Юрий Лантан
На грани
Я не помнил, как очутился на мосту. Наверное, гулял по городу? Утренний свет сочился сквозь ветхий саван облаков, сырой ветер холодил кожу. Казалось, я впервые в жизни дышал полной грудью, и от затхлого запаха реки кружилась голова. Я почувствовал на себе взгляд и обернулся.
У противоположной ограды моста замерла девушка в легком платье, джинсовой куртке и кедах. Она смотрела на меня со странной смесью удивления, восторга и испуга.
Привет, осторожно проговорила девушка. Плечи ее подрагивали то ли от холода, то ли от волнения. Темные волосы развевались на ветру. Тонкая рука, согнутая у живота, держала красный блокнот.
Привет. Я замер, изумленный звуком собственного голоса: он показался мне фальшивым. Мы знакомы?
Нет, но неуверенно начала девушка, а затем, словно набравшись смелости, выпалила: Я Нина. А ты?
В голове всплыло имя, и я, чуть замешкавшись, ответил:
Антон.
Нина кивнула. Ее бледное лицо дернулось в мимолетной улыбке.
Рада знакомству, Антон. И давно ты здесь стоишь?
Я посмотрел на часы. Стрелки показывали 7 часов 7 минут.
Не помню, я растерянно улыбнулся, смущенный своей забывчивостью. Даже не знаю, зачем сюда пришел.
Наверное, загадать желание? Нина подошла ближе, и я рассмотрел сухие губы, покрытые трещинками, и серые тени у глаз. Ты ведь понимаешь, что это за место?
Я огляделся. Мы стояли в центре короткого пешеходного моста, перекинутого на пересечении двух узких каналов в гранитных оковах. Рядом и чуть вдали виднелось еще несколько мостов я насчитал шесть штук. Деревья и невысокие старинные здания, раскрашенные в пастельные тона, ютились на набережной. За ними возвышался собор с тусклыми куполами.
Это Семимостье. Нина не сводила с меня темных глаз. Ее близость дарила тепло и тревогу. Самое загадочное место города. Здесь из одной точки видно сразу семь мостов. В Питере есть легенда: если на Семимостье загадать желание в семь часов семь минут седьмого числа седьмого месяца, то оно обязательно сбудется.
И ты загадала?
Да. Нина улыбнулась и отвела взгляд.
Оно сбылось?
Нина рассмеялась, и глаза ее ярко заблестели.
Похоже на то! Она убрала блокнот в карман куртки, взяла меня за руку и потащила с моста. Идем, я покажу тебе город!
* * *
Казалось, все дни слились в один. Каждое утро я просыпался на матраце в пустой комнате: голые стены, белый потолок, стылый воздух. Я принимал душ и плелся к шкафу в прихожей, где висел нехитрый набор одежды пара джинсов и несколько черных футболок. «Тебе идет темный цвет», говорила Нина, и всякий раз, натягивая футболку, я вспоминал ее слова.
Далее завтрак всегда один и тот же. Я вытаскивал из холодильника миску с молоком, в котором плавали куски сырого мяса, садился за стол и медленно пережевывал жилистые ошметки. Ни о чем не думая, я таращился на стену в коросте облезлых обоев. Когда к горлу подкатывала тошнота, я шел в туалет и выливал остатки молока и мяса в унитаз.
И так каждое утро: пробуждение, душ, завтрак. Бесконечный цикл, разорвать который могло только одно событие встреча с Ниной.
Я дышал ради нее. Нина целиком поглотила мое существование, и в какой-то момент я осознал, что только рядом с ней чувствую себя живым. Когда она держала меня за руку, все обретало смысл и ясность.
Ежедневно мы встречались на Семимостье, а затем шли куда глаза глядят. Гуляли по городу по его паркам, аллеям и дворам. Обнимались. Смеялись. Кормили уток. Встречали закаты на набережных. Но каждый вечер расходились в разные стороны: Нина к себе домой, а я в свою холодную конуру. Ночь становилась временем, проведенным впустую без Нины. Проваливаясь в глухую черноту, я думал лишь о том, как поскорее вновь ее увидеть.