Почему перестроился на какой-то другой уровень.
Он уже шагает к двери. Возможно, выйдет, и я больше его не увижу.
Но, видимо, ночь у меня реально безумная, потому что я рискую:
Почему вы спросили, видел ли меня муж в этом белье?
Корсар поворачивается. На его лице хищная ухмылка.
Ты реально хочешь узнать ответ?
Глава 9
А теперь Корсар!
Корсаков. Ранее в тот же день
Адский день на бирже подходит к концу.
Я закрываю глаза. Откатываюсь в кресле чуть назад, ближе к панорамному окну. Кружит снег. Деревья в инее. Дороги черные от жижи.
Люблю зиму и ненавижу.
Я такой. Един в двух лицах. Никто не знает, где я настоящий.
И не узнает.
Это экономически невыгодно, чтобы кто-то знал меня слишком хорошо.
Я этого не допущу.
Даже если появится женщина, с которой мне придется связать свою жизнь а она появится, потому что наследник мне все-таки нужен, она тоже не будет ничего знать.
Не выйдет за рамки мною написанных правил.
Никогда.
Я просто не дам ей такого шанса.
Надо встать, выключить ноутбук и ехать домой.
Нет, домой не хочу. Поеду в клуб. Надо немного выпустить пар.
Позвоню Гарику, пусть встретит, подгонит мне компанию.
Тру лицо руками. Да, пожалуй, так и поступлю.
Хотя Почему-то чувствую, что сегодня мне в клубе расслабиться не судьба.
Принято считать, что интуиция это женское. Мол, это бабы все всегда чувствуют на каком-то тонком уровне. Я всегда смеялся над этим утверждением. Если бы оно было так, бизнесом бы занимались только женщины. Потому что в бизнесе порой, лично для меня по крайней мере, интуиция играет решающую роль. Мне будут говорить, что это выгодно, меня будут уверять, что я получу отличную прибыль, мне приведут сотню примеров того, как зарабатывают на похожих сделках. Но если моя интуиция чуть качнет головой, я откажусь от сделки.
Никогда и никому не говорил об этом. Нет, вру, однажды рассказал. И это чуть не стоило мне моей компании.
Не будем о грустном.
Полчаса и я в клубе.
Еще пять минут, и Гарик подходит ко мне с двумя красотками.
Они как инь и янь. Высокая стройная блондинка с прямыми волосами и среднего роста аппетитная кучерявая брюнетка.
Александр, приветствую.
Вечер добрый, Гарри, как сам?
Как видишь. Отдыхай.
Спасибо.
Гарик давний друг. Я помог ему открыть этот клуб и еще несколько в других городах. Бренд «Ласковый заяц» хорошо знают любители клубной жизни.
Я не любитель. И не профессионал.
Мне просто иногда надо потрахаться, потому что я живой.
Заводить любовницу я не хочу. Мне не нравится, когда баба путается под ногами и начинает устанавливать правила.
Иметь постоянную шлюху мне тоже неинтересно. Это приедается.
Жениться?
Не смешно.
Когда-то я думал об этом. Когда-то давно. В другой жизни. Один раз.
Нет. Извините.
Пока я к этому еще не готов.
Ну и я не баба, часики у меня не тикают. Я могу и подождать еще пару-тройку лет.
Рука блондинки ложится мне на ширинку. Брюнетка ныряет ладошкой под пиджак, расстегивая рубашку. Я снимаю галстук.
Мы в вип-зоне. Перед нами стекло. Мы видим все, что происходит в клубе. Нас не видит никто.
Я могу трахать их обеих, прижимая к стеклу никто не увидит.
Меня это заводит.
Губы блондинки уже обхватывают мой член. Брюнетка облизывает мои соски.
Я их не трогаю.
Я ничего им не говорю. Предпочитаю, чтобы они проявили инициативу. Пусть отработают. Плачу я хорошо.
Держу блондинку за волосы, пока она делает мне горловой минет.
Хорошо. Но, сука, чего-то мне не хватает.
Это, блядь, как суп-харчо без специй, без перца. Не обжигает. Не горит
Сука у меня давно ни с кем не горит.
Мне, наверное, лучше вообще не трахаться
Видимо, вселенная тут же подкидывает знак вибрирует телефон.
Личный. По нему звонят всего несколько человек. В том числе один из сотрудников службы безопасности.
Я чувствую, что это именно он.
Интуиция, мать твою.
Еще я чувствую, что сегодня буду трахаться совсем в другом месте, и «трахаться» в данном случае не значит вставлять милой девушке до гланд.
Да, Клим, в чем дело?
Слушаю, охеревая
Это просто кабздец.
Кабздец!
Через полчаса я в нужном отделении.
Хорошо, что у меня везде есть свои люди. Мы мило беседуем с начальником смены, шутки-анекдоты. Неформальный разговор. Потом слышим ор. Кто-то из задержанных «бузит». Интересно посмотреть.
Мне так очень интересно!
А еще через пару минут я вижу ее. И слышу то, что приводит в шок.
Клим мне об этом не сказал.
В ее глазах такой ужас
Твою же мать девочка что ты натворила?
Что, блядь, я натворил?
***
Интуиция не подводит. Мне реально приходится трахаться, но совсем не так, как хотелось бы.
Смотрю на эту несчастную, с подбитым глазом, грязную, дрожащую
Хотелось бы.
И хочется.
Даже такую, млять, хочется
Просто до боли в яйцах.
Потому что это мой суп харчо с перцем!
Это мой личный сорт самого лучшего, самого забористого «плана».
Чёрт, траву не курил, кажется, сто лет, почему вспоминаю?
Пытаюсь осознать то, что говорят про мою девочку сколько времени прошло, а я все еще мысленно так ее называю, хотя она не моя, никогда моей не была и
Я был уверен, что не будет.
Нет, Корсаков. Это чужая головная боль. Пора тебе к этому привыкнуть!
Хрен там.
С недавнего времени снова моя.
И еще раз хрен. Всегда моя.
Не знаю, блядь, почему.
Ненавижу ее. Так, что жилы тянет
За то, что сделала со мной. За то, что всегда со мной делала! И делает до сих пор.
Ненавижу, потому что из-за нее я слабак. Мякиш хлебный. Тряпка.
А я не люблю быть тряпкой.
Понимаю, что ее ведет, сознание теряет. Мне дотрагиваться до нее все равно, что голыми руками из костра головешки таскать. Или железные прутья, раскаленные добела, хватать.
Но деваться некуда.
Беру. Несу. Помогаю.
Альтруист хренов.
Добрый самаритянин.
Дверь закрываю, а сам думаю тебе важно, чтобы она была жива. Остальное тебя волновать не должно.
Но
Мать твою, неужели ее правда
Ее силой? Еще и толпой?
Меня накрывает.
Сука! Сука!
Выть хочется!
Какая тварь посмела пальцем тронуть?
Где, блядь, был Клим и его команда?
Всех урою. Уволю. «Волчьи билеты» в зубы получат!
Так, спокойно, Корсаков. Спокойно.
Твой конек хладнокровие!
Нельзя напугать ее еще сильнее, поэтому ты должен вести себя так, словно ничего не произошло.
Это правильно.
Что надо сделать?
Надо срочно показать ее врачу. Нужно ехать в клинику.
Звоню Товию, поднимаю всех на ноги. Не спать! Работать! Бабки плачу!
И снова хочется выть
Что она так долго? Какого?
Вламываюсь дверь не закрыта.
Она стоит у раковины. Лицо умыла. Синяки стали ярче.
И глаза как блюдца.
Красивые глаза. Нереальные.
Они у нее не голубые и не зеленые. Они цвет меняют. Это я давно заметил, еще когда она совсем девчонкой у отца своего работала. Когда она злится или волнуется они темнеют и становятся как небо в грозу, солнцем высвеченное. А когда смеется и радуется светлеют и становятся как морская волна.
Ты хренов поэт, Корсаков.
А вот Ромео из тебя так себе. Староват. Хорошо хоть лысины нет. Повезло.
Я что-то говорю. Она что-то отвечает.
Предупреждаю ее о клинике, понимая, что она вряд ли вообще вдупляет, что происходит. Ее и по голове, видать, хорошо приложили. А может, и накачали чем.
Твари.
Закопаю. Каждого. Лично!
Все лично поотрываю и запихну кому в рот, кому в задницу!
Еще что-то говорю. Не знаю, зачем тяну время.
Как приговорённый оттягивает минуты до плахи.
И все равно ведь голова летит с плеч!
Так и я лечу.
Как с горы вниз, без страховки, зная, что и парашют хрен раскроется.
Сжимаю в объятьях, понимая, что пропадаю.
Горю. Таю. Умираю рядом с ней.
Потому, что это охренеть как хорошо.
Даже такую ее обнимать и к себе прижимать.
Особенно такую.
Понимая, что она тут не то что не по своей воле. Ее вообще даже близко тут быть не должно!
А ты, урод моральный. Пользуешься ее плачевным состоянием! Ее положением!
Как я мог такое допустить? Как?
Обнимаю ее тело, такое податливое, нежное