, в большей степени, чем созерцаемая нами картина природы, наши глаз и мозг, производит цвет, дает ему определение и наделяет смыслом, вырабатывает для него коды и ценности, регламентирует его применение и его задачи. Проблемы, которые ставит перед нами цвет, это всегда проблемы культуры.
Поэтому говорить о цвете значит прежде всего говорить об истории лексики и тенденций в языке, истории пигментов и красок, техники красильного дела и живописи. А также говорить о месте цвета в повседневной жизни, о ценностях и системах, которые его сопровождают. О законах и гражданских установлениях, которыми он регулируется. Наконец, это значит говорить о моральных принципах и символах людей Церкви, о теориях ученых, о творениях и о восприятии художников. Поводов для исследования и для размышления более чем достаточно, а вопросы, возникающие при этом перед историком, весьма многообразны. Цвет по существу своему сфера, изучение которой должно происходить на стыке разных научных дисциплин, с привлечением документов разного типа.
Однако есть области, где исследования оказываются более результативными, чем в других. Это области, в которых цвет служит средством классификации: лексика, мода, мир знаков, кодов и эмблем. Ассоциировать, противопоставлять, различать, устанавливать иерархию: важнейшая из функций цвета классифицировать. Классифицировать людей и предметы, животных и растения, индивидов и группы, точки пространства и моменты времени. В противоположность тому, что обычно сразу приходит в голову, большинство социумов использовали для этих целей весьма ограниченную палитру. Судя по всему, долгое время в Европе, по крайней мере в социальном плане и плане символики, доминировали три цвета: белый, черный и красный, то есть, если взглянуть с исторической точки зрения, белый и два его антагониста.
От природы к культуре
Пытаться выяснить, какую роль в жизни доисторических людей играл белый цвет, задача невыполнимая. Самое большее, что мы можем сделать, это вообразить, что в окружавшей их природной среде белые тона присутствовали в значительном количестве, более значительном, чем, например, красные или синие: это, разумеется, всевозможные растения и минералы, но также шерсть и оперение животных и птиц; это зубы, кости и рога, которые использовались для изготовления оружия, орудий труда, а позднее предметов обихода; раковины, собранные на морском побережье или на речном берегу; белая глина, меловые скалы и утесы; луна, звезды и другие светила; облака, молния и другие метеорологические явления, снег и лед в тех регионах, где это было обусловлено климатом и географическим положением, и так далее. Однако следует учесть, что именно мы относим все эти белые и беловатые тона к одной хроматической категории. Но так ли обстояло дело у людей эпохи палеолита? Был ли у них такой объединяющий принцип, как цвет, и только цвет, который позволял бы связать друг с другом явления природы, в остальном не имеющие между собой ничего общего? Это далеко не очевидно. Вдобавок, если представляется вероятным, что люди достаточно рано начали ассоциировать белый день с понятиями света и сияния, вовсе не факт, что они распространили эти понятия на животных, растения либо минералы белого или близкого к белому оттенков цвета. В самом деле, какая может быть связь между солнечным светом, меловыми скалами, лепестками лилии и шерстью ягненка? На первый взгляд, никакой, во всяком случае, до тех пор, пока не появилось и не вошло в обиход понятие «белый цвет».
Определить эпоху, когда это произошло, весьма затруднительно. При виде предметов погребального инвентаря, а также самых ранних следов, оставленных красящими веществами на валунах, на стенах пещер и на скалах, возникает предположение, что это был верхний палеолит. Доминирующую роль здесь играет красный, но попадается и белый. Или же следует ждать неолита, перехода к оседлому образу жизни, зарождения ткачества и красильного дела, чтобы увидеть настоящую стратегию использования цвета и связанную с ней систему классификаций? И с чего начинать: с живописи или с красильного дела? Ведь от возникновения первой до появления второго прошло несколько десятков тысяч лет. Человек стал заниматься живописью задолго до того, как изобрел красильное дело. Но разве заниматься живописью непременно значит осмыслять и различать цвета, понимать, что такое красное, белое, черное, желтое? Возможно, да, но доказать это сложно.
Тем не менее очевидно, что белая краска входит в число первых красок, которые научился изготавливать человек. Сначала для того, чтобы покрывать росписями собственное тело, затем валуны и скалы и, наконец, стены пещер. О первых нательных росписях белого цвета мы не знаем ничего. Самое большее, что мы можем, выдвинуть гипотезу, что краски для них делались на базе мела или белой глины каолин, а сами росписи наносились с целью предохранить своего обладателя от солнца, от болезней, от насекомых и даже от сил зла. Однако белый цвет, в ассоциации или в противопоставлении с другими цветами, выполнял, вероятно, и таксономическую функцию: выявлять различие между фратриями или кланами, устанавливать иерархии, оповещать об особых периодах времени или ритуалах, а еще, быть может, указывать на принадлежность к тому или иному полу либо к той или иной возрастной группе3. Но, так или иначе, это всего лишь догадки.