Ей, ведь, наверное, сейчас лет семьдесят пять прикинул он.
Да побольше. В прошлом месяце восемьдесят стукнуло, уточнил Глеб.
Зимин с уважением присвистнул:
Солидный возраст.
Так вот, как я уже говорил, продолжил журналист, занесла меня нелёгкая в провинциальный городишко Рыльск. Это в Курской губернии. Оттуда до Поповки, где бабуля моя обитает, добираться всего ничего, ну, и решил я старушку проведать. Дай, думаю, смотаюсь по быстрому когда ещё случай увидеться подвернётся. Приехал, а она там, видать, совсем одичала от скуки и одиночества. Обрадовалась мне, будто, прибавке к пенсии не знала, куда посадить, чем накормить. А за стопочкой бурякового самогона с пампушками на закусь, рассказала прелюбопытную историю Не так давно заезжал к ней соседский сынок Ванька Антонёнок. Мужик хоть и в летах, а живёт, как перекати-поле. Ну, не сложилась у человека семейная жизнь всяко бывает. Работает кровельщиком, вечно мотается в поисках заработка. Кочует по-цыгански где работа, туда и он. Вот, в кои-то веки, в родное село наведался, ну и заглянул к моей бабуле по-соседски своих-то давно уже никого не осталось. Слово за слово, и по секрету сообщил он ей жуткую тайну о том, как однажды приметил за собой странность. Стоит ему заночевать где-нибудь, к примеру, в чужом доме, как немедленно сновидения его одолевают. Причём в них воссоздаются события, которые происходили довольно давно где-то поблизости. Узнал он об этом случайно. Остановился на ночь у одной тётки, которой потребовалось крышу подлатать. Как водится, привиделось ему что-то, а за завтраком вздумал он свой сон хозяйке пересказать. Приснилось, мол, будто я не я, а Мирон колхозный конюх. На дворе тысяча девятьсот тридцать четвёртый год. И вот раненько по утру приехали из района трое чекистов. Собирайся, говорят, с нами поедешь. Агафья вроде как жена в крик, со слезами на шею кинулась, поскольку не впервой уже так людей забирали. В те времена дружно и повсеместно все вредителей выискивали. Мирон, смекнув куда дело клонится, упёрся, было, так они его скрутили и выволокли из хаты, а по пути самовар со стола опрокинули Хозяйка, как такое услыхала, чуть мимо лавки не села. А ну, сказывай, кричит, кто тебе про батьку моего рассказал, как его заарестовывать приходили? Ну, он, понятное дело, опешил. Стал той тётке, втолковывать. Вот же заполошная Сказано тебе, сон такой чудной Та ни в какую! Не крути, шумит. Мирон Ерофеич отец мне, Агафья Тихоновна мать. А самовар тот помятый по сю пору на чердаке пылится за негодностью Откель про тот случай выведал?
Мужик кое-как отбрехался, хозяйку угомонил, а сам крепко призадумался: что как неспроста такое совпадение? От снов куда не денешься, они, ведь, без спроса в голову лезут. А только с тех пор стал он после ночёвок в случайных местах интересоваться осторожненько у хозяев, что да как, и со сновидениями своими сопоставлять. И выяснилось: что бы ему по во сне не привиделось, всё оказывалось чистейшей былью многолетней давности. Короче, в сновидениях своих лицезрел он вполне конкретные исторические факты из жизни совершенно конкретных людей, имевшие место в тридцатые-сороковые годы двадцатого века Каширин выдержал многозначительную паузу. Что засвидетельствовано ныне здравствующими детьми и внуками участников тех событий. Обо всём этом он, как на духу, бабуле моей и поведал. Я, разумеется, взял эту историю на заметку. Разыскал того мужичка. Переговорил с ним. Оказалось, вот такой дядька! Глеб выразительно поднял вверх большой палец сжатой в кулак правой руки. Это для моей бабки в её годы все, кто не ровесники, те молодые. Тому Ваньке, как выяснилось, уже хорошо за пятьдесят, и никакой он не Антонёнок, а Антонюк Иван Степанович. В общем, он всё подтвердил похоже, баба Зина ничего не нафантазировала и в случае необходимости готов поспособствовать развитию отечественной науки. Думаю, твой это клиент! оптимистично закончил журналист.
Если всё обстоит так, как ты рассказал, то очень может быть, задумчиво процедил Зимин и деловито спросил. Как мне с ним связаться?
Не сомневался, что ты заинтересуешься, Каширин расплылся в довольной улыбке. Записывай номер телефона
После разговора в «Старине Мюллере» прошло месяца четыре. Лето было в разгаре. Стояла невыносимая июльская жара. Припекало так, что несчастный асфальт, ставший похожим на мягкий пластилин, безвольно деформировался под ногами прохожих, а раскалившиеся от солнечных лучей стены домов, казалось, того гляди, расплавятся. Правда, в тени навеса летнего кафе послеполуденный зной всё же не так докучал. Там-то за пластиковым столиком и расположился Зимин в ожидании Каширина. Неспешно попивая прохладный апельсиновый сок, он лениво наблюдал за проезжающими автомобилями. Наконец на противоположной стороне улицы остановился знакомый припудренный пылью «Дефендер». Из-за руля не выбрался, а прямо-таки вытек раскрасневшийся от духоты Глеб. Осмотревшись по сторонам, он неспешно пересёк проезжую часть. Вид у журналиста был расхристанный благо погода способствовала. Весь наряд «акулы пера» состоял из распахнутой рубашки-гавайки попугайского цвета, удлинённых хлопчатобумажных шортов и шлёпанцев на босу ногу. Борис, который, несмотря на имевшие место «плюс тридцать пять в тени», заявился на встречу в белой рубашке и брюках, смотрел на друга с нескрываемой завистью.
Некоторым везёт проворчал он себе под нос и вяло поздоровался. Привет.
Привет, привет ответил Каширин и плюхнулся на соседний стул.
Пока он, тяжело отдуваясь, отирал с лица пот носовым платком, Зимин, покосившись на чересчур легкомысленный прикид Глеба, не удержался съязвил:
Счастливчик. Никто тебе не указ можешь себе позволить, напялить чёрт знает что.
Вот только, не надо завидовать! благодушно пророкотал тот в ответ. Тебе-то кто мешает одеваться по погоде?
Не кто, а что тяжело вздохнул Зимин. Корпоративный дресс-код.
Ну, извини. Каждому своё. Усмехнулся Глеб и, жестом подозвав официанта, заказал неизбежную чашку эспрессо и бутылку минералки, а потом озабоченно посмотрел на часы. У меня времени в обрез, так что, давай, пошустрее
Зимин усмехнулся.
Куда торопишься? Не иначе, как предстоит серьёзное интервью где-нибудь в Серебряном бору на пляже? Однако увидев, что на физиономии друга появилось нечто похожее на возмущение, поспешил предотвратить взрыв негодования. Шу-чу! Спешишь, стало быть, буду краток. Предлагаю тебе лично а в твоём лице, разумеется, и твоему печатному периодическому изданию освещать в прессе как бы поизящнее выразиться ход эксперимента, проведение которого стало возможно в результате титанических усилий нескольких групп учёных разного профиля.
Каширин не стал дожидаться окончания этой напыщенной речи.
Как сделать поизящнее, я и сам разберусь несмотря на то, что в глазах прожжённого писаки промелькнул живой интерес, он всё же попытался натянуть на лицо маску безразличия. Полагаешь, твои опыты способны заинтересовать многомиллионную армию наших читателей?
Борис с удовольствием пригубил освежающий апельсиновый напиток и как бы невзначай колко заметил:
Ну насчёт многомиллионной армии, ты лишку хватил. Скромнее надо быть тираж твоей газеты пока даже до полумиллиона не дотягивает. А что касается эксперимента, то, если всё пройдёт как запланировано, это будет настоящая бомба! многообещающе заверил он, и, сообразив, что получилось слишком уж двусмысленно, быстро пояснил. В смысле, фурор.
Но Глеб не унимался. Видимо, жаждал конкретики:
Имей в виду, если уж ты собираешься выдернуть меня, как морковку из грядки, из водоворота общественной жизни, то ты просто обязан предъявить что-нибудь особенное.