— Чтоб мне ослепнуть! — воскликнул он, и его худое жестокое лицо перекосилось от отвращения. — Да здесь полно вонючих Франсеев!
Огромная толстая герцогиня с портрета напротив пришла в ярость.
— А ты брал взятки, Джордж Толлер! — взвизгнула она, потрясая розовым кулаком в бриллиантовых перстнях. — Ни один судья не был так жаден и не повесил больше бедных душ, которые не могли заплатить!
Тут люди с остальных портретов тоже перегнулись через рамы и стали выкрикивать оскорбления.
«Напивался с самого утра!» — вопил кто-то под ухом у Хезер, а человек рядом с Робертом завывал: «А вы, мадам, рядитесь, как девочка — и это в ваши-то годы!»
Роберт склонил голову набок, пытаясь выяснить причину такой взаимной ненависти, но в царившем вокруг гвалте это было практически невозможно.
Тем временем толстая герцогиня так разбушевалась, что перевалила раздутую ногу через край рамы, готовясь выбраться целиком и вцепиться в судью Джорджа Толлера. Как раз в этот момент в другом конце зала Кровной Вражды появилась мама, ведя за собой толпу туристов.
— А это зал Кровной Вражды, — начала мама и, так и не договорив, изумлённо уставилась на герцогиню, которая уже перевалила через раму вторую ногу и тяжело спрыгнула на пол, заставив содрогнуться в зале все стёкла.
— Сейчас ты у меня подавишься своими собственными словами, Джордж Толлер! — завопила она.
За спиной у мамы туристы начали активно проталкиваться вперёд, чтобы поглазеть на герцогиню. Похоже, они решили, что это всё входит в экскурсию. При виде столпившихся туристов Роберта разобрал смех.
— Кто это такие? — спросил он. — А как таращатся! Да они же самые настоящие овцы! — и он вытянул перед собой руку, трясясь от смеха так, что ему пришлось даже придерживать запястье.
— Нет, не надо! — крикнула Хезер, но, увы, опять слишком поздно. Зал Кровной Вражды неожиданно заполнился овцами, к которым вскоре присоединились Франсеи и Толлеры, выпрыгивающие из портретов, чтобы продолжить свою легендарную вражду. Овцы носились по залу, отчаянно блея и путаясь под ногами у людей в красных мантиях, чёрных камзолах, голубой парче, вышитых жилетах и огромных шуршащих юбках со скрипучими корсетами. Вооружившись тем, что было на портретах, Толлеры и Франсеи перешли в рукопашную. Кому-то повезло больше: их запечатлели с тростями, хлыстами или зонтиками от солнца, а у одного была даже шпага, но её выбил маленький худой мужчина, который мордовал всех направо и налево огромной книгой. Остальные колошматили друг друга веерами, пяльцами, пергаментными свитками и шёлковыми сумочками. Во все стороны летели сбитые шляпы и парики. А посреди этого бедлама стояла мама, держа пастуший посох и переводя потрясённый взгляд с красных от злости Толлеров и Франсеев на рассыпавшихся по залу блеющих овец. Судя по её виду, она находилась сейчас на грани нервного срыва.
— Ой, бедная мама! — воскликнула Хезер. — Роберт, прекрати это немедленно!
Но Роберт, заливаясь смехом, бросился бежать от неё по Длинной галерее. Хезер кинулась за ним. Догнать его было не сложно, поскольку он то и дело останавливался, сгибаясь пополам от приступов дикого хохота, но вот поймать его не никак получалось. Каждый раз, когда Хезер была уже готова его схватить, он либо уворачивался, либо мир давал лёгкий крен, и он ускользал с помощью волшебства. Несмотря на раздражение Хезер пару раз сама чуть не рассмеялась — настолько искренне Роберт считал их беготню игрой. Она чувствовала себя так, словно гоняется за маленьким мальчиком, а не молодым человеком, которому следовало бы вести себя гораздо серьёзнее. Наконец, Роберт дал Хезер загнать себя в угол в конце Длинной галереи. К тому времени овцы тоже успели туда добраться и теперь носились кругами на трясущихся копытцах, оря «Бе-е-е!» почти человеческими голосами. На отполированный до блеска пол посыпался овечий горох, и мутузящие друг дружку Толлеры и Франсеи, пёстрой толпой хлынувшие в галерею вслед за овцами, то и дело на нём поскальзывались. Хезер увидела, как толстая герцогиня с размаху шлёпнулась на спину под портретом Сэра Френсиса Толлера и королевы Елизаветы, и осталась там лежать, отдуваясь и промокая расквашенный нос кружевным платком. Рядом с ней стояла мама, всё ещё сжимая в руках пастуший посох и дико озираясь.
Хезер схватила Роберта за плечи и хорошенько встряхнула. От этого его белый накрахмаленный воротник помялся, но Хезер было плевать. Она чувствовала себя, как будто была его старшей сестрой.
— Останови это! Преврати их обратно! — потребовала она. — Быстрее, пока мама не решила, что сошла с ума!
— Но ведь ты сама считаешь их овцами, — возразил Роберт. — Я знаю, что считаешь. Тут он был прав, и Хезер пришлось это признать.
— Да, но я также знаю, что на самом деле они люди, — сказала она. — И, как и мама, наверное, думают, что сошли с ума. Преврати их обратно.
— Что, прямо сейчас? — жалобно спросил Роберт, пуская в ход одну из своих самых очаровательных улыбок. — Но к закату всё и так станет, как было. Они не могут подождать?
— Не могут, — отрезала Хезер. — Летом солнце садится слишком поздно. Сделай это сейчас. Сделай, или я… или я никогда больше не буду с тобой разговаривать!
Она часто грозила так Джанин — разумеется, в шутку, — и это было единственной угрозой, которую она могла придумать. Но Роберт воспринял её слова на удивление серьёзно. Его глаза сделались большим и печальными.
— Никогда? — переспросил он.
— Никогда! — решительно крикнула Хезер, перекрывая шум драки и блеянье.
— Тогда я могу пропасть ещё лет на сто, — грустно произнёс Роберт. — Хорошо, я верну всё, как было, если ты пообещаешь разговаривать со мной сейчас и завтра тоже.
— Конечно, обещаю, — ответила Хезер не раздумывая. Роберт улыбнулся, вздохнул и вытянул руку. Хезер заметила, что на этот раз он качнул ею не как обычно, а в другую сторону. Привычная реальность крутанулась у неё перед глазами, становясь на место. Овцы поднялись и снова стали людьми. Они бродили по галерее с настороженным и подчёркнуто независимым видом, как те, кому краем глаза удалось заметить что-то такое, о чём они предпочли бы поскорее забыть. Пара человек раздражённо поднимали ноги, очевидно, гадая, где они могли вляпаться в овечий горох. Хезер поискала глазами толстую герцогиню, но той нигде не было. Впрочем, как и других Толлеров с Франсеями. Валявшиеся на полу шляпы и парики тоже исчезли.
— Они снова на своих портретах? — спросила Хезер.
— Да, могу поклясться, — заверил её Роберт.
— А что будет, если ты вытянешь руку ладонью вверх? — снова спросила Хезер. — Это тоже всё «наклоняет»?
Роберт спрятал руку за спину.
— Не проси меня так делать, — сказал он. — Как раз из-за этого жена моего брата так меня возненавидела.
Но Хезер и не думала настаивать — она обеспокоено искала глазами маму, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке. Единственное, о чём Роберт, похоже, забыл — не считая овечьего гороха, — был пастуший посох. Возможно, этим он хотел показать, что всё равно считает туристов овцами. А может быть, это было своеобразным проявлением заботы с его стороны. В любом случае, мама всё ещё держала посох, практически повиснув на нём, в то время как экскурсанты постепенно забывали, что были когда-то овцами, и собирались вокруг неё, ожидая продолжения тура.
— А сейчас мы находимся в Длинной галерее, — слабо произнесла мама.
Пока она рассказывала, как Сэр Френсис строил Длинную галерею, следуя причудам тогдашней моды, её голос становился всё увереннее.
— Знаешь, а это правда, — поделился Роберт с Хезер. — Может, походим немного за этими овцами? Мне бы хотелось узнать, что происходило с моей семьёй и замком после меня.
Хезер это устраивало: так она могла держать в поле зрения и маму, и Роберта. А ещё это означало, что он не встретится с папой, поскольку все туры проходили строго по очереди. Так что папа будет проводить экскурсию или до, или после мамы. Хезер пока ещё была не готова к встрече с ним — он задавал такие испытующие вопросы, и вообще смотрел на всё с позиции здравого смысла. Она понимала, что любыми средствами должна заставить его поверить до того, как он встретит Роберта. Всё то время, пока они плелись в хвосте экскурсии, Хезер отчаянно ломала голову, стараясь придумать для папы убедительные доводы. Вместе с этим она не спускала глаз с Роберта, готовая в любой момент схватить его за руку, если он попытается снова её вытянуть. А ещё она очень переживала за маму. Но когда они добрались до Большого салона, мама уже с таким увлечением рассказывала про возникшую в то время моду на китайский декор, словно напрочь забыла об овцах и драке в Длинной галерее. Хезер немного расслабилась. Она была рада, что Роберт не пытается колдовать, но не представляла, чем отвлечь его внимание после экскурсии.