Куда снова намылился? негодовала Клавдия Петровна, завидев сынку, крадущегося к калитке. Дрова в поленницу сложь!
Завтра, мам!
Никуда не пойдешь, пока не сложишь.
Мам, мне ж не десять! Санечек в несколько быстрых шагов оказался у выхода из родительской усадьбы.
Сво-о-о-олочь! В могилу мать сведешь! доносилось ему в спину.
Ага-ага, сведешь тебя, ну конечно! Вот телек тебе куплю здоровенный, плазму, будешь мной гордиться, вел свой внутренний монолог Кольцов. Он сунул руки в карманы и, присвистывая, направился навстречу новым перспективам. Эх, бабье лето! Красота-а-а-а! Лето еще не сдается. Тепло. Вокруг желтым-желто. Душа прям-таки и поет. Еще бы пивка для рывка, стало бы совсем недурно.
Путь Санёчка лежал в «Парус», небольшой продуктовый ларек, одиноко стоящий вдоль дороги. Со всей округи сюда вылезали вурдалаки, чтобы поживиться. В ночи так особенно. Тут и с наступлением тьмы наливали. Пара пластиковых столов и стульев, стоящих на улице, уверяли законников, что сие заведение бар, отчего запрет торговли горячительными напитками после заката не распространялся. Правда, для поддержания легенды забулдыгам приходилось тратиться еще и на пластмассовый стаканчик и закуску в виде повидавших виды пирожков. Содержимое бутылки частично выливалось в стакан, а пробка оставалась у властительницы заведения. Никто в принципе не жаловался, ибо тару опустошали недалече.
За прилавком суетилась тучная дама с бейджиком, сообщающим, что она Жанна. Взор покупателя остановился на пивасе.
Какой ассортимент! Просто превосходно!
Санёчек дождался, когда парочка пенсионерок покинет магазин и оставит их тет-а-тет с хранительницей праздника души.
Белеет парус одинокий, выдал что-то из литературы Кольцов.
А дальше?
Здравствуйте, Жанна.
И все?
Да.
Мы знакомы?
Заочно.
Точно! продавщица засмеялась так, что стекла звякнули. Меня тут все знают. Я местная звезда.
Мне бы «Жигуля» пару полторашечек.
Из холодильника или теплого?
Хотелось бы упороться, взял бы тепленького, но увы дела-дела, надо быть в тонусе.
Хозяин-барин! Жанна поставила пиво на прилавок. Пакет надо?
Ага.
С вас
Тут такое дело, перебил ее Санёчек, мой лепший кореш, испытывающий к вам теплые чувства, рассказал, что великодушные люди дают здесь в долг.
Начало-о-о-о-ось! закатила глаза хозяйка «Паруса». Как вы меня уже, алконавты, достали!
Жанна-Жанночка, это ж не пьянки ради, а во имя любви. Говорю ж, друг мой Кузьма души в вас не чает.
Гусёк, шоль?
Да-да, именно он.
Кузьму Кузьмой называли лишь близкие друзья, для всех остальных он был просто Гусёк. Не тот, конечно, обидный «гусь», коим кличут ушлого пройдоху или ловкача, а просто Гусёк без подтекста. И Микола, брат его тоже Гусёк, только младший; батя их Гусёк, и дед, и прадед, когда живы были. Это как Васёк, только Гусёк. Наследственный титул старого пролетарского рода передавался не только по наследству, но и путем династических браков, отчего бывшую жену Кузьмы до сих пор кличут Гусиха, хоть она с ним уже и не живет давным-давно.
Чего ты мне лепишь, чахлый? Пива не дам. Вали отседа, пока охрану не вызвала. Видал? она указала своим толстым пальцем на камеру, висящую под потолком. Вчера только поставили! Все видит! Это против вас, у которых руки чешутся. Чтоб даже не думалось!
Мать! терпение Санёчка лопнуло. Ты че тут комедию устроила? Я к тебе и так и эдак, за друга своего хлопочу, сам-то он стеснительный, не знает, как о чувствах своих рассказать, а ты мне: «Пива не дам!» Как вообще можно отказать свату? Я ж не просто так прошу. В долг. Верну. Я честный человек, а ты мне такие грубости в лицо. Не стыдно?
Какому свату? Ты че, накатил уже с утра? хохотала Жанка.
Кузьма мне говорит: «Помоги, братишка, влюбился в Жанку из «Паруса»! Не могу прям без нее!» А я че? Не друг, шоль? Дру-у-у-уг! Вот пришел.
А пиво тут при чем?
Так выпью за здоровье молодых, так сказать.
Каких еще молодых.
Гусёк сказал, что на свадьбе у него я буду свидетелем. Мы с тобой, считай, родня уже почти.
Что, правда любит? зерно сомнения закралось в разум продавщицы.
Да, конечно, только о тебе и говорит. Как в «Парус» ни придет, аж в жар бросает.
Эта сволочь мне денег должна, Жанка полистала долговую книгу в виде засаленной тетрадки, периодически слюнявя палец для перелистывания страниц, шестьсот сорок четыре рубля.
Непорядочно, конечно. Я поговорю с ним. Обязательно поговорю. А то свата заслал, а сам денег должен. Не поря-я-я-я-я-до-о-о-о-ок! Крайне возмутительно!
Вот пока он не отдаст мне денег, пусть возле «Паруса» не появляется, так ему и передай.
Сейчас я ему позвоню и все выскажу. Это неправильно так относиться к женщине, которую любишь.
Санёчек вышел из «Паруса» и закурил.
Вот же заноза, гонял он мысли, дай ты мне пивка и все, я уйду. Нет, блять, концерты еще надо устраивать. Стелиться. Кузьма козлина, раззадорил этим пивком. Вот не думаешь о чем-то, то и не хочется, а теперь хочется. Камеру еще поставили. Так бы стекляшечку можно было бы дернуть. О безопасности теперь все думают. А ты, Александр Алексеевич, живи теперь без пива холодненького. Что за несправедливость?
Никакому Кузьме Кольцов звонить и не собирался. Еще чуть-чуть осталось и он возьмет эту неприступную крепость. Переговоры, конечно, затянулись. А что, если Лампочка загорелась в голове его. Уверенным шагом псевдосват зашел в магазин.
Дверь держать не учили? буднично пробухтела владычица провианта, но, завидев Санёчка, заинтересовалась. Ну, чего там с твоим кавалером?
Позвонил. Кузьма очень волнуется. Говорит, что готовится и ждет невесту.
Какую еще невесту? хохотала продавщица.
Дак ясно ж какую! Тебя! Я ж сват. Ты долго еще работать будешь?
До восьми, но могу пораньше смениться, заволновалась Жанка, а что, идти куда-то надо?
Вот закончишь, приходи на Ленина, тридцать пятый дом, будем отмечать рождение новой семьи.
Правда-а-а-а?
Конечно, правда. Кто ж с таким шутит-то? На чувствах играть нельзя, мы ж все живые люди.
Как неожиданна все-таки жизнь, хранительница колбасы и сыра разрумянилась, затем закатила глаза, облокотившись о прилавок и мечтательно вздыхая. Живешь тут себе, ничего не происходит, а потом бац и о тебе кто-то мечтает, замуж зовет.
Ладно, я пойду помогать жениху.
Давай-давай.
А кстати, пива-то дашь пару полторашечек «Жигулей»? Кузьма сказал на него записать, вечером тебе и отдаст.
А шестьсот сорок четыре рубля?
И шестьсот сорок четыре рубля. У него приданое ж теперь есть.
Приданное это когда дочь замуж выходит.
А у мужиков как называется?
Я не знаю!
Ну, я пойду? Кольцов ухватился за ручку холодильника и жалостливо посмотрел на Жанку.
Ладно, так и быть, как же отказать настойчивому свату. Но только две! А то мне Петрович выговаривать будет.
Ты просто лучшая!
Он схватил добычу и, как хитрый лис, нырнул в свою нору. Холодненькое пиво пошло по горлу, словно магический эликсир. Санёчек никогда не чувствовал себя так хорошо.
А че одна-то? негодовал Кузьма, потягивая сигареточку, сидя на лавке у крыльца.
Вторая внутри, Кольцов погладил свой живот.
Жанка долго ломалась?
Да ладно, я бабу, шоль, приболтать не могу? Эту вон вчера приболтал, он указал на суетящуюся в окне Вику, а уж жирную Жанку твою проще пареной репы. Я ей в уши пару слов ласковых кинул и все, посыпалась баба.
Хорошо-то как! пена лилась по бороде Гуська, но счастья это не убавляло на его лице. Малой еще должен канистру притаранить шоколадного.
Коньяка?
Ага. Не пробовал?
Ну да, на киче-то каждый день только коньяками и поили на ужин, да фазана с пармезаном на серебристом блюде.
Ладно ты, не пыли. Нервный какой стал.
Всегда такой был, буркнул под нос Санёчек.
Батюшки, кто это у нас тут вернулся? Суженый-ряженый! в дверях оказалась Виктория в фартуке и с длинной сигареткой в зубах. А я уж думала, что сбежал. Ночью-то жениться обещал, хозяйка засмеялась, а утром сбежал. Мужики любят так делать. Поматросил и бросил. А девкам потом рыдай в подушку да по психиатрам ходи.