Спасибо, что не сдал, поблагодарил Вадим.
Нема за шо Павлуха не без робости подошел к нему. Где так навострился?
В спортобществе, соврал Вадим. Научить?
Ага
Договорились. Завтра вечером, когда жара спадет, попрактикуемся.
* * *
О вылазке к озеру и найденных там следах он умолчал. Не хотел наэлектризовывать и без того неидеальную атмосферу в лагере. А если и расскажешь что это изменит? Все и так осведомлены, что поблизости рыщут басмачи, которые могут напасть в любую минуту. От своих археологических планов Вранич не откажется, да и Хрущ ему не даст. Они оба, как заведенные, копошились в песчаных грудах, отвоевывая пядь за пядью и продвигаясь в глубь крепости. Остальными они помыкали почище, чем помещики крепостными в треклятые времена.
Обережно! покрикивал научник, когда, по его мнению, чернорабочие, в число коих входил и Вадим, чересчур неосмотрительно орудовали лопатами и могли что-нибудь повредить.
Да шевелитесь же, твари! рычал одновременно с ним приват-доцент. Канителитесь, как мухи полудохлые!
Иногда они усматривали в сыпких залежах какую-нибудь вещицу, хищно бросались к ней и, разогнав копателей, просеивали шероховатые крупинки через мелкое решето. Однако до сих пор ничего из ряда вон выходящего им не подвернулось. Аркадий Христофорович, обладая экспрессивным норовом, стал терять терпение.
Уже неделю роемся, как жуки в навозе и что? Хоть бы хны
Круглый зальчик, назначение которого так и не было установлено, мало-помалу очищался от песка. Открылись проходы в другие помещения. Хрущ-Ладожский настаивал на том, что надо углубляться в них, поскольку, как он выражался, «в предбаннике больше делать нечего». Но Вранич встал на дыбы и на корявой смеси русского с сербским доказывал, что крестиком на карте отмечен именно этот зальчик и разрывать всю крепость не имеет смысла. С точки зрения Вадима, он был прав. На это уйдет бездна времени, а от ежедневного каторжного вкалывания и так уже ломило все суставы.
Хрущ уперся рогами, как баран.
Х-ха! Разуйте буркалы в этой каморке нет ни шиша. Что будете стены простукивать и по кирпичику их разбирать? На здоровье! Я такой чепухой заниматься не собираюсь
С этого дня в отряде обозначился откровенный раскол: приват-доцент демонстративно отказался повиноваться сербу и принялся работать в одиночку. Он бы сманил себе в помощь еще кого-нибудь, но Мансур с Вадимом на уговоры не поддались, а красноармейцы получили от Мокрого приказ подчиняться только Враничу, уламывать их было бесполезно.
Твари! выругался Аркадий Христофорович. Ну и вошкайтесь на месте, если вам угодно. Дурачье!
И он с надсадным хрипом вклинил лопату в заваленный песком дверной проем.
Что за хам! Вадим никогда бы не поверил, что этот невежа преподает в университете. Специально подбил научника, чтобы тот на правах руководителя экспедиции потребовал у приват-доцента документы. Серб счел требование разумным. Хрущ повыкаблучивался, но все ж предъявил удостоверение личности серую книжицу с шестью стандартными страницами. Фамилия-имя-отчество, год рождения, прописка в Москве все соответствовало. Из книжицы Вадим также узнал, что гражданин Хрущ-Ладожский не женат и призыву на военную службу не подлежит.
А где фотокарточка?
Аркадий Христофорович пренебрежительно фыркнул:
А зачем? По закону имею право не вклеивать.
Не придерешься. К удостоверению он присовокупил бланк с университетской печатью, заверявший, что предъявитель сего А. Х. Хрущ-Ладожский состоит в профессорском ранге.
Волей-неволей пришлось отступиться. Тем не менее, сомнения не покидали Вадима, и он чувствовал себя неуютно в присутствии сварливого приват-доцента. И не только он. Хрущ вносил дисгармонию везде, куда совался. То его не устраивала стряпня, за которую отвечал Сивуха (меню, признаться, было однообразным: кулеш из сала и тюря из сухарей, но какие разносолы в пустыне?), то он обвинял Вранича в археологической безграмотности, то без повода напускался на смиренного Мансура, подозревая, что тот втихую присваивает найденные в крепости предметы старины В общем, никому не давал покоя. Вадим кулуарно подбросил сербу мысль выдворить несносного буяна из расположения лагеря, однако научник воспротивился и мнение свое обосновал так:
Сей типус обладает могутностью. Он даст нам пользу.
Но он делает совсем не то, что нам нужно!
Пусть делает, како желает. Его препоставка односно версия заслужуе проверку.
Это означало, что серб не был уверен в своей правоте на все сто процентов и предоставлял строптивцу Хрущу шанс проверить альтернативную теорию. А ну как и впрямь, продвигаясь внутри крепости, словно гусеница в мякоти яблока, он натолкнется на то, о чем говорилось в приписке к карте? Все почему-то пребывали в убежденности, что это открытие нельзя будет спутать ни с каким другим. Сразу станет ясно: его и имел в виду безымянный араб, сделавший надпись.
Но дни шли, а фортуна не баловала ни Вранича, ни его оппонента. Бурдюки с питьевой водой истощались, заканчивалась и провизия. Сивуха напомнил об этом научнику, оторвав его от важнейшего занятия обмахивания кисточкой настенного барельефа с изображением чаши и вырывавшихся из нее огненных протуберанцев. Серб осерчал, он жуть как не любил, когда его отвлекали по мелочам.
Вадим встал на защиту Сивухи, сказал, что это отнюдь не мелочи. Продовольственных резервов у экспедиции хватит дня на три, а воды и того менее. Надо пополнять.
Научник остыл, признал доводы не лишенными здравомыслия и показал кисточкой на Сивуху.
Добро. Онда пусть он и привезет.
Сивухе поручение понравилось. Да, он побаивался ехать в одиночку через пустыню, но коли взглянуть с иного боку, то всего несколько часов, и он будет в кишлаке, где его ждет нормальная пища и, главное, вода. Можно напиться от пуза и смыть с себя грязюку, которая, смешавшись с потом и застыв, облипила тело, точно короста. А там, глядишь, и товарищ командир Мокрый разжалобится и пошлет на замену кого-нибудь другого. Каких только чудес не бывает!
Снарядился шустро: загнал в мосинку пять патронов, еще двадцать рассовал по карманам, к ремню прицепил флягу с водой, оседлал лошадку и адью! Вранич, напутствуя, всучил ему записку для Мокрого с перечнем всего, в чем нуждалась экспедиция. Значился там, между прочим, и динамит. Серб не исключал, что шпильки Хруща относительно простукивания не лишены оснований и понадобится рвать стены в поисках тайника.
Вадим, воспользовавшись оказией, передал посыльному скатанные трубочкой блокнотные листочки с заметками о первом этапе изысканий. Попросил с караванщиками или с кем-нибудь еще переслать их в Самарканд и вручить Бабскеру. Пусть знает, что не бездействует спецкор, исполняет прямые обязанности.
Сивуха, выпорхнув, как птица, на волю, пришпорил свою пегую, чтоб летела на всю железку. Но, хоть и выехал затемно, по холодку, день очень скоро вступил в свои права, накалил пустыню, и лошадь версте на пятнадцатой начала выдыхаться. Сивуха образумился, сбавил темп, позволил ей рысить, как вздумается. Тише едешь дальше будешь.
Одолев половину расстояния, повеселел. Если поначалу озирался по сторонам, ожидая, что из-за барханов стаей выметнутся басмачи, то по мере приближения к Алтынкану бдительность притуплялась. Никто ниоткуда не выскакивал, не нападал, под лошадиными копытами развертывалось волнистое полотнище, и ничто не нарушало его однотонности.
Так Сивуха сам себя убаюкал и всем существом потонул в мечтаниях о близком завтраке и вожделенном омовении. Отрешенность сыграла с ним подлую шутку. Лошадь неожиданно споткнулась, ее передние ноги подсеклись, и Сивуха полетел через холку. Распластавшись, как лягушка, шлепнулся на песок, и тотчас его накрыла рухнувшая вослед пегая. Упала аккурат на хозяйское колено, оно хрупнуло, Сивуха взвизгнул от боли и, загребая руками песок, выполз из-под бившейся лошади. В отличие от него, она пострадала не шибко, но и встать не могла, спутанная арканом.