В глазах вождя мелькнула тень, и он махнул на меня рукой.
Мне не хотелось вносить в племя раскол и затевать противостояние с главой, но к этому шло. Я слишком отличался от всех своим гуманизмом и жалостью к ближним. Я видел, на чём зиждется единовластие, и мне это не нравилось. Но изменить эти отношения я не мог.
Я понимал, что если вдруг я убью вождя, то чтобы остаться у власти, мне нужно будет убить ещё «человек» десять мужского пола, прежде чем мои соплеменники станут мне подчиняться. И всё начнётся сначала. А пока не будет вождя, все «мужики» передерутся между собой.
Я видел на фактическом примере, как более сильные заставляют работать более слабых, в основном, мужчины женщин. Мне такой «вождизм» претил, но он являлся основой основ этого и, наверное, любого асоциального общества.
Теперь я понимал, что Хрымар намеренно не давал развиваться эффективным технологиям. Каменный нож у него одного болтался на шее в ножнах, на всякий случай, но пока, чтобы справиться с конкурентами, ему вполне хватало клыков, когтей и дубины.
* * *
Мы с сестрой ушли из племени этой же ночью. С нами ушёл и Срок. Я так понял, что из-за Игры. Что-то уже между ними было, какая-то детская симпатия. Когда я ему сказал вечером: «Мы с Игрой уходим», он сказал: «И Срок».
Стояла середина лета. Всё цвело и пахло. У нас с собой было три корзины. У каждого, даже у Игры, копья и сумки. Она была хоть и меньше меня в полтора раза, но такая же крепкая.
Мы перетащили все мои вещи в «Мою Нору» и взяли с собой в поход минимум оружие. Но я хотел, как можно быстрее попасть на побережье, а это можно было сделать только водой. Поэтому, переночевав в «норе», я срубил в лагуне и скрепил тонким ремнём несколько брёвен «бамбука», получившимся из кабаньей кожи, перепревшей в земле и сбросившей щетину.
Ремень я резал по спирали из центра шкуры, и он получился очень длинным. Разделив его на несколько частей, я сделал крепкие соединительные манжеты, стягиваемые колышками. Поэтому плот получился надёжный, лёгкий и плавучий, с поперечинами из досок, за которые можно было держаться ногами, сидя на крайнем бревне.
Но мои детки отказались на нём плыть. Игра, глядя на меня всё же уселась на плот, а Срок, как я его ни уговаривал ни в какую.
Пожав плечами и махнув на Срока рукой, я вывел плот из лагуны, уселся и оттолкнулся от берега.
Не очень быстрое течение реки позволяло Сроку бежать с нами вровень, что он и делал километров пятнадцать, но потом стал сдавать. Остановившись на песчаном мысу, мы с Игрой поохотились на рыбу, дождались уставшего Срока и вместе с ним пообедали.
Игра настолько освоилась на воде, что бегала по плоту, аки посуху, чего я не одобрял, порыкивая на неё.
Опасно, сказал я. Вода. Враг.
Вода друг, возразила Игра.
Вода и друг, и враг, сказал я, прыгнул с плота и, взмахнув руками, погрузился под воду с головой.
Я поплыл под водой в сторону противоположного берега, отстоявшего от нас метрах в двухстах. Не выныривая больше минуты, я потихоньку всплыл, и увидел, как Игра и Срок мечутся по берегу, а плот уплывает вниз по реке.
Я замахал руками, делая широкие гребки, и через какое-то время догнал плот, забрался на него и причалил напротив небольшого острова. Испуганные детишки, догнавшие меня по берегу, смотрели на меня, как на воскресшего. Игра смеялась, а Срок похлопывал меня по плечу.
Видишь, сказал я Игре. Вода враг. Учись плавать, потом вода друг.
Как-то само собой получилось, что Срок уселся в центр плота на доски, и мы уже решили плыть снова, как я передумал. Солнце садилось, а лучшего места для ночёвки я не видел.
Завалив высокий ствол бамбука на нижней оконечности острова, мы прикрепили его к его же пню, а к его тонкому концу привязали плот. Таким образом, я рассчитывал уберечься от хищников.
Нарубив ещё бамбуковых брёвен, мы уложили их на плот, закрыв дыры. И получили прекрасную площадку для ночлега. Однако эту ночь спать нам не пришлось.
Едва зашло солнце, на ближайшем к острову берегу реки появились тени. Я не мог разглядеть и понять, что это за звери, но Урф сказал мне: «Волки». Назвал он их, конечно по-другому, но понял я его именно так: хищные стайные животные. Я сказал по-русски:
Волки, и Урф со мной согласился.
Волки!
С некоторых пор у меня включилось ночное зрение. Вернее, не ночное, а сумеречное. Вроде как ПНВ с ИК подсветкой, но только от естественных световых источников. Как бы включалась функция «яркость» на сто процентов. В кромешной тьме данная способность не работала.
В рассеянном свете зашедшего солнца, я видел этих тварей, и мне не хотелось иметь с ними дело.
Что-то волчье, или собачье у них в облике, безусловно, присутствовало, поэтому: «пусть останутся волками», подумал я.
Низкорослые и прыгучие существа заполнили берег и стали переправляться на остров, а некоторые, которых снесло течением, поплыли прямо к плоту.
Вооружившись дубиной, я встретил первую особь ударом по голове и всплывшее вверх пузом тело поплыло по реке.
Бейте, крикнул я, и отдал своё тело Урфу, он всё же был ловчее меня.
Переправившиеся на остров крысы. Какие, нахрен, волки?! Это крысы! Это были крысы, большие, как волки, но крысы. С такими же ловкими цепкими когтями и безволосыми чешуйчатыми хвостами. Они уверенно ползли по соединяющему плот с островом бревну, и если бы не Срок, быстро и сильно сбивающий их в воду, они бы нас сожрали за пять минут.
Иногда ему не удавалось сбить, вцепившуюся в бревно крысу далеко, и она падала в воду рядом и пыталась вылезти на плот.
Игра стояла слева от Срока, а я справа и мы со всей «дури» стучали по крысиным головам.
«Как в какой-то детской игрушке», подумал я.
Пока телом владел Урф, я мог анализировать обстановку и лучше контролировать наше общее поле зрения.
Видя, что Срок сдаёт, я встал не его место и заорудовал дубиной в горизонтальной плоскости.
Иногда, как я замечал раньше, что в бою устаёт даже не тело, а мозг, который отключается, или сразу от большого страха, или после некоего времени, примерно в минут двадцать в моём случае.
Нам с Урфом сейчас было проще. Почувствовав его умственную усталость, я взял управление на себя, и дубина продолжила свои круговые и восьмеркообразные движения. Я экономил силы, используя инерцию тела.
Плотность крысиного потока стала настолько плотной, что «туда-сюда» махать уже было не достаточно, и я стал вращать дубиной правой рукой по «часовой стрелке». Так было легче и продуктивней.
Когда устала правая рука, я переложил дубину в левую, и стал вращать против «часовой стрелки».
Стемнело, а крысы всё пёрли и пёрли. Мелькнула мысль: «Сколько же по реке плывёт трупов?», но было не до размышлений.
И вдруг всё закончилось.
Последняя крыса улетела далеко в реку, дубина сделала ещё два оборота, не встречая сопротивления, как ложка в стакане, размешавшая весь сахар, и я опустился на плот. Мы всматривались в темноту.
Измождённый, я с трудом высек искру, зажёг масляный фитиль и поставил глиняную лампаду на край плота. Потом зажёг ещё одну и ещё.
Игра и Срок от усталости не обратили на это внимание, хотя огонь видели впервые.
Спите, сказал я, и они мгновенно заснули.
Урф тоже заснул, но с открытыми глазами. Я просто отключил его разум. Первым дежурил я.
* * *
Утром, не завтракая, у аборигенов это не принято, мы тронулись в путь.
К моему удивлению, скопища мертвых крыс на берегах реки не наблюдалось. Причина загадки лежала на поверхности. Их попросту сожрали хищники-падальщики, или выжившие товарки. Видели мы на берегу, и тех, и других, и третьих, высоко парящих в небе.
Как не странно, птицы Рух, попыток напасть на нас не предпринимали, хотя я сильно опасался именно этого. Наверное, трое «хуманов» для них представляли опасность. А может быть, они опасались меня. Я замечал, что рухи, как-то по-особому стали на меня смотреть. Как-то очень разумно и даже осуждающе.