Полковник Генри Джонс с прибрежной военной базы Инглесайд, руководивший операцией по добыче топлива из затопленных хьюстонских хранилищ, довольно скоро понял, что в Хьюстоне есть всего два сезона: теплое лето и жаркое лето. Первое заканчивается в апреле, а второе начинается с мая и называется летом чисто по недоразумению, на самом деле это сезон дождей. А дожди здесь такие, что туши свет. В любую минуту совершенно внезапно начинается ливень и может идти, то затухая, то снова превращаясь в безбрежные бурлящие потоки воды, например, до следующей среды.
В этот раз ливень пошел, когда группа полковника находилась посреди городских руин, ближе к центру Хьюстона, еще не полностью ушедшего под воду. Спасаясь от дождя, солдаты перебежали улицу и нашли укрытие на первом этаже высокого здания из потрескавшегося и помутневшего стекла. Это, конечно же, было ошибкой, но Генри Джонс не сразу осознал, насколько она была фатальной.
Сначала прекратился дождь и вышло солнце, улицу наполнил яркий свет, и настроение поднялось, кажется, даже у всегда молчащего мистера Китано. Затем они услышали странный хруст и треск, как будто лед тает и разговаривает с солнцем, и вот уже сверху начали сыпаться, разбиваясь на тысячи сверкающих осколков, куски стекла. Закаленного стекла, выпадающего из рассохшихся рам на высоте в десятки этажей. Джонс увел отряд внутрь комплекса, подальше от сверкающей смертельной лавины, грохот которой они еще долго слышали, петляя по пустым коридорам. В итоге они вышли на какую-то боковую улицу, где вообще не должны были оказаться.
А потом они попали в засаду. Но сначала счетчик Гейгера в руках Джонса сошел с ума и начал трещать они случайно вышли прямо на зараженное пятно. Пока Джонс лихорадочно пытался определить верное направление, раздался выстрел, подрубивший шедшего впереди в дозоре бойца по фамилии Маркус. Тот мешком свалился на асфальт с простреленной головой, остальные бойцы прижались к стене дома, а счетчик все продолжал стрекотать, и с каждой секундой злобные радионуклиды прожаривали их клетки.
Выглянуть не получалось невидимый снайпер реагировал даже на высунутый кончик ствола винтовки, и сразу же по брустверу стены била пуля, осыпая залегших солдат мелкой бетонной пылью. Джонс попытался использовать миниатюрное зеркальце на ручке, но в ближайших остовах зданий были десятки мест, где мог сидеть этот стрелок.
Через несколько минут Джонс почувствовал резкую сухость во рту, а затем его начало мутить. Одного из солдат вырвало прямо на мостовую. Нужно было как можно скорее выходить из этой западни.
Смит, Глория, вы первые. Отходим на пять часов, бегом до вон той красной колонки и за угол. Вперед!
Глория рванула первой и понеслась по улице по диагонали. Джонс внимательно наблюдал момент истины, простреливает снайпер участок улицы, откуда они пришли, или нет. Прыгающий рюкзак Глории удалялся, достиг красной колонки, после чего она одним рывком бросилась за угол и залегла. Отлично, кажется, не простреливает. Смит побежал вторым, и побежал слишком медленно.
Быстрее! только и успел крикнуть ему вслед Джонс, прежде чем прозвучал выстрел.
Пуля попала Смиту под правое плечо, его развернуло и бросило на потрескавшийся асфальт.
Китано, за мной! Остальным прикрывать огнем!
Джонс вскочил и побежал изо всех сил, едва не теряя сознание от дурноты, темпа, адреналина и веса своего рюкзака. Сзади раздавался топот мистера Китано. Вместе они обогнули корчившегося на дороге Смита и, подхватив его под руки, буквально подняли вверх и потащили. Смит шипел от боли и извивался, но тоже пытался помогать им ногами. Сзади все утонуло в трескотне выстрелов, поэтому нового удара снайпера Джонс не услышал. Только что-то свистнуло у него над головой и чуть впереди пуля выбила кусок асфальта. Промахнулся! В этот момент внимательно наблюдавшая со своей позиции Глория тоже открыла беглый огонь.
Они благополучно дотащили Смита до угла, Глория деловито сообщила:
Гад сидит на третьем этаже!
Потеряв выгодную позицию, снайпер, видимо, отступил, поскольку больше огня с его стороны не было, и оставшиеся солдаты отряда благополучно отошли. Но результат был неутешительным: Маркус остался лежать на узкой улочке с зараженным пятном, и его оружие и снаряжение теперь наверняка достанутся неизвестному охотнику; Смит был ранен, а еще двое облучились и теперь попеременно сблевывали. Только Глория и Китано держались молодцом и активно оказывали помощь пострадавшим, хотя Китано, как всегда, молчал. Сам Джонс как мог боролся с приступами дурноты и слабости. Но было уже окончательно ясно: рейд в руины Хьюстона сорвался, и отряду придется вернуться в прибрежный базовый лагерь.
***
За последние месяцы солдаты гарнизона Инглесайд, действуя небольшими группами на моторных лодках и двигаясь вдоль побережья, активно исследовали сильно изменившуюся за последние годы береговую линию. Они прошли от заброшенного Форт-Брауна на юге и до затопленных предместий Хьюстона на севере. Почти везде они наталкивались на сильное радиоактивное или химическое загрязнение. Поселки были затоплены или полуразрушены, повсюду была картина полного запустения, почти все, кроме самых крупных строений, снесли ураганы и наводнения. На берегу не было даже племен дикарей: опасаясь стихии, они все откочевали вглубь континента. Если бы не радиоперехват, регулярно осуществляемый их главной базой и доказывающий существование других уцелевших общин, можно было бы подумать, что во всем мире они остались одни. Полковник Генри Джонс постепенно пришел к выводу, что и его отрядам предстоит все дальше и дальше идти в эти лабиринты руин, где их ждут неизвестные угрозы. Только там можно было найти топливо, продовольствие и патроны.
Базовый лагерь военных на берегу походил скорее на временную точку высадки. На плоском пляже у берега, метрах в двадцати, качались моторные лодки. С них двое солдат перегружали ящики в надувную лодку и медленно, по пояс в воде вели ее к берегу. Работали они не очень споро. На самом берегу почти впритык к линии прибоя было развернуто несколько палаток, сложены в штабель ящики, стояла радиостанция, тарахтел генератор, а рядом на длинном флагштоке реял полосатый флаг старых США. Группа полковника Джонса не признавала новой символики и все еще считала себя частью вооруженных сил и сил береговой охраны. На прибрежных дюнах, окаймляющих пляж, в закатном солнце торчали фигурки часовых.
В центре лагеря около небольшого костра, который больше трепетал на сильном прибрежном ветру, чем давал тепла, сидели двое солдат. Оба пытались высохнуть видимо, только сменились с разгрузки лодок. Первый старый ополченец в потертой зеленой куртке, а второй почти юный, но с внушительной ярко-рыжей бородой.
Слышь, Мак-Кой? Медведя в руинах видел? спросил старый.
Не видел еще. Но слышал, как он ходит в заброшенном здании напротив. В прошлом патруле.
А Дэн говорит, что уже видел его.
И что?
Страшный, говорит. Огромный и с обожженной мордой. Говорит, что воняет от него за милю видимо, ест только мертвечину давно уже
Откуда он ее берет-то? спросил Мак-Кой. Там уже давно все сгнили, если кто и умер.
Старый подумал и пожевал кончик уса, но ничего не ответил.
А ты слышал, что в Хьюстоне случилось еще в самые первые дни? спросил в свою очередь Мак-Кой. Мне на базе приятель рассказывал, а он с радисткой тамошней дружит, так она в записях еще с Большого Пиздеца это нашла.
Звучит так, будто она наврала, недоверчиво сказал старый.