Поскольку никто в столицу для передачи дел не прибыл, через месяц пришла очередная депеша за подписью Львова, в которой нас известили о назначении новым наместником графа Мясоедина и предписывали в кратчайшие сроки прибыть в столицу. В Иркутске к кортежу графа подошёл человек в кожанке, какие одевают авиаторы, а в будущем станут носить чекисты.
Господин граф, я начальник Северо-Восточного жандармского управления граф Михаил Владимирович Азовкин.
Здравствуйте, граф. Разве у вас не упразднили жандармов? Граф Мясоедин Аристид Софоклович, я новый губернатор Северо-Дальневосточной губернии.
Именно по этой причине я прилетел в Иркутск. Возвращайтесь в Санкт-Петербург, граф, не тратьте своё время.
Не понял вас, граф?
Князь Семёнов дал указание встретить вас и проинформировать о том, что князь плевать хотел как на само Временное правительство, так и на его распоряжения.
Как вы смеете!
Молчать! Отправляйтесь назад, если не хотите оказаться под арестом.
После этих слов Рыбак махнул рукой и к гостям стали медленно приближаться люди в чёрных куртках с автоматами наизготовку.
Значит, так вы! По-хорошему не хотите.
Это вы называете "по-хорошему"? Семёнов в пустой тайге и тундре поднимал промышленность, строил инфраструктуру, а ваши думцы ему только палки в колеса ставили. А теперь, видите ли, ему «надлежит явиться для передачи дел». Придите и заберите свою должность, а если кишка тонка, тогда не лезьте, куда не просят.
Я доложу об этом на заседании правительства.
Хоть доложите, хоть наложите. Прощайте, граф Мясоедин.
Несостоявшийся губернатор в расстроенных чувствах возвратился в Санкт-Петербург. На заседании Временного правительства, прошедшего в мае 1917 года, граф Мясоедин докладывал о возникшей ситуации. Реакция министров была предсказуема.
Выскочка! Князем стал без году неделя, а мнит себя пупом земли. Будем направлять войска и конфисковать всё его имущество, а самого Семенова под арест.
Простите, князь Львов, я ещё не закончил. Граф Азовкин напоследок сказал, что в случае репрессий с нашей стороны Семёнов оставляет за собой право уничтожить всех причастных к этому решению министров правительства.
Сволочь, совсем потерял чувство реальности.
Поднялся начальник штаба русской армии Алексеев.
Господа, я имел возможность соприкасаться с Семеновым на фронте. У него очень опасное подразделение из жандармов, причём, крайне озлобленных на нас из-за вашего приказа о расформировании Корпуса и аресте ряда его руководителей. Так вот, господин Милютин, я отказываюсь голосовать за санкции против Семенова. Я солдат и не боюсь смерти, но вовсе не хочу проснуться ночью едущим на его шахты в Якутию или, чтобы меня нашли с перерезанным горлом, как немецкого генерала Грубеша, применившего газы против русских войск. А ведь генерала охранял полк рейхсвера.
А если мы направим войска?
То в городе мы его не найдём. Он уйдёт в леса и начтёт против нас боевые действия. Лично я хочу жить, господин Гучков.
Взял слово министр Борис Савинков.
Насколько я знаю, Семенов обычный диверсант и убийца. Он является создателем отряда специальных операций, который провёл много громких акций по подавлению восстаний. Его нужно либо убить, как и всех его соратников-боевиков, либо не трогать.
Хорошо, мы займём нейтральную позицию. Проинформируйте Семенова о сохранении всех его полномочий. К тому же у некоторых из нас есть деловые отношения с предприятиями Семенова. А с ним разберёмся позже, когда укрепим свою власть.
Джек получил правительственную телеграмму с уведомлением о сохранении всех положений о наместничестве, действующих при императоре. В ответ он отбил письмо: «Благодарю за доверие. Будем и дальше работать на укрепление России».
Я же засел в Якутске, занявшись развитием наместничества и координацией деятельности наших филиалов в США, Никарагуа, Эмиратах. Месторождения разрабатывались, добывались золото и самоцветы, цветные и черные металлы, материалы для строительной и нефтехимической отрасли. Заводы работали, выпуская продукцию военного и мирного назначения, развивалось тепличное сельское хозяйство, животноводство и рыбная промышленность. На высокий уровень поднялись медицина, образование и культура в крае. Железная дорога связала Якутск, Охотск, Магадан, Мирный и Иркутск. Построенные аэропорты позволили запустить ежедневные авиарейсы пассажирских самолётов «Илья Муромец» между Иркутском, Якутском, Магаданом, Анадырем, Петропавловск-Камчатским, Охотском и Мирным. Легкие самолёты «К1» и первые вертолёты летали между приисками и дальними заставами, осуществляя поддержку геологических партий и рыбаков. Построенные на верфях края кораблики курсировали между морскими портами региона, а торговые корабли и купленные в США сухогрузы ходили в Никарагуа и Эмираты.
Солдаты и казаки несли службу, тренировались и работали, выпускались новые «Осы» и бойцы отряда специального назначения, которому присвоили название самой ядовитой змеи мира «Тайпан». Выбор названия определялся «смертельностью» прототипа, хотя думали о пауках, оружии, растениях, птицах и даже японских названиях в духе «невидимые убийцы», предложенных Микадо. На самом деле смертельных вещей очень много, даже среди растений. Милые с виду, но ядовитые внутри, они прекрасно растут на приусадебных участках и в домашних горшках. Например, в палисадниках часто встречается привлекающая своим красивым видом клещевина обыкновенная. Растение содержит рицин токсин, в шесть раз сильнее цианистого калия. Достаточно десяти семян клещевины для смертельного отравления человека, а получить этот яд в лаборатории несложно.
Развивались все наши анклавы, а Якутск финансировал эти проекты. Вместе с деньгами в регионы отправлялись мирные строители, врачи, учителя, рабочие и крестьяне, а для их защиты ехали солдаты, везущие новейшее оружие и технику. Всё активнее к реализации наших планов привлекалось местное население, а отобранные молодые парни из арабов и никарагуанцев проходили полный курс «Осы» в Мирном. Лучшие курсанты направлялись для прохождения дальнейшего обучения в «Тайпане».
Наступил июль 1917 года. Время неотвратимо бежало к новым, ещё более грандиозным событиям начала 20 века. Мне нужна была встреча с Лениным. Однако большевики были под запретом, отчего открыто с табличками «я большевик» по городу не ходили. Но была одна зацепка, о которой я знал с детства. Инкогнито я вновь появился в Санкт-Петербурге. Собравшись словно на охоту: чехол со снайперской винтовкой внутри, два пистолета, гранаты в рюкзачке, индивидуальный меднабор и сухпай, я сел на паровоз и покатил в сторону Сестрорецка до станции Разлив. Погуляв по селу, нашёл дом станционного работника по фамилии Емельяненко, после чего стал следить за его жильцами. Под вечер с работы вернулся хозяин, а чуть позже он вышел с котомкой в руках и отправился в сторону Финского залива. Скрываясь, я двинулся следом. Выйдя на окраину станции, забрался на дерево и в бинокль стал наблюдать за маршрутом рабочего. Определив примерное направление его движения, стал осматривать территорией. Вдалеке между зарослей камыша поднимался дымок от костра. Я сполз с дерева, достал компас, взял азимут и продолжил свой путь. Через пяток километров вышел к нужной точке. Отчётливо тянуло запахом сваренной на костре ухи. Замедлившись и выглядывая из-за камышей, увидел шалаш. Возле него горел небольшой костёр, трещали дровишки, варилась уха и два человека разговаривали. О чём они беседовали, я не слышал, но мне это было неинтересно. Спрятавшись в камышах, я просидел с полчасика, пока гость не ушёл домой. Прождав ещё минут десять, я вышел к шалашу. Было время белых ночей, так что я видел «партизана» довольно хорошо. Сидящий ко мне спиной мужчина что-то писал.