Как бы то ни было, принципиальная ошибка всего лелевельского взгляда на историю ярко проявилась в логических результатах. Построенная им на основе муниципальной теории история Польши не совмещается с историей других союзных с ней государств и народов, которые, воспитавшись на абсолютизме, строят свое величие, опираясь на силу собственных правительств. Таким образом, чтобы все умопостроение Лелевеля не обрушилось, это противоречие следовало обязательно устранить. И это, к его собственному удовлетворению, было сделано, но каким образом!
Польский народ и его прошлое были выведены из поля общих прав, которыми в своем развитии руководствуются другие народы, а самому ему отведена исключительная роль проводника гуманности в человеческое общество, и для осуществления этой миссии разрешалось существовать без уважения власти и закона, без армии и налогов. От других же народов требовалось, чтобы они каялись перед избранной нацией, оставляя в стороне собственные выгоды и интересы. Это был уже полный бред. Однако этот бред, привнесенный на крыльях поэзии, в некоторых, правда, очень болезненных моментах, через которые мы проходили в XIX веке, стал практически повсеместным и был доведен до восприятия польского себя как «Христа среди народов» (польский мессианизм).
Это последнее слово школы Лелевеля начало противоречить ее первоначальным утверждениям желание познать пороки и недостатки привело ее к собственному возвеличиванию. И если школа Нарушевича, глядя на упадок Польши собственными глазами, покрывала его только молчанием, то школа Лелевеля оправдывала его, а всю вину за обрушившиеся на поляков несчастья сваливала на чужаков.
Однако не все историки современники Лелевеля, на которых влияли его утверждения, стали с тем же рвением развивать его историософичную теорию. Многие, отодвигая на второй план его принципиальную точку зрения, работали над расширением фактических сведений, другие же открыто выступили против взгляда Лелевеля на историю.
Тем не менее библиография исторической школы Лелевеля выросла до больших размеров, и ниже стоит перечислить ее самые важные труды:
Лелевель Иоахим (17861861):
«История Польши, рассказанная разговорным способом», Варшава, 1829. Дальнейшие выпуски: 1830, 1837, 1843, 1845, 1849 (два), 1852, 1853, 1856, 1859 (два), 1863 (коллективное изд., т. 2. Познань, 1859);
«Заметки по истории Польши и ее народа», 3-й том коллективного издания, Познань, 1855 (перевод с французского оригинала, Лилль, 1844);
«История Польши до конца правления Стефана Батория», Познань, 1863 (13-й том коллективного издания);
«История Литвы и Руси до унии с Польшей в Люблине», Париж, 1839; 2-е издание Познань, 1844 год, том пятый, коллективное издание Познань, 1863.
Ходзько Леонард (18001871):
«Польша историческая, литературная, монументальная и иллюстрированная», том 2, Париж, 18351842, восемь изданий.
Мицкевич Адам (17981855):
«Народная история Польши», Париж, 1876;
«История Польши в основных ее очерках с примечаниями и предисловием Вл. Мицкевича», Париж, 1861;
Всеобщая энциклопедия: издательство Оргельбранда, 28 томов, Варшава, 18591868. В расположенных в алфавитном порядке статьях содержит всю польскую историю литературы в основном Юлиана Бартошевича и М. Собещанского;
«Курс славянской литературы», в 4 томах, Париж, 18411844.
Ярошевич Иосиф (Осип) (17931860):
«Облик Литвы с точки зрения ее цивилизации до конца XVIII века». В 3 томах, Вильно, 18441845.
Балинский Михаил (17941864) и Липинский Тимотеуш (17971856):
«Древняя Польша в историческом, географическом и статистическом отношении». В 3 томах и 4 частях, Варшава, 18431850.
Мацеевский Вацлав Александр (17921883):
«История славянского законодательства». В 4 томах, Варшава, 18321835, издание 2-е в 6 томах, Варшава, 18561868.
Гофман Кароль (17981875):
«Картина управления и правоведения в старой Польше» («Познаньский обзор», 18471849);
«История политических реформ в старой Польше», Липск, 2-е издание, Познань, 1869.
Лукашевич Леслав:
«Очерк истории польской письменности», Краков, 1836, дальнейшие издания в 1838, 1848, 1851, 1856, 1858, 1859, 1860, 1861, 1864, 1866 годах.
Вишневский Михаил (17941865):
«История польской литературы» в 10 томах (доведена до середины XVII века). Краков, 18401852.
Лукашевич Юзеф (17991873):
«История школы в Королевстве и Великом княжестве Литовском с древнейших времен и до 1794 года», в 4 томах, Познань, 18491852.
Шайноха Кароль (18181868):
«Исторические очерки», в 3 томах, Львов, 18541869;
«Произведения», в 10 томах, Варшава, 18761878.
Бартошевич Юлиан (18211870):
«Произведения», выходившие с 1876 года в Кракове.
Семеньский Люциан (18091877):
«Литературные портреты», в 4 томах (18651875 годы, с XVI по XIX века).
Крашевский Юзеф Игнацы (18121887):
«Литературные исследования», Вильно, 1842;
«Новые исследования», Вильно, 1843.
Сенкевич Ян Кароль (17921860):
«Сочинения, исторические и политические труды», Париж, 1862.
Пршездецкий Александр (18141871):
«Польские Ягеллонки XVI века», в 4 томах, Краков, 1868.
Калицкий Бернард:
«Исторические очерки», Львов, 1869.
Таким образом, почти все направления нашего исторического развития представлены в лелевельской школе обширными и многократными исследованиями. Однако можно ли в таком ключе говорить о школе Лелевеля, вернее, причислять к ней всех вышеперечисленных авторов?
30
Чтобы ответить на этот вопрос, следует заметить, что в исторической школе Лелевеля мы можем найти лишь несколько принадлежащих непосредственно ему, хотя и явно ошибочных утверждений. Ее отличает практически отсутствие критики и исследований источников, а также все более развивающаяся историософия, что ярко проявляется у ее последователей Морачевского
31
32
Над ними возвышаются труды Яроховского
33
34
Такое подражание не свойственно другим, более молодым историкам и писателям современникам Лелевеля, среди которых заслуживают упоминания самые выдающиеся Кароль Шайноха, Януш Вишневский, Юзеф Лукашевич и Юлиан Бартошевич. Они нашли себе новое поле для исследований, занимались поиском неизвестных источников и сами создавали форму изложения своих научных результатов. В этом плане достаточно упомянуть мастерское изложение материала Шайнохой.
Им было не занимать таланта и работоспособности. А так как они, хотя и как соратники Лелевеля, создали, по сути, новую школу, то возникает вопрос не утонут ли они в тени этого титана нашей историографии первой половины XIX века?
Ведь ни один из них не продвинулся дальше критики источников. Каждый, насколько был способен, лишь воспринимал выводы «Истории Польши Средних веков» (достаточно вспомнить произведение Шайнохи «Ядвига и Ягайло»), нередко меняя эти выводы на худшие. Ни один из них не выступил против господствовавших в то время взглядов Лелевеля и не отважился по-новому взглянуть на его главные положения, не обратился к первоисточникам и не занялся детальным разбором тех вопросов и мест в истории, от которых зависит представление о происходящем.
Вследствие вышесказанного в их трудах наблюдается меньше историософских построений. Но разве от этого стало меньше лести национальному тщеславию у Вишневского или рыцарской нежности, когда речь заходила о Ядвиге или Барбаре? Разве меньше начали применяться приемы фантастической поэзии, когда писали о Владиславе IV?
35
Что же можно сказать о тех историках, которые прямо и открыто выступали против мнения Лелевеля? Сенкевич воевал с ним скорее на поле публицистики в защиту монархических правил, а не по вопросам коренных, исторических исследований. Кароль Гофман, который раньше других расстался с теорией, отстаивавшей необходимость установления власти муниципалитетов, и признавал важность сильного центрального правительства, опять же, имел в виду только республику и монархию, совершенно забывая об обществе и видя причину упадка Польши в расстройстве абсолютистского болеславовского правления.