Мы провели прекрасный вечер. Хотя я видел, как она была напряжена в самом начале.
А потом
Потом я как мудак все испортил. Поторопился. Так хотелось поцеловать ее.
Губы такие манящие, как лепестки диковинного цветка. Нежные. Настоящие.
Натуральные.
Почувствовал, как между нами стена прозрачная выросла. Ее испуга стена.
Но она не меня боялась. Нет.
Она, скорее, испугалась себя. И тех чувств, которые я у нее начал вызывать.
Уже далеко не детских чувств.
Охренеть как я был рад, когда понял это.
«Еще немного подожди, Корсар, и она твоя, еще совсем немного!»
Мечтал, сам обалдевая от близости этого счастья, чуда.
Угу.
Что там говорят? Расскажи богам о своих планах.
Блядь.
Рассказал, видимо
Привез ей из Шанхая подарков целый чемодан.
Мечтатель, хренов.
А она
Да, Антош, конечно, я смогу, обязательно, целую, милый
Да жеваный ж ты крот
Я вышел из кабинета. Нашел в себе силы сказать ей, что у меня важная встреча.
И бухал три дня.
Нет, сначала я попытался узнать, что это за красивый гондон Антон к ней подвалил.
И он мне не понравился.
Не потому, что он клеил мою малышку, нет.
Я слышал про его отца. Про их фирму. Про их дела.
И прекрасно понимал, что, если я озвучу все, что узнал, Василисе, она мне просто не поверит! Решит, что я нарочно собрал компромат, потому что она меня «продинамила».
Идиот!
Надо было рассказать обо всем сразу!
И отцу ее тоже надо было все рассказать.
Но Виктор снова перенес инфаркт, он был болен.
А у меня намечался второй крупный контракт с Китаем, и американцы выкатили предложение.
Я просто с головой ушел в бизнес.
Нет.
Я просто тупо спрятал голову в песок, как страус. Подумал, что она сама поймет, что этот молодой гондон ей не нужен, старался быть внимательным. Не нагружал работой. Обращался ласково в надежде, что внимание обратит на то, что жесткий и требовательный руководитель превратился из льва в ягненка.
Хрена лысого!
Она вообще меня жестко игнорила.
Антоша был везде! Везде, сука!
А потом
Потом я узнал, как у меня красиво увели и Китай, и Америку.
А эта
Эта сучка малолетняя стояла передо мной и рассказывала, какое я чудовище, деньги отмываю. Подбородочек дрожал. Боялась.
Я ведь ее реально мог закрыть! Экономическое преступление, мать его етить И повернуть это можно было так, что она не просто бы штрафы платила, а оказалась бы в местах не столь отдаленных. И у меня были нужные рычаги, на которые я мог надавить!
И села бы она! Не гондон этот ее, Антон, а именно она! Он-то с папашей его, сучары, типа не при делах Девочку подставили. Красиво подставили.
Блядь
Нет, сажать ее, конечно, не стал бы
Но, по крайней мере, мог сделать так, чтобы она больше никогда, сука, никогда не смогла бы в столице найти работу приличнее посудомойки в придорожном кафе!
Она бы стала персоной нон-грата везде!
Рассказывал ей тогда об этом, а она
Стояла, дурочка, в моем кабинете, такая гордая, пыталась показать, что сильная, что не боится!
Я ведь мог тогда ее
Мог же.
И она все еще нетронутая была. Знал.
По запаху чуял, что нетронутая.
Целка-невидимка, мать твою
Но
Противно было. Насильником не был никогда.
И не хотел вот так. Силой.
Хотел, чтобы сама пришла.
А она выбрала этого утырка слащавого.
И сразу сразу словно с нее все краски смыло. Стала прозрачной.
Смотрел на нее и прощался. Не с ней.
Со своим чувством. Понимая, что больше такого у меня никогда не будет.
Все, реально стал старый. Не по возрасту, что мне было там? Ей двадцать один на тот момент, мне тридцать три всего.
Старый для иллюзий. Иллюзий о чувствах, которые бывают у людей.
Любовью это называется.
Чистое, светлое, большое.
Блядь Чистое, светлое, большое это белый слон в ванной!
А любовь это фейк.
Вернулся в тот день домой пусто, холодно.
И чемодан стоит, который я для неё из Шанхая вез. Там платья шелковые, платки красивые, духи какие-то, сувениры, украшения. Было желание все это сжечь. Уничтожить.
Потом решил отдать все какой-нибудь шлюхе, пусть носит, радует меня.
Только не было в тот момент никого на примете, и я Задвинул его подальше в гардеробную, чтобы как-нибудь потом вопрос этот решить, и забыл.
Нужно было восстанавливать доброе имя. Поднимать компанию, которая на грани была.
И о мести этой мелкой идиотке тоже уже не думал.
Все. Она никто. Закрыли тему.
Но Все равно же я все о ней знал!
Реально сделал так, чтобы работу не нашла. А ей работа и не нужна была.
Вышла за гондона и тут же залетела.
Блядь.
Как же я ее ненавидел!
Просто
Шандец.
И ее, и всех баб.
Вообще.
Подумывал даже, как наши звезды, найти мамашу суррогатную, чтобы родила мне парня. Воспитал бы сам.
Да уж.
Кто бы узнал, что Корсакова не просто в бизнесе нагнули.
Нет. Все.
И не узнает никто. Уверен был в этом.
Но снова получилось так расскажи богам о своих планах, посмеетесь вместе.
Всплыло одно дельце. Серьезное. Очень серьезное.
Когда отец ее при смерти был, всплыло.
И понеслась
И теперь мне надо было везти когда-то любимую женщину на освидетельствование и осмотр в клинику.
И думать о том, как быстро я могу оформить ее развод и жениться.
Только так, милая. Ты выживешь только так.
А эти поцелуи ее были лишними.
Просто она не в себе. И я не в себе.
Утром все забудется.
Ага.
Хрен ты угадал, Корсар!
Глава 10
Ах, Саша, Саша!
Вношу ее в палату, кладу на кушетку, она тут же садится, испуганная, как дикая лань.
Знаю, что она давно не девочка, замужем, ребенок как ей удается при этом оставаться такой невинной?
Что с ней там этот урод делает? Просто смотрит, что ли?
Нет, блядь, если бы просто смотрел, не было бы ребенка. А дочка у нее есть. Это я знаю.
Даже видел однажды.
Нет, я не гребанный сталкер. Не следил.
Почти.
Случайно увидел их, в парке гуляли. Мелкая малявка совсем, на Васю похожа как две капли. Слава богу!
Попросил водителя Серегу тачку припарковать и смотрел на них. Она меня на заметила даже. Внимания не обратила, так была увлечена своей девочкой.
А у меня
Сука, ком в горле и в сердце дыра размером с третье транспортное Потому что подумал моя могла бы быть эта крошка! Моя
Я ведь я ведь даже сперму уже в банк сдавал, потому что реал, когда узнал, что моя малышка замуж собралась, решил, что точно никакой жены, никогда, на хрен!
Да мне проще было слух пустить, что я нетрадиционный
Твою ж мать.
А теперь все меняется.
Просто на сто восемьдесят.
Вся жизнь!
Потому что мне придется взять девчонку под свое крыло.
Иначе ей кранты.
Что, маленькая? Любви хотела? Меня старым посчитала, недостойным?
Нашла себе Антона-гондона?
Выгнать бы тебя, дуру в розовых очках
Понимаю, что не выгоню. Нет.
Буду теперь разбираться с этим. Всю жизнь.
Или не всю?
Собственно Решу сейчас ее проблемы. Разберусь с гондоном муженьком. А потом Потом пусть валит куда хочет.
Мне уже не надо.
Я после гондонов объедки не подбираю.
Смотрю в ее глазищи перепуганные. Думала, что я ее раздевать буду.
Оно мне надо?
Даже если и надо
Не сейчас и не здесь, не когда она в таком состоянии, после такого стресса.
Но объяснить этой дурочке политику партии я должен, хоть она и мало что соображает.
Пытаюсь говорит, но вижу не «вдупляет» она от слова совсем.
Что ж делать-то? Как проще ей сказать?
Да хрен, сказать. Показать ей надо!
Чтобы нутром ощутила, чья она теперь игрушка! Чтобы знала!
Рывком тяну на себя, слышу слабенький вздох и накрываю ее рот.
Властно. Клеймя.
Пусть после этого попробует сказать, что не знает, чья она!
МОЯ!!!!
И все вот это моё!
Обнимаю, но тела ее не чувствую, просто держу, как куклу деревянную.
Мне сейчас не ласка ее нужна, не удовольствие получаю.
Права на нее заявляю!
Тавро выжигаю.
И все равно поцелуй сладкий. Потому что губы у нее шелковые, ягодные, как клубника, которую я до сих пор люблю, как маленький.
И ее до сих пор люблю.
Нет.
Нет, Корсар. Не любишь. Нельзя тебе любить. Давно бы уже понять пора нет любви. А если есть не для таких, как ты.