Вот уже полгода наш СРТМк или средний морозильный траулер кормового траления болтается в Карибском море. Формальная причина мы занимаемся научно-исследовательскими работами по определению районов промысловой значимости для рыбодобывающего флота братской Кубы. На самом деле, в свободное от контрольных тралений и гидрологических станций время опускаем за борт и буксируем специальное сканирующее оборудование, в просторечье именуемое «гирлянда», и производим пассивное наблюдение за всякой подозрительной деятельностью потенциального противника на акватории Северной и Южной Атлантики.
Работа нужная, ответственная и секретная. По этой причине все члены нашего экипажа прошли серьезную проверку органами МВД и госбезопасности. Так что тем, у кого родители или братья с сестрами во время Великой Отечественной Войны находились на занятой фашистскими оккупантами территории попасть на наш борт не светило. Шутка, конечно, ведь Сэмэныч как-то сюда проник, хоть и коренной одессит в ндцатом колене, по собственным его заверениям. Да и капитан Мандель Владимир Леонидович также из Одессы и тоже коренной в нцатом. Все, находящиеся на борту судна, были либо кадровыми офицерами и мичманами, либо матросами и старшинами сверхсрочной службы.
Оставил ящик под стойкой с батометрами, зафиксировав на случай качки специальной приблудой. И уже под задушевное «Я люблю тебя жизнь» в исполнении Бернеса потопал в направлении курилки две скамейки или банки по-морскому у главной надстройки, а между ними тазик с водой для окурков и горелых спичек.
Дедушка, голубчик, сделай мне свисток.
В установившейся между нами традиционно-шутливой манере я поприветствовал стармеха и присоседился рядышком на баночке. «Дед» на флоте неофициальное, но повсеместно используемое погоняло старших механиков. Достал из кармана пачку беломора ленинградской фабрики имени Урицкого, размял хорошенько папиросу, продул, сдавил мундштук пальцами в двух местах под углом девяносто градусов, сунул в рот и прикурил от поднесенной «дедом» спички. Затянулся и, устремив взгляд в бездонную синь тропического неба, зажмурился от удовольствия. Утро. Солнышко еще не высоко над горизонтом, не так шпарит. Суденышко шлепает тихим ходом в западном направлении. Легкий ветерок шевелит волосы. Блаадать и ляпота!
Вот уважаю Бернеса, но местами раздражает, завел Сэмэныч в который раз больную для него тему, поет «я вам не скажу за всю Одээссу», а надо «Адесу». Вот приехал бы к нам на Пересыпь, да послушал, как люди говорят
Теперь Сэмэныч минут двадцать будет бухтеть на предмет неправильного отношения людей творческих профессий к Одессе и одесситам. Особенно достанется Кобзону и отчего-то Мулерману, хоть песен про славный черноморский город от этих исполнителей я не припомню. Затем пройдется по клятым «ымперыалыстам», коих нужно давить аки «кутят ссаных». На мое счастье музыка из динамика прервалась и голос вахтенного штурмана объявил:
Старшему механику срочно пройти в каюту капитана! повторив еще дважды, по-неуставному добавил: Короче, дед, дуй к кэпу.
Вот же ж шлимазл невоспитанный! показушно возмутился Сэмэныч, а глазки-то заблестели. Двести процентов, сейчас уговорят с земелей бутылочку кубинского рома под задушевный разговор за Одессу.
Ни для кого не было секретом, что капитан и стармех когда-то учились в одной мореходке и были корешами, не разлей вода. Короче, дружба, проверенная временем и скрепленная многими и многими литрами в том числе и пролитого пота. Оно, конечно, на борту сухой закон, но еще кто-то из наших предков заметил, что в России суровость законов умеряется их неисполнением.
В лаборатории судна в железном ящике, носившем громкое название «сейф» хранилась десятилитровая емкость с нарисованным черепом и надписью «ЯД». Время от времени члены научной группы и лица приближенные также позволяли себе немного отравиться. К концу рейса там плескалось на донышке. Завтра добьём, чтоб не досталось врагу, то есть нашим сменщикам. Комсостав запасся «горючкой» еще в Гаване, во время смены экипажей, благо у каждого имелась официальная валюта в американских долларах. Простые матросы перебивались бражкой и техническим спиртом, уворованным из хозяйства старшего механика. Впрочем, все было тихо и культурно, пьяных и, упаси Господь, буйствующих за весь рейс ни разу не видел. Попасться подшофе на глаза первому помощнику капитана гарантированно потерять высокооплачиваемую, практически халявную работу.
Справедливости ради стоит отметить, что наш комиссар Василий Макарыч Щукин (за глаза Шукшин) был человеком с понятиями и, если что-то замечал, не торопился сообщать на берег. Он также лояльно относился к политическим анекдотам. С этим нам повезло, в отличие от тех, кого мы сменяли. Там первый помощник раскрутил нескольких матросов на выпивку, бухал вместе с ними, и сам же их сдал по приходу в Гавану.
Глянул на часы. Девять утра. В курилку начал подтягиваться народ после завтрака. Двое механиков вынесли табуреты и принялись резаться в нарды. Вокруг столпились знатоки и советчики.
Сегодня у траловой команды практически выходной контрольных тралений не запланировано. Штопка сетей, помывка палубы и санитарная очистка приемных бункеров много сил и времени не займут. Рейс подходит к завершению, готовимся к переходу в Гавану.
Научной группе предстоит еще одна гидрологическая станция в заданном районе, также спуск и буксировка «гирлянды» на глубину ниже термоклина.
На палубу вышел Васька Дерюгин. Хмурый не выспавшийся. В курилку не пошел, уселся в сторонке на пластиковом корпусе спасательной шлюпки и задымил беломориной.
Папиросы мы курим в рейсе вовсе не из экономии или особой любви к забористому табаку, когда возишься с батометрами, меняешь позолоченные стеклышки в батитермографе, настраиваешь буксируемые эхолоты или еще какое оборудование руки перманентно мокрые, и сигарета мгновенно намокает и разваливается. А папиросам хоть бы хны.
Чо такой сердитый, Васек? подойдя к приятелю, я уселся рядышком. Опять что-то высмотрел по вражескому TV?
Наш электронщик еще вначале рейса надыбал у стармеха сломанный портативный телевизор «Akai», якобы на запчасти. И отремонтировал его. Также он рассчитал и построил хитрую антенну, позволявшую цеплять сигнал с ретрансляторов Майами. Вступив в тайный сговор с начальником радиоузла и радистом в одном лице Володей Трофимовым, в одну из ненастных темных ночей антенна была водружена на мачту. Нам повезло, что Вован был абсолютным пофигистом и в душе немного диссидентом. Он поимел с этой операции полулитровую бутылку спирта и право просмотра телевизионных передач.
Не кричи! испуганно прошипел Василий и заозирался по сторонам. Немного успокоившись, сделал страшное лицо: Гром, знаешь, чего сегодня враги показали?
Вася, ты же знаешь, я смотрю только развлекалово, политикой не интересуюсь.
Афган, вот чего, и замогильным голосом продолжил: Горы сгоревших танков, сбитых вертолетов бронетранспортеров, автомобилей и прочей техники, а также десятки и сотни трупов. А наши талдычат, что мы там порядок практически навели.
Таки война же, Вася, а войны без жертв и разрушений не бывает.
Ты не понимаешь! зашипел коллега, Правду от нас скрывают! Вот чего возмущает.
Уймись, Василий. Зря тебя обучили языку потенциального противника. Многие знания многие печали это мне бабушка говорила, а она была женщина мудрая. Базар фильтровать учись и держать при себе, иначе в Соловки или вслед за тарковскими и солженицыными в загранкомандировку бессрочную и без содержания. И давай-ка демонтируй телек до первоначального состояния, а лучше за борт его. Ночью снимайте антенну это приказ, не обсуждается. К тому же комиссар что-то пронюхал и зачастил в гости. Верняк, кто-то стуканул. Мне партбилет не так дорог, как виза в забугорье. А без партбилета и визы не будет, и из флота ссаными тряпками погонят. Сечешь, парниша?