Это теперь ничье добро, спокойно ответил Фрязин, разглядывая вынесенную из игуменовой кельи узорную кипарисовую шкатулку, в которой позвякивало серебро. Мы сегодня не возьмем завтра другие возьмут. Эх, жаль, коров эти твари всех перерезали, нам бы, ох, как пригодились коровки. И лошади на лошадей прям смотреть больно.
Что и говорить! подтвердил отец Варлаам, обсасывая запачканные в меду нечистые пальцы. Лошадь первая статья в хозяйстве.
С этими словами он потрепал по гриве запряженную в телегу саврасую клячу.
Ну, все, сказал Фрязин, проверив, хорошо ли уложено добро на возу, сейчас запалим тут все и с богом!
Стойте! у Максима вдруг внутри все похолодело. Он вспомнил, что оставил в келье «Смерть Артурову».
Бросился туда бегом, открыл сундук, положил книгу в кожаную сумочку, найденную в келье отца-игумена. Подумал секунду, не взять ли другие книги, божественные. В итоге решил забрать. Не уверен он был, что еще хоть раз в жизни откроет Псалтырь, но жечь Божескую мудрость последнее дело. Кое-как вынес всю стопку, водрузил на воз. Туда же положил образ со стены. Другие образа он в кельях и в церкви поснимали и положил за монастырскими воротами. Ему не увезти так пусть хоть не сгорят, может, подберет кто. Стеша, наблюдавшая за ним, подошла к стопке, вынула небольшую ладанку, спрятала в карман.
Ну, теперь запаливай, отец Варлаам, кутья наша всю святость из обители вынес.
Поп-стрелец, словно только того и ждал, зашел в одну из келий, снял за стены лампаду, перекрестился, запалил солому, заблаговременно сложенную возле частокола, и через считанные минуты вся обитель уже жарко пылала, чадя черным дымом. Пылала и церковь со сложенными в ней телами монахов, почерневшими и страшными.
Максим смотрел на огненное зарево, раскрыв рот и беззвучно шепча молитву.
Ну что, кутья? усмехнулся Фрязин, хлопнув его по плечу. Доведем тебя, так и быть, до Ржева, а там, глядишь, прокормишься Христа ради. Авось, прибьешься еще к какой обители.
Да какая я тебе кутья?! вскричал вдруг Максим неожиданно для себя самого. Он весь дрожал, сжав кулаки. Все ужасы этого долгого дня словно сорвали какую-то цепь у него внутри. Я Максим Заболотский, потомок князей на Смоленске, Рюриковой крови! Мой отец либерею государеву ведал, с посольством к королеве в Лондон ездил! А твой кто был отец?!
То-то ты, братец, в заштатной обители, в глухом лесу полбу щами закусывал, усмехнулся отец Варлаам. Сразу видать княжьего сы
Погоди, Варлаам, оборвал его Фрязин. Как ты сказал, Заболотский?
Да, Заболотский. ответил Максим твердо. Романа Заболотского сын.
Слушай, Варлаам, а может, возьмем с собой княжича? сказал Фрязин с неожиданной мягкостью. Бегает он, гляди, неплохо, пищальному бою ты его обучишь, а на бердышах биться это Мина поучит его. Авось, выйдет из него толк. Как считаешь?
Ты знаешь, я завсегда не против, чтоб нового человека к себе взять, ответил Варлаам, забираясь на телегу и покряхтывая. Это ты вечно нудишь, что много лишних ртов у нас в обители. А мне каждый лишний человек только в радость, потому что для Бога никто не лишний.
Ну, значит, решено, пойдешь с нами, князь. Если, конечно, твоя княжеская милость, против сего не возражает.
Максим снова сжал кулаки. Очень ему хотелось послать эту компанию разбойников и святотатцев куда подальше. Да только куда он тогда пойдет? В самом деле, в другую обитель попросится? И там снова будет зевать на литургии и по ночам украдкой читать «Смерть Артурову»? Вместо того, чтобы самому стать рыцарем из этой книги?
Оно, конечно, эти разбойники очень мало похожи на рыцарей Круглого стола, а то, как они резво обнесли монастырь, не сильно смахивает на благородный подвиг. Но с другой стороны: они, все-таки, сюда пришли сражаться с чудовищами и многих повергли. А что не спасли никакого так это не их вина, что спасать было некого. Кроме Сороки, конечно, но тут уж Бог Фрязину судья может быть, и в самом деле, нельзя было Сороку спасти.
Да и в конце концов, тут ведь не королевство Английское. Может быть, только такие рыцари на Руси и возможны, которые по лесам прячутся и тащат все, что плохо лежит?
Пойду, буркнул он, встав рядом с засмотревшейся на пожарище Стешей. А куда? Вы вообще-то что за люди?
Мы люди известно какие, ответил с усмешкой Варлаам. Твой-то игумен знал, к кому тебя посылать. Мы упокойщики. Те, кто с поветрием смертным борется, с мертвецами беспокойными.
Почему ж вы в лесу живете? спросил Максим. Дело-то хорошее, богоугодное.
Богу, может, и угодное, Варлаам снова усмехнулся. Да неугодное тем, кто пониже да поближе. Поветрие, вишь ты, еще восемь лет назад полностью побеждено, а на самом деле, никогда его и не было.
Как-так, не было? спросил Максим, глядя на Варлаама и не зная, шутка ли это и надо ли смеяться.
А вот так! ответил Варлаам. Видать, совсем ты, отрок, в монастыре своем жизни не знаешь, коли такие вопросы задаешь. Десяток лет назад бушевало поветрие так, что целые волости порой от него вымирали, превращаясь в упырей, а царь против него отряжал воевод со стрельцами. Когда же пошло оно на убыль, царь издал указ, в котором говорилось, что никакого поветрия вовсе не было, а кто станет о нем лживые слухи распространять, того надлежит повесить безо всякой пощады. И изо всех книг его надлежит вымарать, и из летописей, и из указов.
Люди-то тогда только вздохнули: не было, так не было. Какая разница, что там было о прошлом годе? Главное, чтоб оно снова не завелось. Вот только до конца оно, конечно, не исчезло. Где-нибудь один мертвец в лесу схоронился, под корягу заполз, а год-другой спустя возьми да и набреди на него какой охотник. Вот и снова пошло-поехало!
Да только теперь уж государь такими делами себя не беспокоит и войск не отправляет. Да и откуда ему лишние войска брать, когда поляки уж на русской земле, Великие Луки воюют? Так что теперь каждый сам себе спаситель. А кто сам спастись не может, тот за нами посылает или за другими такими, как мы. Понял-нет?
Кажется, понял, ответил Максим раздумчиво. Одного только в толк не возьму: для чего государю говорить, что поветрия не было, коли оно было?
Э, брат! отец Варлаам сделал пальцами в воздухе некий жест, давая понять, что это все материя очень сложная. Видишь ли
Да какая, черт, разница? буркнул Фрязин. Не было, значит, не было. Может, когда-нибудь и впрямь не будет. А наше дело не указы царские перетолковывать, а мертвецов покоить, да про себя не забывать. Что ж, княжич, пойдешь с нами?
Максим только кивнул. Выбора особенного у него, кажется, не было. Он поплелся к повозке, уселся на нее и оглянулся в последний раз на полыхающий монастырь. И только тут пришло ему в голову, что Меченого-то ни среди восставших мертвецов, ни среди валявшихся на монастырском дворе не было.
Глава четвертая, в коей рассказывается о граде Венеции
Ехали они целую ночь и все утро, но не той же самой дорогой, что давеча, а выехали сперва на широкий тракт, что шел вдоль Волги, чуть в стороне. Здесь в утренний час их покинула Стеша: положила ладонь Максиму на плечо, сказала лишь «Ну, я к матушке», кивнула приподнявшему свой колпак Фрязину, спрыгнула с телеги и исчезла в подлеске.
Вскоре после этого телега с тракта своротила. Варлаам медленно, осторожно не дай бог снова ось сломать! повел ее по лесной тропе. Говорили в дороге мало: Фрязин хмурился, Максим все никак не мог отойти от ночных событий. Стоило ему закрыть глаза, как перед ними словно наяву выступали то оскаленные зубы отца-игумена, то бледное лицо Сороки с глазами навыкате.
Наконец, устроили привал на тропинке возле ручья. Отец Варлаам разжег костер, достал кое-какую снедь из монастырских, конечно, запасов и стал варить в котелке кашу с сушеными грибами, постоянно помешивая пробуя, и прибавляя крохотную щепотку каких-то трав то из одного мешочка, то из другого. Ароматный дым поплыл над поляной, и Максим, ничего не евший со вчерашнего, почувствовал как закрутило в животе. И тут же его едва не вывернуло стоило вспомнить растерзанную скотину на монастырском дворе и раззявленный рот отца-игумена с капающей слюной.