Гарем. Реальная жизнь Хюррем - Агафонов Григорий И.

Колин Фалконер

Гарем. Реальная жизнь Хюррем

© Colin Falconer, 1993

© Г.И. Агафонов, перевод, 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2023

Часть 1

Паутина

«Вход в цесарский дворец опутан паутиной»

из Саади

Глава 1

Стамбул, 1522 г.

Когда в гареме Старого дворца появлялась новая юная рабыня, ее незамедлительно начинали обучать азам османского языка, принятого при дворе, и основам учения Корана. А также препоручали одной из распорядительниц гарема для подготовки к исполнению конкретных обязанностей.

Хюррем в наставницы досталась кяхья, хозяйка Шелковой комнаты, желчная черкешенка с лицом цвета дубленой кожи. Старуха все цеплялась за воспоминание о своей единственной бесплодной ночи с султаном Баязидом, дедом нынешнего султана Сулеймана. С тех пор она коротала свои дни в гареме в роли главной портнихи, затерявшись среди гор парчи, дамаска и атласа,  но, по кротости нрава, не роптала.

Пальцы у Хюррем были ловкие, глаз меткий, и носовые платки с ее вышивками снискали дошедшие и до нее похвалы самой валиде-султан, то есть матери султана. Работала она, тихо напевая, над вышивкой золотой и серебряной нитью по отрезу зеленого атласа из Дибы затейливого орнамента из листьев и цветов. Напев же этот девушка в детстве переняла у отца; это была татарская песня о степных просторах и северном ветре.

Вот и не услышала она, как сзади подкралась тихо вошедшая в комнату кяхья, а очнулась сразу от жгучей и звонкой оплеухи. В шоке отпрянув и выронив иголку, Хюррем замахнулась, чтобы дать сдачи

Глаза кяхьи недобро блеснули:

 Ну давай, бей меня! Капы-ага тебе живо устроит бастинандо!

Хюррем опустила руку.

 И не петь мне тут, сколько раз тебе говорила! Это же гарем, и здесь всегда стоит полная тишина.

 Мне нравится петь

 Тут имеет значение только то, что нравится повелителю нашему.

 Но его же здесь и близко нет сейчас. Можно хоть из пушки во дворе палить, и он об этом даже не прознает.

 Дерзкая проказница!  с этими словами кяхья влепила подопечной еще одну пощечину, но на этот раз Хюррем была к ней внутренне готова. Правда, удар оставил пунцовый след на ее щеке.

Затем старуха подобрала платок и принялась высматривать изъяны в вышивке. Не обнаружив ни единого, она брезгливо бросила его обратно на лавку и приказала:

 Возвращайся к работе.

Светелку для вышивания Хюррем делила на двоих с вороно́й масти еврейской девушкой. Куплена она была на невольничьем рынке в Александрии, и кяхья по этому случаю к ней иначе нежели по кличке «базарное мясо» не обращалась. На самом деле звали ее Мейлисса, и теперь Хюррем внимательно, хотя и краем глаза, наблюдала за тем, как та склонилась над собственной вышивкой, тщетно пытаясь затаиться и прикинуться невидимой за сорочками и чадрами, сложенными на столе перед нею. Но слишком уж заманчивую цель она собою являла для кяхьи в ее нынешнем настроении.

 Дай-ка посмотрю,  сказала кяхья и выхватила работу из рук Мелиссы.  Гляди сюда: лучшая парча из Бурсы, а ты ее испортила!  Размашистая оплеуха.  Ты чем думала-то?!

Мейлисса молчала, понурив голову. Старуха швырнула ее отрез материи на пол и приказала:

 Спарывай все до последнего стежка и начинай заново.

 Жирное смрадное дыхание из зада верблюдицы,  прошипела Хюррем вдогонку кяхье и вернулась к вышивке, напевая громче прежнего.

Услышав позади придушенные всхлипывания, обернулась. Мейлисса плакала, уронив голову на руки.

 Нечего из-за нее так расстраиваться.

Мейлисса покачала головой и разрыдалась пуще прежнего.

 Мейлисса?  Хюррем встала и обняла ее за плечи.

 Это не из-за нее

 Из-за чего же тогда?

И тут же прочла очевидный ответ прямо в глазах девушки. Ужас голый и дикий. Внушенный невесть чем или кем, но никак не кяхьей.

Мейлисса вглядывалась ей в лицо в поисках поддержки.

 Нужно же мне хоть кому-то сказать,  жалобно произнесла она.

 Уж мне-то ты можешь довериться,  сказала Хюррем.  Что бы то ни было, я никому не проболтаюсь.

 Они меня убьют,  прошептала Мейлисса, комкая подол кафтана.

 Скажи на милость, за что, иначе как я тебе помогу?

 Я беременна.

Хюррем подумала было, что ослышалась.

 Быть того не может, полная чушь,  проговорила она.

 Правда. Срок давно прошел, а крови все нет.

Хюррем рассмеялась. Забеременеть? В этой тюрьме?

 Мейлисса, все в порядке, всякое случается. Бывают задержки, бывает, месячные и вовсе не приходят. Это же не значит, что ты беременна.

Мейлисса покачала головой.

 Нужен же мужчина, чтобы забеременеть.

Мейлисса бросила взгляд за плечо Хюррем: не подслушивает ли кто? До этого мгновения Хюррем считала себя более опытной в мирских делах, но тут, когда всякая защита была отброшена, она вдруг усмотрела в Мейлиссе знание и хитрость, которых ранее за ней не замечала.

 Капы-ага,  шепнула Мейлисса.

Капы-ага! Капитан стражи и главный белый евнух. У Хюррем даже рот открылся от изумления. Хотя капы-ага и возглавлял стражу гарема, наедине с любой из поднадзорных дев ему оставаться было строго воспрещено, поскольку полным скопцом он не был в отличие от евнухов-негров. Она слышала, что большинство белых евнухов кастрировали не полностью, а просто перевязывали или придавливали им яички, как ягнятам.

Она была ошеломлена. Покуда она сражалась с пониманием нового языка, считая себя всяко выше этой селянки, та изыскала себе путь на ложе.

 Говорят, мужчины бывают способны вроде как восстановить их,  сказала Мейлисса.  Даже черные. Потому их раз в год и проверяют, чтобы убедиться, что они у них заново не отросли.

 Чушь! Ведь когда жеребца оскопят, он так и остается мерином!

 Так белые-то евнухи они же и не скопцы вовсе; им же их штуки не отбривают напрочь в отличие от нубийцев.

 Ну и где у тебя с ним это вышло?

 Да есть тут один дворик в северном крыле дворца в окружении высоких стен под сенью платанов. Дверь в стене туда всегда заперта, но никогда не охраняется.

 И чем ты там занималась?

 Изучала Коран, как нам велено. Он меня, должно быть, заприметил с северной башни. Я вдруг услышала ключ в замке́. Хотела убежать, но тут

Хюррем склонила голову в ожидании продолжения «но тут», но Мейлисса лишь пожала плечами:

 Он сказал, что я самая красивая женщина в гареме. И что он поможет мне сделать так, чтобы султан положил на меня глаз.

 Сколько раз это происходило?

 Всего единожды. Может, дважды.  Глубокий вздох.  Шесть раз.

 Шесть раз! Да ты хоть понимаешь, что бы они с тобою сделали, если бы ты попалась?

 Так я ведь и так им попалась. Разве нет?

Тут Хюррем чуть задумалась о том, как бы она сама себя повела, если бы сидела в тенистом дворике над Кораном, «но тут». Даже смертельная опасность может показаться прельстительнее удушающей скуки дворца.

 Они меня собираются прикончить,  прошептала Мейлисса.  Завяжут в мешок и кинут в Босфор.

 Я тебе помогу,  сказала Хюррем.  Поверь мне.

Глава 2

Спальня была все той же, какой он ее помнил. Только через три дня после триумфального вступления в Стамбул Сулейман вновь почувствовал себя снова дома. Откинувшись на диван, снял и отложил в сторону шелковый тюрбан, нащупал и расстегнул защелку султанской короны.

Вот уже три года тому назад он унаследовал отцовский трон, но не переставал ощущать себя актером театра теней. И если поначалу думал, что это чувство пройдет, как только он привыкнет к новой роли, то сейчас понимал, что с течением времени оно лишь усиливалось. Даже в собственных дневниках он теперь величал себя в третьем лице.

Почему-то «носителем бремени» принято было называть его великого визиря. Но ведь великий визирь не более чем ловкий жонглер в поисках баланса между лестью, расчетом и двуличием. А в действительности именно он, султан, несет на своих плечах воистину тяжкий груз ожиданий не только шести миллионов турок-подданных, но и всего исламского мира.