Рут уже вытащила из пасти кита свой большой рюкзак. Расстелив на засыпанном пеплом песке водонепроницаемую подстилку для палатки, выгружает из него вещи. Находит чистые трусики, натягивает их и продолжает работать полуобнаженной. Содержимое рюкзака она раскладывает на кучки:
одежда, полотенце;
палатка, походный коврик, спальный мешок;
туалетные принадлежности, складной нож, аптечка;
продукты.
Рут перебирает медикаменты. Дезинфицирующих салфеток совсем мало. Это плохо. Она аккуратно укладывает в пластмассовую коробочку тюбики и упаковки таблеток, пластыри и бинты в пластиковых обертках.
На мгновенье перед глазами возникает образ матери, собиравшей для нее аптечку всего несколько дней назад так же, как теперь укладывает медикаменты она сама.
Мамочка.
Энн стоит у кухонного стола; очки подняты на лоб, чтобы волосы не падали на лицо. Смеясь над чем-то, что она услышала по радио, ее мать педантично втискивает в контейнер упаковку за упаковкой, будто составляет пазл.
Рут хватается за горло, словно пытается выдавить из мыслей видение, которое ее душит. Зажмуривается, стискивает зубы. Нельзя погружаться в воспоминания. Надо жить дальше.
Она вскрывает один из пакетиков, вынимает салфетку с цитрусовым ароматом, вытирает обожженную кожу сначала лицо, затем ладони и тыльные стороны рук. Морщится: антисептик обжигает открытые раны.
Едва Рут надевает спортивный бюстгальтер, из моря возвращается Ник. Он весь мокрый, с него капает вода. Ник оттопыривает на себе трусы-шорты, чтобы сделать свои очертания менее заметными. Рут качает головой надо же, какой стыдливый! и бросает ему свое мокрое полотенце.
Есть хочешь? Она имитирует движение ложкой.
А у тебя есть еда?
Рут вытаскивает из рюкзака три консервные банки, несколько булочек в вакуумной упаковке, с виду сухих, несколько соленых кренделей и сетку апельсинов.
Вот. Она бросает Нику апельсин и идет к нему, на ходу зубами вскрывая упаковку с еще одной антисептической салфеткой. Сейчас будет больно.
Рут промокает салфеткой его лицо. Он морщится от боли и ругается себе под нос, когда один из волдырей лопается.
Выбросив использованную салфетку и упаковку от нее, Рут складным ножом вскрывает банку с печеной фасолью. Отогнув на ноже ложку, она кладет в рот фасоль и протягивает банку Нику.
Вот все, что у меня есть, Рут показывает на вещи, разложенные на подстилке одноместной палатки. Нам нужно пополнить запасы. Найти помощь. Найти людей.
Ник кивает, возвращая Рут банку с фасолью.
Он выкручивает джинсы и футболку, раскладывает их сушиться на солнце рядом с вещами Рут, на свободной части подстилки.
Машина, должно быть, сдохла?
Рут морщит носик, на лице замешательство. Либо она не слышит, либо не поняла, что он сказал.
Ник указывает рукой туда, где стоит усыпанный пеплом пикап.
За машиной незнакомый пейзаж, словно изображение чужой планеты в фантастическом фильме. Ник вспоминает солончаки в Южной Америке, он видел фотографии в соцсетях. Цифровые снимки низкого качества, сделанные с разных ракурсов. Как и к статуе Христа-Искупителя в Рио, к ним стекались туристы, фотографировали, а потом, в доказательство того, что правда видели их, засоряли интернет этими снимками, своего рода отметками в паспортах. Но тогда еще существовал интернет.
Кстати, да, думает Ник. Интернета же больше нет.
А может, и солончаков уже нет.
Неужели он сам никогда уже не сможет сфотографировать их?
Надо бы оценить масштаб ущерба. Узнать, выжил ли кто-нибудь еще.
Он смотрит на расположение солнца на небе. Полдень, наверное, пару часов как миновал.
Пошли, пока светло. Идти сможешь?
Рут по-прежнему слышит его плохо, но кое-что понимает по губам.
Она кивает, пережевывая очередную ложку фасоли.
Из сумочки с туалетными принадлежностями вынимает баночку с увлажняющим кремом и, морщась от боли, обильно смазывает им опаленную кожу. Протягивает крем наблюдающему за ней Нику, но он отказывается.
Рут убирает вещи в два рюкзака один большой, другой поменьше. Во второй она кладет самое необходимое: фонарь, складной нож, флягу с водой, аптечку. Из кармана рюкзака достает пустую холщовую сумку и протягивает ее Нику. Изумленный, он берет у нее сумку.
Можно положить это в твою машину?
Рут показывает сначала на свой походный рюкзак, потом на ободранный пикап. Огонь пожара давно погас, от двигателя остался один корпус. Не автомобиль, а шкаф на колесах.
Он согласно кивает и смотрит, как Рут поднимает рюкзак на плечо, морщась от боли, потом долго дергает дверцу фургона, пытаясь ее открыть. Наконец ей это удается. Рут оборачивается и поднимает вверх большой палец: кабина цела. Она швыряет туда рюкзак, захлопывает дверцу.
Может, запереть машину? Как думаешь?
Ник недоуменно смотрит на нее. Она жестикулирует, как бы закрывая ключом дверцу, но он все равно не понимает. Рут возвращается к нему. Кричит:
Ключ? И для наглядности изображает, как поворачивает ключ в замке.
Ник улыбается. Дверцу-то зачем запирать?
Ничего с ней не случится.
Теперь в лице Рут отражается недоумение: она его не поняла. Ладно, зачем что-то объяснять? Легче просто запереть машину. Ник кивает, вскакивает на ноги и трусцой бежит к пикапу. Запирает дверцу, а ключ от машины вместе с холщовой сумкой запихивает в карман влажных джинсов.
Пойдем посмотрим, что и как.
Щурясь, Рут смотрит, как Ник шагает прочь. В ярком свете послеполуденного солнца пепельный покров слепит глаза.
Он оборачивается, зовет ее за собой. Силуэт, предлагающий ей уйти от кита, от моря, от берега и по пеплу отправиться к чему-то неизвестному.
Она вешает на плечо рюкзак с остатками припасов и следует за ним.
10
От мелкого январского дождика волосы Рут начинают пушиться и завиваться. Она приглаживает их. Перед ней в очереди всего три человека. По ее прикидкам, поскольку Фрэн всегда опаздывает, она успевает купить для них по стакану кофе и по пирожному и прийти к реке точно к условленному времени. Рут надеется, что это поможет начать их встречу на хорошей ноте. Она знает, что Фрэн все еще дуется на нее, и хочет вернуть расположение подруги.
Двое молодых американцев перед ней тихо спорят, решая, остаться им в кафе или взять еду с собой. Стоящая у прилавка женщина спрашивает про пирожные.
Есть что-нибудь без глютена?
Миндально-черничные.
И глютена в них нет?
Да. То есть нет. Они без глютена.
А ягоды?
Есть. Черника.
Нет, мне с ягодами нельзя. Я возьму круассан.
В нем глютен.
Молодой бариста ждет, когда женщина определится с выбором; щипцы в его руке зависли над подносом с выпечкой.
Все равно давайте.
Рут смотрит время на экране телефона. Она успевает едва-едва.
Фрэн ждет, сложив руки на груди. Ладони она засунула под мышки, пятками нетерпеливо отбивает дробь. Она стоит спиной к серо-бурой реке. Рут знает, что со своего места подруга не заметит ее приближения, и видит в этом возможность растопить между ними лед. Незаметно подкравшись к Фрэн, она шепчет ей на ухо:
Кофе?
Фрэн от неожиданности взмахивает руками, и стаканы с кофе на десять фунтов летят на тротуар. Они смотрят на разлившуюся между ними молочную лужу. Рут протягивает подруге промасленный бумажный пакет.
Тогда только круассан?
Они идут вдоль реки. От измороси над извилистой лентой Темзы висит мгла. Кажется, что Ковент-Гарден гораздо дальше, чем им казалось, когда они планировали прогулку.
Как дела на работе?
Мне только в понедельник выходить.
Лентяйка.
Рут не поддается на провокацию. Разговор легко может перетечь в перепалку они не раз уже ссорились из-за пренебрежительного отношения Фрэн к ее работе, и она не хочет раскачивать лодку. Да и на самом деле нельзя сказать, что она так уж страдает на работе.