Можешь взглянуть, что там сзади? Я подожду здесь.
Здесь так тихо, что он слышит шаги Паттергила, идущего вдоль всей стены дома. Приглушенный стук. «Эй, тут есть кто-нибудь?» Молчание. А потом внезапно слышится топот бегущих ног. Паттергил появляется из-за угла и резко тормозит на россыпи гравия.
Мне кажется, там кто-то есть, сержант На полу Слишком темно, чтобы что-то разглядеть, но сдается мне, что это раненый
Барнетсон подходит к двери, но, как только он тянется, чтобы постучать, раздается лязг отодвигаемых засовов, и дверь распахивается. Мужчине на крыльце хорошо за шестьдесят, а может, и все семьдесят. Он немного сутулый, с угловатым и костлявым лицом. На нем поношенный кардиган; такой прослужит лет тридцать, если носить его бережно, как, очевидно, он и делал. Он также не похож на человека, с которым может случиться что-то плохое. Более того, как уже заключает Барнетсон, Паттергил наверняка ошибся: ни один человек из тех, у кого на кухне лежит пострадавший, не может быть настолько внешне спокоен, как этот.
Да?
Гласные в его выговоре, похоже, такие же куцые, как его изгородь.
Мистер Суонн, не так ли?
Мужчина хмурится:
Да?
Сержант Барнетсон, констебль Паттергил, полиция долины Темзы. Нам позвонил представитель общественности. Он подумал, что вам может понадобиться помощь.
На лице мужчины что-то мелькает. Раздражение? Удивление? Он спешит отвести взгляд. Барнетсон замечает, что он не спрашивает их, что сказал звонивший или с чего они взяли, что тут что-то не так.
Я думаю, тяжело произносит он, вам лучше зайти.
Он направляется в дом, и двое полицейских переглядываются. Что-то случилось, но явно ничего серьезного, и уж точно не труп. Но что тогда? Кража со взломом? Какая-то мелкая бытовая ссора?
Холл вымощен каменной плиткой. Подставка для резиновых сапог, вешалка с вощеными куртками и твидовыми кепками, на стене ряд заплесневелых акварелей, по большей части висящих вкривь и вкось. Где-то наверху кто-то запускает слив унитаза. Барнетсон оглядывается на Паттергила. Тот пожимает плечами и делает мысленную пометку предложить коллеге на обратном пути заехать на чай в гараж на объездной дороге: внутри ненамного теплее, чем снаружи.
Это здесь, говорит Суонн, указывая вперед. Они сворачивают за ним за угол. Две ступеньки вниз, и они входят в кухню.
Через тридцать секунд Паттергил, спотыкаясь, вываливается из задней двери и извергает остатки своего обеда на мощенную плиткой дорожку.
* * *
Значит, по их мнению, все прошло хорошо?
Эверетт пытается перехватить взгляд Сомер, но та разглядывает свои руки.
Палата вокруг них полна больничного фонового шума. Бодрые голоса медсестер, грохот тележек, езда шторных колесиков по металлическим карнизам.
Эрика?
Сомер поднимает голову и тяжело вздыхает:
Насколько мне известно.
Но они обнаружили ее очень даже рано, верно? Так они сказали До того, как
Сомер сообщили, что у нее злокачественная опухоль на одном из яичников. Она не отвечает на вопрос Эв, и все остальные вопросы повисают в воздухе, так и не будучи озвучены.
Сомер начинает рассеянно крутить пластмассовый браслет на запястье. Она пытается сдержать слезы, и ее губы дрожат.
Эв тянется к ее руке.
А как насчет родителей? Они были у тебя?
Сомер закусывает губу и качает головой:
Я не могу смотреть им в лицо. Мне и без того так
Предложение обрывается. Эв так и подозревала. И она поняла: последнее, что сейчас нужно Сомер, это поток родительского сочувствия, пусть даже и искреннего. Но у Эрики Сомер еще есть сестра и бойфренд. Где они?
Сомер поднимает глаза и как будто читает ее мысли:
Кэт в Вашингтоне.
Воцаряется молчание. Молчание, наполненное Джайлсом.
Джайлсом, который любит Сомер. Джайлсом, который по какой-то причине испарился еще до того, как ей поставили диагноз. Эв этого не понимает. Не понимала тогда, не понимает и сейчас.
Она вздыхает:
Прости, но я должна спросить. Почему ты не позвонишь Джайлсу? Он ведь даже не знает, что ты здесь, не так ли?
По щекам Сомер текут слезы, но она даже не пытается их смахнуть.
Эв неприятно даже думать о нем, но дела у Сомер гораздо хуже. И суть не только в этом на работе назревает дисциплинарный процесс. Пока что он приостановлен, но это не значит, что его не возобновят. Впрочем, Джайлс все равно заслуживает толики жалости: бедняга, наверное, недоумевает, что же он сделал не так.
Она набирается смелости и уже открывает рот, чтобы что-нибудь сказать. Но в этот самый момент звякает ее телефон.
* * *
Кухня наполняется людьми. Это начинает прибывать команда криминалистов во главе с Аланом Чэллоу. Последнего явно оторвали от воскресного ужина перед телеэкраном, чем он, похоже, не слишком доволен.
Смотрел «Охотник за разумом»[4], говорит он, хотя его никто не спрашивал. Вот какими на самом деле должны быть последствия подобного выстрела, а не такими, как нам обычно показывают, добавляет он, кивая на труп. Большинству телевизионщиков просто не хватает яиц.
Нина Мукерджи смотрит с другой стороны кухонного стола, на котором она распаковывает свой набор для судебно-медицинской экспертизы.
Ну разве можно их винить? Ты посмотри на него.
У жертвы отсутствует отнюдь не мошонка. Он лежит на спине, ноги согнуты; стена позади него в пятнах крови, осколках костей, ошметках мозгового вещества, а из-под его раскинутых рук расплывается темное пятно, словно это какой-то жуткий снежный ангел.
У входной двери слышны голоса. Барнетсон морщится.
Следаки в штатском, говорит он. Прям как по звонку.
Сержант слегка раздражен тем, что вынужден передать дело службе уголовного розыска, а вот Паттергил, похоже, этому рад. Последние полчаса он провел у открытого окна, делая глубокие вдохи и давая односложные ответы.
Что тут у нас?
Это Гарет Куинн. Стоит в дверях, заполняя собой низкий дверной проем. Барнетсон уклончиво хмыкает. Куинн не просто «следак в штатском», а следак в костюме от «Хьюго Босс». Слишком шумный. Слишком бойкий на язык. Слишком склонный срезать углы. Не говоря уж о том, что никто не имеет права смотреться щеголем в это время суток, да еще при таких обстоятельствах. Но, как хорошо известно Барнетсону, Куинну вернули сержантские нашивки всего пару недель назад. Это будет его первое убийство в качестве «перевыпущенного» сержанта, так что неудивительно, что он так бодрится. Следующий за ним по пятам констебль входит в дверь с явной опаской. Барнетсон раньше с ним не сталкивался, так что, похоже, мужик недавно переведен сюда. Возможно, это его первая работа в штатском. Зелененький, значит. Хотя, конечно, не такой зеленый, как Паттергил, которого того и гляди снова вывернет наизнанку.
Это детектив Хансен, сообщает Куинн всем, кому это интересно. Замена Асанти.
Барнетсон вспоминает об этом говорили в участке летом, когда арестовали Фаули. Что-то насчет того, что Асанти дал показания против него, а Гислингхэм после этого не захотел с ним работать. Похоже, Гис добился своего, хотя, если учесть, что Асанти перевели в отдел особо тяжких преступлений, ему вряд ли есть резон на что-то жаловаться. И, судя по тому, что видел Барнетсон, Фаули из кожи вон лез, доказывая, что сам он лично не ссорился с Асанти. Итак, сейчас у Фаули в одной команде два сержанта, что всегда проблема даже в лучшие времена, не говоря уже о том, что один из них Гарет Куинн, которому есть что доказывать.
Хансен оглядывает комнату, осторожно встречаясь взглядом с любым, кто осмеливается поднять глаза. Барнетсон жестом указывает на труп.
Надеюсь, по дороге сюда никто не купил еды навынос, сухо говорит он.
Хансен криво усмехается:
Не додумались.
Итак, что у нас? спрашивает Куинн, подходя к трупу.