О жизни - Орлов фон Корф Валерий Алексеевич

Валерий Орлов фон Корф

О жизни

Телилась корова младая,

Ее это первенец был.

И тяжко по-бабьи вздыхала,

И запах от вымени плыл.

Нет силы, стоять ей от боли.

На пол она тихо сползла.

И слезы коровьи пуская,

Она всех на помощь звала.

Старуха ее обмыла,

В нутро запустила рукой

И слабо сказала: «Двойня!..»

Как будто пошла на покой.

И радости нет ей от жизни,

И сил пред коровой стоять,

И жалобно так по-крестьянски

Она принялась причитать.

К соседнему дому сходила

И парня с собой привела,

И вместе с трудом окаянным

На двор долгожданных свела.

Телята стоят на копытцах.

Глаза удивленно глядят,

Своей чистотой первозданной

Соседнего парня пьянят.

Он смотрит на них с восхищением,

Как будто старается смыть

Души своей грязь и бесчестье,

С которыми вынужден быть.

Небритую щеку потрогав,

Скрививши лицо, как всегда,

Хотел по грубей сматериться,

Но слов не нашел он тогда.

Он был очарован тем взглядом,

Небесной, простой чистотой,

И стыдно душе его было

За жизнь свою скрытую мглой.

И водку не взял у старухи,

Тихонько на лавочку сел,

И взором слезливо туманным

На образ святой поглядел.

На улице нашей пустынно,

Пугает меня тишина.

В безмолвной печали, уныло

Процессия движет одна.

Солдата хоронят старухи.

В зловещей немой пустоте

Навершие гроба качает,

Да тени на павшем кресте.

А был он когда-то счастливый:

Он с фронта вернулся живой,

И стоя пред домом убогим

Он гладил медали рукой.

Недолго ему погулялось:

Тяжелых ранений не счесть,

И вот на машине колхозной

Последнюю отдали честь.

А кладбище ближе и ближе,

Березы гудят в тишине,

И стаи волнующих галок

О вечном напомнят им сне.

Раскрыта сырая могила,

Песочные комья текут.

Венки, наклонившись к ограде

Мгновенья последнего ждут.

Оратор, коверкая фразы,

С волненьем глотая слова,

Смотрел как соседке-подруге

Печалилась тихо вдова.

Закончились речи. Безмолвье

Нахлынуло вдруг на сельчан,

И страшно им стало, что вскоре

Услышат небесный орган.

И взглядом прощальным прощупав

Все тело от пяток до глаз,

Вдова потихоньку завыла

И, странно, взглянула на нас.

Не знаю, что ей показалось,

Но тонкой рукою за гроб

Она ухватилась прижалась,

Целуя покойника в лоб.

Ее отодвинув легонько,

Накинули крышку на гроб.

Веревками дерево спутав

Спустили куда-то как сноп.

И кончилась жизни кручина,

Как с дерева лист он опал.

Года промелькнули, исчезли -

Землею сырою он стал.

В соседнем доме у меня старуха.

Вся жизнь ее с надрывом, злой тоской.

Два сына пьяницы и муж калека,

Вернувшийся с войны домой.

С трудом тянула лямку жизни баба.

Работать начала с двенадцати годов.

А вспомнить нечего лишь вой обид и жалоб

И рок судьбы жестокий был, суров!

В колхозе день трудилася, родная.

Придет домой скотина ее ждет!

И так года проклятые летели,

А счастья, радости никто не принесет!

Все рано умерли. Старуха одинока!

С утра до вечера в окно глядит.

И все чего-то ждет. Надежды не теряет,

Что кто-то в старости старуху приютит!

Безрадостной картины я был свидетель:

У магазина в ледяной сети

Мужик лежал какой-то пьяный,

А сон его хранил ребенок лет пяти.

На сумке рваной, жалобно прижавшись.

Делился он теплом с родным,

А тот, кого-то материвший,

Всех взглядом резал жестким и тупым.

Нахохлившись, как воробей замерзший.

Он детским взглядом в мир смотрел -

Всех непонятный стыд окутал -

Прохожий зритель побледнел.

Им было стыдно от картины страшной,

Все отвернулись, но нутро им жгло.

Старались грязи этой не заметить:

В душе их чисто и бело!

Штрафбат(1)

Мы смертники с погибшею душею.

В нас искра жизни теплится едва.

Вождя прославив на полях сражений,

Холмом мы станем земляного рва.

Штыком дорогу проложив идущим,

Костями выложив пути вперед,

Никто не вспомнит о штрафбате

И у него на сердце лед!

Всю Европу пешком прошагали,

Проползли все болота земли,

И шинелью одной укрывались-

Ты грехи им Господь умоли.

Что кровавые брали рассветы,

И закаты упавшие жгли,

И свои, не считая потери,

Выполняли команды лишь: «Пли!»

Штрафбат (2)

Мы все виновны или невиновны!?

Но нас отправили в штрафбат,

Где полный ярости и злобы

Командовал солдатом мат!

И мы не видели восходов,

Заходов солнца и луны.

Лишь трупный запах, нечистоты -

Короткие навеют сны!

Шинель, пробитая в бою,

Тепла не сохранит для нас

И дрожи тела не унять,

Когда встаешь в последний раз.

И исступленно матерясь,

Не помня, что кричишь в бою,

Ты на врага, что впереди

Всю злобу выбросишь свою.

Твой перекошен криком рот

И все живое смерть берет,

А ты бежишь куда-то вдаль

Железо рядом тело рвет!

Но вот пришел и твой черед,

И взрыва ты не увидал

Спокойно смотришь сверху вниз -

Как сам в конвульсиях лежал!

Распорот острием живот

И тело превратилось в прах.

Глаза бессмысленно следят

Души парение в небесах!

Я был в больнице для ветеранов

Где потерял и радость и покой:

Когда старик в кровати лежа,

Кричал: «Фашист в хвосте! Прикрой!»

Был этот летчик ранен в сорок пятом,

Перед концом войны своей.

Осколок от немецкого снаряда

В висок ударил чуть левей!

Но он нашел остатки сил

На полосу машину посадить

Война ушла! Мелькнули сорок лет!

А летчик продолжал врагов России бить!

Май. Воскресенье. Чистое небо!

У магазина калека в пыли:

Старый солдат, без ног, улыбался -

Ты о прощении его моли!

В далекие годы, военной поры,

Он эту деревню спасал от врагов.

И ног лишился в тяжелом бою,

Воюя за близких и земляков!