Это для революционной Франции написал Францишек Ксаверий Дмоховский, рассматривая ее как естественную союзницу будущей польской республики. Однако большинство шляхтичей после разделов Польши так не думало. За исключением светлой и патриотической, но небольшой части шляхты, все усматривали в стремлении освободить народ «якобинство». В частности, один из лучших галицких патриотов граф Валериан Дзедушицкий в докладной записке императору в 1795 году так защищал польскую шляхту от обвинений в якобинстве:
«Достаточно знать польскую шляхту по описаниям, созданным авторами всех национальностей, чтобы понять, что польский шляхтич, привыкший быть верховным судьей по отношению к своим крестьянам, которых он называет своими подданными, очень далек от того, чтобы уравнять с собой класс этих людей и лишить себя из-за этого права продавать своих крепостных
13
К сожалению, с такими убеждениями шляхта была весьма далека от восстановления своей отчизны, которую она столь играючи потеряла.
Польское имя стерто
Если большинство шляхты покорилось иностранному насилию, то те шляхтичи, которые в последние годы существования Речи Посполитой озаботились проблемой ее спасения, патриотически настроенные депутаты сейма и участники восстания Костюшко после разделов Польши не отчаялись, не опустили руки, а включились в борьбу за восстановление ее независимости. Таких было совсем немного, так как самые стойкие из них, начиная с Костюшко, стенали в русских застенках, а Коллонтай и Зайончек в австрийских.
Те же политики и военные, кому удалось сбежать за границу, образовали в Венеции небольшой кружок. Избрав там комитет, они отправились в Париж, где встретились с другими эмигрантами, и прежде всего с Франтишеком Барссом, которого Костюшко в свое время направил туда в качестве агента и которому удалось установить контакты с французским правительством. В жарких спорах с Барссом 22 августа 1795 года эмигранты создали так называемую Депутацию, в состав которой вошло пять человек.
В процессе ее создания они составили первую программу действий польского народа после разделов Польши. В ней, в частности, было записано, что посреди всех несчастий, даже самых больших, отчаиваться не стоит. Пусть поляки и утратили свою отчизну, но постоянно такое продолжаться не может. Усилия польского народа по освобождению из неволи и спасению своей страны не могут не привлечь внимания других государств, а коренные интересы заставят эти державы предпринять соответствующие действенные шаги. При этом Французская республика дает полякам ободряющую надежду на возрождение их родины. И пусть у них нет никакого правительства, но есть народ, которому не занимать духа свободы. Поэтому нужно стремиться к священной цели возрождению отечества, предоставляя о Польше политическую и коммерческую информацию для привлечения к ней внимания европейских стран, и путем непрерывной переписки поддерживать дух стойкости у соотечественников, опустивших руки из-за стольких несчастий.
Эмигранты обратили внимание прежде всего на Францию, которая обещала оказывать братскую помощь всем народам, пытавшимся добиться своей свободы. Поднимая польский вопрос, они думали, что Франция просто обязана выплатить долг благодарности за то, что раздел Польши отвлек внимание коалиции и предотвратил ее вторжение во Францию. Однако вскоре, когда 22 сентября 1795 года польская Депутация столкнулась с ограничениями французского Конвента, они поняли, насколько ошибались. И тогда Конвент из уст председателя Депутации Францишека Дмоховского услышал следующее: «Поляки взялись за оружие (имеется в виду восстание Костюшко) только в надежде на поддержку французов, торжественно объявивших себя друзьями свободных людей И если они были разбиты, так как сражались только своими силами, то их усилия являлись полезными для Франции, поскольку стали отвлекающим маневром, который остановил силы коалиции и облегчил продвижение французских войск. Когда деспотизм все отнял у поляков, их имущество, родину, правительство и закон, у них ничего не осталось, кроме их сердца. Они ожидают, что Французская республика, следуя голосу собственных интересов и великодушия, использует свое мощное посредничество и своих многочисленных союзников, чтобы восстановить независимость Польши».
Конвент жестко отреагировал на эти слова истины. Он, как и Комитет общественного спасения, правивший Францией с 1793 года, а также его преемник с ноября 1795 года Директория, несколько раз отвергал проекты создания польских легионов, так как это могло быть расценено как вмешательство в польские дела и затруднило бы достижение мира с коалицией, к которому очень стремилась Франция, выйдя на линию Рейна и Нидерландов.
Поэтому Конвент громогласно огласил постановление о невмешательстве во внутренние дела других государств, а следовательно, и в дела Польши. Однако на этом он не остановился и с редкой недальновидностью решил принести поляков в жертву. Поляки же, такие как Барсе и Дмоховский, не зная хитросплетений дипломатии того времени, не умея в них разбираться и не предполагая у французского правительства такой недобросовестности, служили всего лишь инструментом во французской политике. Их просто вводили в заблуждение различными отговорками.
Третий раздел не прошел столь же гладко, как два предыдущих. Оккупационные войска заняли польские приграничные земли, как им и предписывалось в случае начала войны, Россия Варшаву, Пруссия Краков, а Австрия Люблин и Волынь, но согласия между ними по разграничению территорий захваченных районов не было. Вечно жадная Пруссия требовала отдать ей земли по всему левому берегу Вислы с Краковом, Сандомиром и Варшавой, России было трудно отказаться от Волыни, а Австрия в случае их договоренности могла лишиться своего интереса, как при втором разделе.
Начались переговоры и торги, в ходе которых Россия сблизилась с Австрией и 3 января 1795 года заключила с ней договор о разделе, признав за австрийцами Краков и Сандомир, а за Пруссией Варшаву. При этом оба государства обязались добиться признания такого раздела со стороны Пруссии. Желая укрепиться и прикрыть свой тыл, они вышли из коалиции против Франции и 5 апреля 1795 года в Базеле заключили с ней мир, пригрозив в случае чего создать союз.
В ходе этих споров была минута, когда реально могла вспыхнуть война. Екатерина II, узнав, что Пруссия для устрашения поляков держит генерала Мадалинского
14
В последний момент Пруссия испугалась и 24 октября 1795 года согласилась на предложенный договор о разделе.
Однако, когда в воздухе действительно запахло войной, у венского двора возникла идея, что она должна вестись под лозунгом создания польского государства в качестве второй секундогенитуры
15
Полякам же, особенно тем, которые проживали в австрийской части Польши, идея возрождения польского государства под скипетром Габсбургов казалась наилучшей хотя бы потому, что Австрия не принимала участия в последних войнах с Польшей и не допускала насилия в отношении своих польских подданных. Поэтому два польских господина, а именно Валериан Дзедушицкий и Юзеф Максимилиан Оссолинский, имевшие отношения с венским двором, направили ему памятную записку, в которой написали об угрозе, исходившей от России для Австрии, а именно для Галиции, где в восточной ее части проживали русины. В связи с этим венскому двору предлагалось прекратить войну с Францией, помириться с ней и обратиться против России, не забывая о решении польского вопроса. А Оссолинский в специальной брошюре довел эту идею до французского Конвента.