Иди!
Я иду, ответил покорно Элиав».
12
«И была седьмая ночь великой любви Соломона. Странно тихи и глубоко нежны были в эту ночь ласки царя и Суламифи. Точно какая-то задумчивая печаль, осторожная стыдливость, отдалённое предчувствие окутывали лёгкой тенью их слова, поцелуи и объятья. Глядя в окно на небо, Суламифь остановила свои глаза на яркой голубоватой звезде, которая трепетала кротко и нежно.
Как называется эта звезда, мой возлюбленный? спросила она.
Это звезда Сопдит, ответил царь. Это священная звезда. Ассирийские маги говорят нам, что души всех людей живут на ней после смерти тела.
Ты веришь этому, царь?
Соломон не ответил.
Может быть, мы увидимся там с тобою, царь, после того как умрём? спросила Суламифь. Царь опять промолчал.
Ответь мне что-нибудь, возлюбленный, робко попросила Суламифь. Тогда царь сказал:
Жизнь человеческая коротка, но время бесконечно, и вещество бессмертно. Человек умирает и утучняет гниением своего тела землю, земля вскармливает колос, колос приносит зерно, человек поглощает хлеб и питает им своё тело. Проходят тьмы и тьмы-тем веков, всё в мире повторяется, повторяются люди, звери, камни, растения. Во многообразном круговороте времени и вещества повторяемся и мы с тобою, моя возлюбленная. Это также верно, как и то, что если мы с тобою наполним большой мешок доверху морским гравием и бросим в него всего лишь один драгоценный сапфир, то, вытаскивая много раз из мешка, ты всё-таки рано или поздно извлечёшь и драгоценность. Мы с тобою встретимся, Суламифь, и мы не узнаем друг друга, но с тоской и с восторгом будут стремиться наши сердца навстречу, потому что мы уже встречались с тобою, моя кроткая, моя прекрасная Суламифь, но мы не помним этого.
Скажи мне, мой царь, скажи, Соломон: вот, если завтра я умру, будешь ли ты вспоминать свою смуглую девушку из виноградника, свою Суламифь? И, прижимая её к своей груди, царь прошептал, взволнованный:
Не говори так никогда Смерть не коснётся тебя Резкий медный звук вдруг пронёсся над Иерусалимом.
Мне страшно, прекрасный мой! прошептала Суламифь. Я не хочу смерти Я ещё не успела насладиться твоими объятиями. Прижми меня к себе крепче Положи меня, как печать, на сердце твоём!..
Не бойся смерти, Суламифь! Также сильна, как и смерть, любовь Тогда Суламифь улыбнулась в темноте от счастья и, обвив царя руками, прошептала ему на ухо:
Прошу тебя, когда наступит утро, пойдём вместе туда на виноградник Там снова окажу я тебе ласки мои Подожди, мой милый сюда идут Да Я слышу шаги Она замолчала. И было так тихо, что они различали биение своих сердец.
Кто там? воскликнул Соломон. Но Суламифь уже спрыгнула с ложа, одним движением метнулась навстречу тёмной фигуре с блестящим мечом в руке. И тотчас же, поражённая насквозь коротким, быстрым ударом, она со слабым, точно удивлённым криком упала на пол. Старший врач сказал:
Царь, теперь не поможет ни наука, ни бог. Когда извлечём меч, оставленный в её груди, она тотчас же умрёт. Но в это время Суламифь очнулась Глядя на своего возлюбленного и улыбаясь кротко, говорила с трудом прекрасная Суламифь:
Благодарю тебя, мой царь, за всё Вспоминай иногда о твоей рабе, о твоей обожжённой солнцем Суламифи. И царь ответил ей глубоким, медленным голосом:
До тех пор, пока люди будут любить друг друга, пока красота души и тела будет самой лучшей и самой сладкой мечтой в мире, до тех пор будет произноситься, клянусь тебе, Суламифь, имя твоё во многие века будет произноситься с умилением и благодарностью. К утру Суламифи не стало. Царь же пошёл в залу судилища, сел на свой трон и, склонив голову на ладонь, приказал (писцам, в тревоге затаившим дыхание):
Пишите! «Положи меня, как печать, на сердце твоём, как перстень на руке твоей, потому что крепка, как смерть любовь, и жестока, как ад, ревность: стрелы её стрелы огненные». И помолчав долго, сказал:
Оставьте меня одного. И весь день, до первых вечерних теней, оставался царь один на один со своими мыслями, и никто не осмелился войти в громадную, пустую залу судилища».
* * *
И будто услышал Соломон чей-то голос Однако, это внутри него кто-то сказал циничные слова, будто высеченные на тыльной стороне камня старинного перстня на указательном пальце левой руки Соломона: «И это пройдёт» Но по мудрости своей подумал вслух Соломон, будто высек слова на камне перстня своего, носимого на указательном пальце левой руки: «Ничто не проходит» Если бы Куприн написал только «Поединок», «Гранатовый браслет» и «Суламифь», он уже оставил бы своё имя в изящной словесности. После Куприна можно уже и не читать Ветхий Завет он весь в его «Суламифи». При этом, в ветхозаветной «Песнь песней» Соломона и в 12-и главах эротической сказки Куприна больше чувства и аромата жизни, чем в неразделённости взаимоотношений у Бунина. «Суламифь» это плотский вариант «Гранатового браслета».
Глава 2. Закруткин
2.1. «Образ первой любви»
Эту новеллу Закруткин отправил Комдиву на отзыв. Кто смотрел «Полосатый рейс», возможно помнят сцену на морском пляже, к которому плывёт «вон та группа в полосатых купальниках» после побега с парохода. Солнце, жара, жёлтый песок и горизонтальные загорающие. Один из них: толстый, усатый под белой войлочной шляпой обгорает в сонном состоянии. «Группа в полосатых купальниках» высаживается на берег, пляж во главе с молодым Лановым (возможно, это была его первая роль в кино) в ужасе разбегается, толстяк в шляпе продолжает похрапывать, один из тигров в недоумении подходит вплотную и обнюхивает лежащего. Тот сквозь сон бормочет: Вава, ты всегда мне снишься в таком экзотическом виде. Поворачивается на бок, поправляет шляпу на голове и продолжает досматривать свой «экзотический» сон. Вот приблизительно так происходило сосуществование Закруткина с девушками. Начиная с детского сада. Там вместе с ним в одной группе обреталась девчушка, склонная к полноте, которой он как будто нравился, если иметь в виду её регулярное опекание молодого Закруткина, вплоть до сопровождения в руки его мамы, когда та приходила, чтобы забрать домой. Эту девчушку он помнил как факт, до сих пор непонятный по отношению к себе. Ещё тогда же была Тата (Татьяна «русская душой»). О случае, в качестве «образа первой любви» с этой соблазнительницей, нежно-розовым поросёночком, которого подают к богатому застолью, Закруткин признался по просьбе попутчицы, направляясь как-то в командировку.
Небольшое отступление о книгах
Как то Закруткин дремал на кухонной кушетке, уронив, изданную в мягком переплёте карманного формата дурацкую книжку о женской любви, написанную к тому же женщиной, и ему снился его случай первой любви. Высказанная как-то гипотеза о том, что понятие «любовь» философское (кто первый докажет, что это не так, пусть первый бросит в Закруткина камень) проецируется на сознание своими «образами», пока не опровергнута, зато не раз подтверждается. Известно, что есть авторы, получающие за свои сочинения деньги, их творения не только печатают в мягких переплётах, но народ читает в поездах и залах ожидания, оставляя потом на сиденьях. Есть другие, которых держат в домашних библиотеках и перечитывают. И есть авторы, которые доступны безвозмездно. Кого из них больше? Если из домашних библиотек не так много и они, бывает, напишут всего одну книгу за всю жизнь, как Сервантес, когда ему было пятьдесят, то оставляемых на сиденьях, как их ни пинают, мало интернета. Справедливости ради, надо отметить, что не все они неграмотные графоманы.
Образ первой любви
Должна же быть последовательность перед «вечной» заметил Закруткин, начав эпиграфом из Тэффи: