Разделы Польши пришлись на эпоху Просвещения, когда безраздельно правящий высший социальный класс решил провести реформу церковных отношений и государственного образования по своему усмотрению, несмотря на протесты и даже вопреки церковной иерархии. По этому пути пошла и польская интеллигенция, которая, взявшись за дело ремонта Речи Посполитой и реформировав государственное образование, вступила в конфликт с духовенством, защищавшим религию, но одновременно и старый порядок, ища опору в отсталости широкой общественности. Многие, соблазненные красотой масонских лозунгов, рассуждениями об общечеловеческой морали, нашедшими отражение в произведениях гуманитарной направленности, даже не осознавали, что отделение морали от религиозной почвы и увлеченность литургией вольных каменщиков являлось отрывом от церкви и вместе с тем от самых широких слоев народа, не мысливших себя вне ее.
На осуждение масонства не обращали внимания, хотя оно и исходило от пап. Ведь не один польский вольный каменщик, а среди них были и священники, способствовал созданию больниц и других гуманитарных заведений, успокаивая тем самым свою совесть. В результате дело дошло до того, что в самый трудный для себя момент народ не проявил солидарности с церковью и не стал искать у нее поддержки, которую мог найти в ее автономии.
Вместо слабого правительства Речи Посполитой Польшей начали управлять чужие абсолютные монархи, проникнутые духом Просвещения и проводившие в своих государствах, а также на территориях, отошедших к ним после разделов Польши, реформу церкви по своему усмотрению, стремясь превратить ее в удобный для себя инструмент. И тогда случилось так, что духовенство, отделенное от светского общества и таким образом ослабленное, легко сдалось «законной» иностранной власти, чтобы отвести ее нападки на церковь, а светская интеллигенция отреагировала на эту травлю пассивно, видя в ней необходимую борьбу с «мракобесием» духовенства.
В результате политика просвещенного абсолютизма увенчивалась иногда в Польше триумфом. Причем первейшая ее задача заключалась в том, чтобы разорвать прямые отношения между польским духовенством и Святым Престолом и добиться того, чтобы все его постановления осуществлялись с разрешения властей в порядке так называемого placetum regium
4
Екатерина II нашла в этом вопросе послушное орудие в лице Станислава Сестренцевича-Богуша, который, будучи епископом только по названию, принял из ее рук без согласования с Римом сан епископа всей Белой Руси. При этом раскол стал уже настолько очевидным, что папа римский Пий VI, желая его избежать, в 1783 году послал в эти земли своего легата Джованни Андреа Аркетти, который, не в силах все исправить, признал Сестренцевича архиепископом Могилевским, номинально восстановив тем самым отношения католиков Белой Руси с Римом.
Это не помешало Екатерине II снова самовольно организовать католическую иерархию на территории Польши, отошедшей в результате разделов к России, и создать там три епископства. Желая разорвать или, по крайней мере, ослабить их отношения с Римом, она подчинила их департаменту по делам католической церкви, который император Александр I в 1801 году реорганизовал в римско-католическую духовную коллегию. Она состояла из архиепископа Могилевского в качестве председателя, одного епископа и одного назначаемого инфулата
5
Коллегия являлась судебным и одновременно высшим органом церковной администрации. Стоя над епископами, она выступала послушным проводником воли императора и его правительства. Поэтому Александр I прилагал все усилия, чтобы добиться передачи закрепленных за папой прав председательствовавшему в коллегии архиепископу, с чем Рим, однако, не согласился и вовсе не признал эту коллегию. Тем не менее в 1804 году подобная коллегия была создана и для униатской церкви, над которой вообще висел дамоклов меч.
Не лучшие времена переживала католическая церковь и в Австрии. Еще Мария Терезия ввела placetum regium, а глубоко проникнутый просвещенным абсолютизмом Иосиф II, сломав церковную автономию и произвольно проведя реформу церкви, изъял церковные поместья в религиозный фонд, начав распоряжаться его доходами. Он учреждал духовные семинарии, сносил монастыри и даже вмешивался в церковные литургии. В результате духовенство становилось отдельной чиновничьей ветвью, послушной правительству.
Аналогичную позицию по отношению к церкви заняли правители Пруссии, хотя они и не вмешивались в ее внутренние дела. Тем не менее некоторые их взгляды на церковь обошлись слишком дорого. Не случайно через несколько недель после последнего раздела Польши, а именно 15 декабря 1795 года, папа Пий VI в отдельном послании архиепископу Гнезненскому призвал польских епископов привить своим верующим важнейший принцип католической религии, заключающийся в послушании властям.
Не сказав ни слова об исторических заслугах польского народа по отношению к церкви, папа коснулся лишь вреда, который поляки нанесли вере похищением короля (Станислава Августа)
6
Утратив опору не только в прежних политических учреждениях, но и в автономии своей церкви, польская шляхта оказалась под давлением тяжелого бремени. Над ней нависла угроза конфискации ее имущества. Ведь разделы Польши и изъятие поместий польских королей пробудили алчность российской военной и чиновничьей олигархии, которая после подавления каждого сопротивления поляков только возрастала. В результате не только польские староства, но и поместья тех, кто принял участие в восстании или сбежал за границу, а также тех, кто отказался приносить присягу на верность, Екатерина II конфисковывала и отдавала своим генералам, чтобы укрепить российский элемент в польских землях и облегчить соединение братскими узами обеих народов. При этом угроза конфискации нависла прежде всего над теми магнатами, которые в отношении трактатов о разделах заняли позицию лиц, обладающих двумя гражданствами. Поэтому 26 января 1797 года между странами, участвовавшими в разделах, был подписан дополнительный договор (о котором еще будет сказано несколько позже), по которому таким вельможам предписывалось выбрать себе подданство в одной из частей Польши, отошедшей к тому или иному государству, а имущество в других частях продать (без сомнения, за бесценок).
Это поставило польскую аристократию в полную зависимость от чужих властей, поскольку освободить их от необходимости продажи имущества могла только особая милость со стороны соседнего монарха. Так, князь Адам Чарторыйский из города Пулавы, находившегося на территории, отошедшей к Австрии, когда на его поместья в российской части Польши наложили секвестр
7
В результате под влиянием всех этих угроз и притеснений во всех польских землях, подвергшихся разделам, шляхтичи толпами стали приносить верноподданнические присяги и направлять делегации к новым монархам с уверениями в своей верности. Потомки тех, кто во времена Речи Посполитой не получил иностранные титулы или не хотел их принимать, теперь стали на них претендовать и подавать прошения о назначении их офицерами в иностранных войсках, особенно в дворянских придворных гвардиях, дававших должность при дворе (в России чин).
Верноподданнические делегации шляхты в первую очередь в Петербурге клялись в своей верности новым властям. При этом наименьшее чувство национального достоинства проявила делегация, направленная после поражения восстания Костюшко к Екатерине II во главе с Людвиком Скумином Тышкевичем