Вот мы и провели русских дураков.
Инокиня Таисия в переписи не участвовала. Она передала Садовнику свой паспорт на имя Татьяны Романовой, выданный ей в Тернополе по ходатайству митрополита Шептицкого. Чтобы не возникло никаких недоразумений с советскими властями, он написал ей письмо для Букачевского райотдела НКВД, в котором просил ничем не беспокоить сестру Таисию монахиню, связанную с ним работой.
Вскоре войска покинули село, уехал и полковник Садовник. Почти сразу после их отъезда появились националисты. Монастырь опять целыми сутками стал работать на них. Таисию вновь по несколько раз за ночь будили, требовали ее то к больным, то к раненым. В сопровождении вооруженных бандитов она посещала самые отдаленные села района. На ее возражение, что ей все это надоело, матушка игуменья отвечала:
Таисия, за грехи безбожной России Бог требует от тебя эти жертвы.
Однажды в приемном покое, когда она принимала больных, к ней явился сотник Зобков, которого она уже давно не видела. Ухмыляясь, он закрыл дверь и, поигрывая в руке пистолетом, ехидно произнес:
Велено передать, госпожа русская, если вы впредь, во время облавы, будете якшаться с Советами, мы вас повесим вот на этих дверях вашего приемного покоя. И еще зарубите себе на носу, хотя вы и русская, но для «партии Бандеры» работать заставим. Лето придет, заберем вас в лес, где будете лечить раненых бойцов «самостийной Украины».
Сотник зло рассмеялся, инокиня ему ничего не ответила. Открыв дверь, она пригласила очередного больного. Таисия привыкла безропотно переносить угрозы и издевательства бандитов, ведь искать защиты ей было не у кого.
Подошло время приготовления к профессии. В ордене Святого Василия Великого существовал обычай, что каждая монахиня перед профессией великими вечными обетами писала духовное завещание, в котором всякое состояние настоящее или будущее записывала на грекокатолическую церковь или другие какие-нибудь добрые, по ее мнению, дела.
Еще при жизни его преосвященства митрополита Андрея Шептицкого отец Василий Величковский откуда-то узнал, что царь Николай II в конце января начале февраля 1917 года, опасаясь революционной смуты, перевел в Англию из своего состояния сумму в пять миллиардов рублей золотом.
И вот который уже час приехавший из Львова из дворца Святого Юра Величковский, рассказав матушке Монике Полянской и ее брату отцу Павлу Теодоровичу о том, кем на самом деле является Таисия, обсуждали детали завещания Татьяны Романовой.
Наконец, отец Василий закончил писать черновик завещания, суть которого состояла в том, что Татьяна Николаевна Романова, вторая дочь императора Николая II все свое состояние в Англии «отписала» грекокатолической церкви и передала его в распоряжение митрополита Иосифа Слипого. Его преосвященство через отца Василия потребовал у инокини Таисии такой документ и непременно хотел иметь его у себя.
Черновик этого, довольно длинного завещания инокиня переписала в монастырскую книгу профессий, потом на отдельные листы и один экземпляр для митрополита Иосифа Слипого, который она передала отцу Василию Величковскому. Работа была нудной, утомительной, а у матушки Моники и двух отцов только и было разговоров о состоянии Татьяны Николаевны Романовой. На подготовку к профессии времени, конечно, совсем не осталось.
Наконец, наступил долгожданный день для Таисии. В шесть утра, перед молитвами и обедней, во время которой должна состояться ее монашеская профессия, из церкви инокиню вызвала матушка игуменья. Сильно чем-то взволнованная, она никак не могла начать с Таисией разговор, что было совсем необычно для словоохотливой и острой на язык Моники. Затем она привела ее в свою келью и сбивчиво произнесла:
Таисия, ты удивишься моей просьбе. Но пойми, моя семья, хотя я и монахиня, мне сильно дорога. Поэтому пока ты не прошла профессию и еще имеешь право распоряжаться собой, отпиши в отдельном письме на мое имя, что из состояния покойного царя Николая II, которое он перевел в Англию, один миллион рублей завещаешь моей племяннице Варваре Петришин.
Инокиня печально жертвенным взглядом оглядела матушку, которая в руках уже держала чистый лист бумаги, приглашая ее сесть за стол. Таисия тяжело вздохнула, но вот махнула рукой, мол, чего не сделаешь для любимой матушки игуменьи и моментально сочинила завещание на миллион рублей золотом в пользу ее племянницы, верной католички. Матушка судорожно схватила письмо, долго благодарила инокиню за такой щедрый подарок, а та царственным взором оглядела ее и, не сказав ни слова, удалилась в церковь на молитву.
Приняв обет, инокиня Таисия стала монахиней.
Необходимо пояснить, что иночество это начальная ступень монашества, это подготовка к нему. Монахиня эта та, кто пострижена в мантию и дала монашеские обеты. Духовный подвиг и труд монахини считается более тяжелым, чем у инокини.
Вскоре матушка Моника, несмотря на сильное недомогание, вместе с отцом Василием Величковским отбыла во Львов, куда она была вызвана митрополитом Иосифом Слипым для объяснений о царивших в монастыре беспорядках. До митрополита дошли чьи-то анонимные жалобы на игуменью, что под ее крылышком на монастырские средства живет ее огромная родня.
Перед отъездом матушка долго беседовала с Таисией, которой высказала мысль, что она будет ходатайствовать перед митрополитом о ее переводе во дворец Святого Юра. Игуменья просила у нее согласие на это, так как очень боялась, что «партия Бандеры» может сотворить с ней зло. А при дворе митрополита Таисия со знанием ряда иностранных языков и церковного пения будет очень полезной ее преосвященству.
Но не только это тревожило матушку Монику. Она очень боялась полковника Садовника, который почему-то зачастил в монастырь, вынюхивая здесь все кругом. Она заметила, что его не так интересуют облавы в селе, как монахиня Таисия.
Бойся его, Таисия, это коварный, нехороший человек, предупреждала ее уже в который раз матушка.
А Таисия в душе лишь только улыбалась словам игуменьи. Могла ли она бояться этого человека? Могла ли она ему не верить? Нет, еще раз нет. Cлова матушки Моники обижали ее, оскверняли хорошее, красивое чувство, которое все сильнее и сильнее захватывало ее душу. Поэтому, сославшись на большое количество больных в приемном покое, она прервала разговор с игуменьей.
Однако у себя в келье Таисия, проанализировав разговор с матушкой, решила, что она в чем-то была права. Особенно в части взаимоотношений с националистами. В этом она видела для себя главную опасность, поэтому согласилась с предложением матушки Моники отправиться на какое-то время во дворец Святого Юра. О грозившей ей опасности Таисия изложила в письме митрополиту Иосифу Слипому, в котором сообщала, что работа в монастырском приемном покое становится для нее все опасней, и просила положительно решить перевод ее в резиденцию его преосвященства.
Конечно, она не раз думала, что за помощью могла обратиться и к Садовнику, но ее удерживала стеснительность, воспитанная многими годами, проведенными в католических монастырях. Да если честно признаться, то она мало верила в то, что такой серьезный человек, полковник великой Красной армии, мог полюбить ее. Ведь они так мало знали друг друга. Ей также казалось, что Садовник не поверил ей, что она вторая дочь царя Николая II. Ведь он почти не задавал ей об этом вопросов и не пытался говорить с ней серьезно. Все это заставляло быть с ним сдержанной и не пытаться обращаться к нему за помощью.