Вскоре проводили на войну и дядю Зиновия. Он оказался на том же сборно-учебном пункте РККА, где в своё время ожидал отправки на фронт Витькин батя. Однажды Витёк вместе с роднёй пришёл навестить дядьку. Немало удивились они тогда виду красноармейцев. Дядя Зиновий предстал пред ними в нижнем белье и каких-то замызганных башмаках. Так же были «обмундированы» и его сослуживцы.
Формы на всех не хватает, ругался раздосадованный дядька. Выдали нам обмундирование, а через три дня отобрали для срочно отбывающих на фронт. Теперь неделю уж строем в исподнем ходим. Тьфу! Цирк какой-то, так их растак!
Посещение сборно-учебного пункта вызвало тяжёлые чувства, напомнило об отце. И так стало нехорошо на душе у Витьки, что с тех пор он туда больше не ходил.
Однажды серым октябрьским утром, когда мелкий осенний дождик мочил кучки опавшей листвы, Витёк зашёл проведать своего друга Мирона. Был там и Кузя со своим старшим братом, шестнадцатилетним Григорием. Ребята поговорили о житье-бытье, повспоминали погибшего Миронова отца Михаила Поликарпыча. И тут Мирон вытащил лист бумаги, исписанный ровным детским почерком. Григорий, как старший, взял его в руки и стал читать: «Военному комиссару Сталинского района города Кирова. Заявление. Прошу принять меня добровольцем в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии, так как я хочу с оружием в руках защищать нашу Советскую Родину и мстить фашистам за смерть отца. Умею хорошо стрелять из охотничьего ружья. Могу быть снайпером или разведчиком. Буду дисциплинированным, смелым, до конца преданным Родине бойцом. Я уверен, что моя рука не дрогнет и все пули пойдут точно во врагов!»6
Вот так дал! восхитился приятелем Витька.
Молодец, здорово придумал! подтвердил Кузя.
Всё это, конечно, хорошо, попытался вразумить друзей Григорий, да только ничего не выйдет: тебе ж на днях четырнадцать только стукнуло. Кто ж тебя в армию-то возьмёт, да ещё и на фронт? Исключено.
Ничего ты не понимаешь! выговаривал ему Мирон. Мой возраст будет козырем, если меня в разведку послать. Я у немцев меньше подозрений вызову, чем здоровый мужик, верно? А выносливость и меткость у меня получше чем у других!
Шёл бы ты, паря, лучше на завод устраиваться, там больше от тебя пользы Родине будет. Вот я уже с начальником отдела найма поговорил, берут меня на работу.
Я в армию хочу, за батю поквитаться! А не возьмут, убегу на фронт, там примут!
***
Витька возвращался домой понурый. Все в семье переживали из-за отца. После единственной полученной с фронта весточки писали бате в действующую армию уже трижды, а ответа всё не было. Ему вдруг захотелось убежать на фронт вместе с Мироном, повстречать там папку и воевать вместе против фашистов.
Дома было пусто. Лишь из-за занавески, отделяющей бабушкин угол, доносились лёгкие шорохи. Витёк тихонечко скользнул за пёструю материю. Бабушка стояла спиной к Витьке и нашёптывала молитвы. Перед ней на комоде возвышалась икона с величественным седобородым дедом. Витька не знал, что это за образ, он видел его впервые. Наверное, бабушка из какой-нибудь разрушенной церкви принесла: Витёк слыхал, что некоторые несознательные элементы так делают. «Хорошо же бабушка икону прячет, раз никто в доме про неё не знает», вздохнул про себя Витька.
Сам-то он, как порядочный пионер, в Бога не верил. И на бабушку в этом вопросе смотрел свысока. Как-никак за плечами Витьки имелся солидный багаж из законченных четырёх классов, а у бабушки всё образование три класса церковно-приходской школы. «Что поделать, пережитки прошлого, рассуждал просвещённый паренёк. Ведь объяснил же прогрессивный английский учёный Чарльз Дарвин, что обезьяна превратилась в человека, что тут может быть непонятного?!»
Витька подошёл к окошку и взглянул на хмурое небо. «Вот если бы бабушкины молитвы могли помочь отцу, Родине А так Что толку от них?» подумалось мальчишке. В это время раздался нетерпеливый стук в дверь. Витька вышел, а через мгновенье влетел обратно с радостным криком, держа в руке заветный мятый треугольник.
Бабушка! Скорей! Письмо от бати!
Читай, милок, читай, бабушка, крестясь, появилась из своего угла.
Витька принялся читать вслух. В письме отец с горечью описывал события сражения за Смоленск. Как они из последних сил держали свой рубеж обороны, отражая бесчисленные атаки фашистов. Как пришлось им, непобеждённым, отходить, оставив этот рубеж, чтобы не угодить в окружение. Как напоролись неожиданно в лесу на громадную колонну гитлеровцев и в завязавшемся бою его тяжело ранили. Как однополчане тащили его, раненого, двое суток к своим.
Из письма они узнали, что отец был дважды ранен в плечо и в ногу. Но уже шёл на поправку, находясь в подмосковном одинцовском госпитале.
Вечером Витька зашёл к Мирону узнать результаты его похода в военкомат. Мирон был угрюм и неразговорчив. «Не взяли», понял Витька и предложил другу вместе бежать на фронт. Мирон тут же оживился.
Давай. Может, к партизанам прорвёмся. Там такие, как мы, точно пригодятся! предложил Мирон.
Не, я к отцу хочу, вот и адрес госпиталя есть, возразил Витёк. Он уже скоро поправиться должен, там и повоюем.
Да, повоюешь ты! Меня вон в военкомате чуть ремнём не выдрали: мол, дурь из тебя вышибем. А потом объяснили, что у них сверх планового призыва ещё больше тысячи заявлений лежит от добровольцев. Так что не всех ещё берут, и нам, малолеткам, ничего не светит. А ты думаешь, в армию прибудешь и тебя там с распростёртыми объятьями встретят?
Просовещавшись весь вечер, ребята решили с утра пораньше бежать на фронт, а там будь, что будет!
Лёжа под тёплым лоскутным одеялом, Витька всё никак не мог уснуть в ту ночь. Мешали воспоминания. Вокзал, паровоз. Малыши-дошколята, эвакуированные из Ленинграда. «Скажи, где моя мама?» и детские глаза, полные горя.
Побег на войну
Шёл четвёртый месяц войны. Фашисты всё ближе подбирались к Москве. Из столицы на восток непрерывным потоком эвакуировались промышленные предприятия и люди. Стонали перегруженные транспортные артерии; ведь из тыла в сторону фронта перебрасывались всё новые и новые подкрепления: люди, техника, боеприпасы. Словно в гигантской топке, сгорали они в пламени войны, и пламя это никак не могло насытиться.
9 октября 1941 года Государственный комитет обороны принял постановление об эвакуации московского завода 32 в далёкий город Киров.
А в Кирове, на северной его окраине Филейке, встретились в то утро два паренька, решивших бежать на войну бить немцев. Было по-осеннему сыро. Остывшая за ночь стройплощадка пряталась в густом тумане. А Витька с Мироном решили начать свою авантюру с визита к дяде Филиппу. Добравшись до располагавшейся рядом с Филейским шоссе, деревни Тиминцы, пацаны вошли в покосившуюся избу. Безногий дядя Филипп, выглядящий из-за косматой бороды гораздо старше своих лет, уже работал, как обычно, починяя чью-то обувь.
Дядя Филипп, нам задание в школе дали: про беспризорников написать, соврал, не моргнув глазом, Мирон.
Ну, заходь, послухаете, мужик отложил в сторону инструмент, почесал по-простецки бороду. Он был рад неожиданному визиту мальчишек. Чаво рассказать-то?
А как вы по стране путешествовали, куда ездили, где бывали?
Простоватый одинокий калека дядя Филипп жил бобылём. И когда выпадала редкая возможность рассказать про свою жизнь использовал её по полной. Ловко вскарабкавшись, он устроился прямо на рабочем столе рядом с верстаком и принялся пересказывать свою судьбинушку. Отец его погиб на империалистической войне, мать умерла от тифа после революции. Жили с братом и сестрой у родственников, которые тоже все погибли. Кого-то убили на гражданской войне, кто-то умер от голода и заразных болезней. Так в четырнадцать лет остался он один на белом свете. Три года скитался с беспризорниками в поисках лучшей доли по всей России. Именно этот период жизни дяди Филиппа и интересовал больше всего мальчишек.