Я понял, что тема про застеклённый балкон сейчас не пройдёт, но маме тему для размышления я дал. Не хватало мне полезной площади для моей мастерской. А с лоджией было бы неплохо. Если бы ещё окно и балконную дверь убрать, подумал я. Но об этом можно только мечтать. ЖЭУ выбебет и высушит. Даже за деревянную конструкцию, наверное. А уж если увидят, что дверь убрали, точно комиссию пришлют. Сейчас с самостоятельностью строго.
А у трудовика заниматься «рукоблудием» уже опасно. Мы и раньше иногда упрашивали Гаврилу Афанасьевича построгать клюшки, корабль парусный выточить на токарном станке, табуретку домой. Он поощрял таких ребят. Я был не из них. Но когда мы с ним стали «делать деньги» и Афанасич пришёл в новом костюме и в шляпе, Светлана стала к нему захаживать чаще и пару раз застала меня за печатью «цифры». Она ничего не сказала, решив для себя, что лучше в мои дела не погружаться, как она сказала, «по» и провела себя по горлу.
В принципе, мне достаточно было сшить пару лёгких рубашек из «оцифрованной» или перекрашенной в синий цвет бязи, чтобы нашей семье жить в достатке: матери не напрягаться со студентами, а отцу не подрабатывать на второй работе. Да и из тонкой брезентухи, из которой рыбакам шили спецодежду, тоже могли получится приличные вещи. Попасть бы на швейную фабрику «Зарю»
Так я размышлял, пока не заметил, что за моей спиной стоит отец. Я бросил мазать.
А неплохо получается, сказал он. Гуашь?
Он взял баночку с краской и прочитал:
Гуашь Хитрый. Гуашью легче. Молодец. Очень неплохо.
Я рисовал лес и на картине уже прорисовавал багульник и отблески заката на небе. Я не первый день рисовал на ватмане формата А-4, прикреплённом к мольберту, собранном в кабинете туда.
И мольберт у него настоящий. Где взял?
Сам собрал. На уроке труда.
Отец удивлённо качнул головой.
Удивил два раза. Может что-то из тебя и выйдет, задумчиво протянул он.
Не что-то, папа, а кто-то. Что-то из меня выходит каждое утро. Делов то
Мама вскинула глаза, заморгала и прыснула в кулак. Отец хмыкнул.
Юморит, мать. Смотри ка Может Райкиным станет? И будет: «В греческом зале, в греческом зале»
«Мышь белая», добавил я, очень похожим на Аркадия Исааковича голосом.
Мама не выдержала и залилась смехом. Отец захекал. Потом, вытерев глаза от слёз, спросил:
Что у тебя в школе?
Да, нормально, вроде.
Ну принеси дневник.
Я принёс. Он пролистал.
Ты смотри-ка, мать. Вроде замечаний поменьше, а?
Поменьше-поменьше, подтвердила она.
Отец в последнее время приходил поздно. Авралили они на ТЭЦ, и он оставался на вторую смену.
А ничего так. Действительно «нормалёк», а не как раньше.
Он сунул мне дневник в руку и нежно хлопнул меня ладонью чуть ниже спины.
Это тебе всё равно Для профилактики. Молодец.
Я тебя, пап, хотел попросить
Чего, удивился он.
Ты не мог бы позаниматься со мной э-э-э На ключе работать. Я азбуку морзе выучил
Твою ж Что за день такой? День приятных удивлений. Третий раз удивил, а, Надь В разведчиков играете? Молодцы. Неси ключ. Знаешь где?
Знаю. Я на этом На вертикальном могу, мне бы на полуавтомате
Он меня сейчас до инфаркта доведёт, почти крикнул отец. Не жалеет меня сегодня совсем. То не заставишь его, а то, может он Давай, показывай Может он
Я принёс оба ключа и приставку пищалку с квадратной батарейкой, собранную отцом. Он раньше служил на флоте радистом, а потом даже работал радистом в «портофлоте» на буксире и в торговом порту. Очень любил радио дело. У нас даже одно время стояла дома радиостанция, но без передающего устройства. Он стучал ключом увлечённо и пытался меня увлечь, но слегка «пережимал палку», заставляя, а не заинтересовывая. Поэтому я и «кочевряжился». Поэтому он и удивился.
Навыки работы на телеграфном ключе у меня были вбиты инструкторами плотно, но это в том теле. Это тело с некоторым трудом, но осилило нехитрые действия. Всё-таки отец же меня учил класса с пятого. Азбуку я тогда не хотел учить. Сейчас знал.
Простучав несколько строк из газетной статьи, я посмотрел на отца и увидел в его глазах слёзы. Он отвернулся и вышел, сначала из комнаты, потом щёлкнул и входной замок.
Ты, точно его сегодня Тревожно сказала мама.
Не о том, мам, тревожишься. Радость он как-то переживёт. Дай бог А вот вторые смены Надо, чтобы он бросил свои вторые смены.
Да какая тут радость, почти зло сказала мама. Ты ведь над ним сколько издевался. Выучил бы ты эту проклятую азбуку Ведь выучил, когда захотел!
Именно, мам Когда захотел Извини
Я встал и оделся. Мама тихо плакала сидя в кресле.
Я пойду прогуляюсь. Всё будет хорошо.
Мама махнула на меня рукой.
Глава 6.
Получалось, что всё, что давал мне отец пригодилось мне в жизни. Или могло пригодиться, если бы я его послушал. Но я сопротивлялся отцовской настойчивости, переходившей в прессинг и к девятому классу у нас сложились натянутые отношения. Я становился взрослым и начал «быковать».
Отец был эмоциональным и, вероятно, сильно переживал, что у нас не клеятся отношения, и, вполне вероятно, из-за этого ушёл из жизни гораздо раньше. От лимфолейкоза рака крови. Он, конечно работал на вредных производствах и попадал под различные облучения, но не все сварщики и радиомеханики умирают от рака крови.
Раз уж я оказался здесь и сейчас, я должен был попытаться повлиять и на это. Правда, крови я ему уже свернул не мало. А гормоны кипятили кровь и выносили мозг, мешая быть разумным человеком. Как сложно жить, подумал я и усмехнулся. Фигня, прорвёмся.
К окончанию девятого класса я вошёл в учебный ритм и школьную жизнь. Для лентяев и замкнутых на себя, каким я был раньше, она проходила незаметно. Для остальных школа давала много. Только кружков и факультативов я насчитал двенадцать.
На мне «висела» классная стенгазета, но с ней я стал справляться намного быстрее и грамотнее. И на 23-го февраля, и на 8-е марта, и на майские праздники газеты получились красочные и информативные.
Не мудрствуя я копировал рисунок и заголовок с открыток, а текст печатал на японской портативной пишущей машинке «Brother», подаренной маме дядей Геной, работавшим в Приморском морском пароходстве.
Раньше я пытался оригинальничать, и получалась полная «Ж». С содроганием вспоминал всю жизнь стенгазету, нарисованную к восьмому марта. Почему-то я решил, что если срисовать некоторые картинки из книг карикатуриста Херлуфа Битструпа и приклеить к ним фото одноклассниц, то будет и весело, и не так, как у всех.
После этой газеты девчонки со мной не разговаривали до окончания девятого класса, а некоторые и больше. Но я искренне не хотел их обидеть. А папа лишь посмеивался, и я не помню, чтобы он меня отговаривал. Тоже непонятно, хорошо это или плохо?
В этот раз газеты выходили, как у нормального советского художника-оформителя. Я много почерпнул у них в своё время, захаживая к знакомым в мастерскую с бутылкой крепенького. Раньше у меня особо не получались заголовки. Сейчас я просто «сносил» по клеточкам на ватман надпись с открытки. И не надо ничего выдумывать.
Папа, увидев газету к «Дню Советской Армии и Военно-Морского Флота» удивленно хмыкнул и развёл руками.
Я бы так не смог, сказал он.
Он хорошо рисовал, но, как и я, не дружил с красками. Масляными в юности писал, и даже его картина сохранилась. Она висела на стене в доме его сестры в деревне. По этой причине помочь мне с газетами не мог. Как-то даже, видя, что я запорол корявой надписью уже готовую газету к новому году, он позвал мужа тетки Галины и он нарисовал мне прекрасного деда мороза и сделал отличный заголовок.
Чего ты берёшься за стенгазеты?! Часто говорил он. Ты не умеешь рисовать.
Он был частично прав. Карандашом я рисовал неплохо, даже как-то на уроке в восьмом классе срисовал бумажные рубль и трёшку. Очень похоже получилось Но ни нормальной графикой, ни техникой акварели, гуаши я не обладал. Я не учился у профессионалов, а пытался многое постичь самостоятельно. Это, конечно, было интересно, но контрпродуктивно.