Захар подошёл ко мне и отдал папку.
Здесь всё, что есть. Разберёшься.
И всё-таки, Захар, почему я? не удержалась от вопроса, забирая документы. Ты бы мог увезти сына в Германию или Израиль. Это было бы куда разумнее.
Не всё разумное на первый взгляд является таким на деле.
Я нахмурилась.
Не слишком сложно?
Нет. Показал на документы. Не затягивай. Я хочу, чтобы мой сын вернулся к нормальной жизни как можно скорее.
Инга вскрикнула, сильно ударив по мячику. Тот покатился к нам и остановился буквально в метре. Захар поднял его и кинул обратно.
Давай поиграем? предложила Инга и, не получив согласия, пнула снова. А теперь ты мне бросай. Ты умеешь?
Инга
Всё в порядке, остановил меня Захар и отдал дочери пас.
Она побежала за мячом, Захар снял пиджак и, отдав мне, вышел на лужайку. Машина уже ждала его, водитель стоял рядом.
Я приподняла пиджак и, сама того не желая, украдкой втянула едва чувствующийся запах. Приятный, ненавязчивый мужской дезодорант и свежесть.
Захар отбросил мяч к самым деревьям.
Беги, скомандовал Инге.
Просить её дважды было не нужно. Её собранные в косички волосы весело подпрыгивали, вышитые сзади на футболке ангельские крылья готовы были затрепетать. Захар с самодовольной полуулыбкой наблюдал за ней, меня же разъедала обида. Он всегда хотел сына. Всегда. А у меня осталась ненужная ему дочь. Шесть лет была не нужна, а тут разом пришёл, увидел, победил.
А там мальчик! вдруг показала Инга.
Мы с Захаром повернулись. На пороге открытой задней двери стоял Игнат и, опираясь на свои ходунки, следил за игрой. Захар сразу забыл о мяче и кинувшей его Инге.
Ты что стоишь? обратился к сыну. Иди к нам.
Зачем?
Как зачем?
Я всё равно не могу играть, Игнат было развернулся, но Инга подлетела к нему.
У тебя ноги не ходят?
Ходят.
А почему ты не можешь играть?
Потому что не могу.
Это из-за этого? Она показала на ходунки. А ты их убери.
Отстань, огрызнулся Игнат. Я не могу играть в мяч! Не могу! А папа может, пусть с тобой и играет!
Глаза мальчика стали влажными. Я хотела подойти и попробовать успокоить его, Захар тоже подался к двери, но Инга нас опередила.
Ты же можешь не в мячик поиграть? Смотри, достала из кармана ленточку.
Высунув от усердия язык, сделала из неё петельку и стала наматывать на пальцы.
Вот, смотри. Я фокус умею показывать. Меня мама научила. Вот Надела на четыре пальца, перекрутила, зацепила за большой. Ой Ленточка запуталась. Не получилось. Сейчас ещё раз. Повторила всё то же. Ладошка оказалась перемотанной, а потом дочь сняла петельку с большого пальчика и влёгкую убрала ленточку. Вот! Это фокус.
Глупый фокус, буркнул Игнат. Дурацкий.
Сам ты глупый и дурацкий. А фокус классный. И вообще, как тебя зовут?
Игнат молчал. Долго думал, прежде чем ответить.
Игнат.
А я Инга.
Ты уже говорила.
Ну и что? Может, ты не запомнил.
Плакать Игнат больше не собирался, хоть всё ещё был мрачнее тучи.
Я вернула пиджак Захару.
Я постараюсь, Захар, сказала вполголоса.
Как бы там ни было, он всё-таки её брат.
В ответ он холодно кивнул, а я, краем глаза продолжая наблюдать за детьми, раскрыла папку.
Глава 3
Вика
Игнат был у себя в комнате. На первый взгляд она выглядела скромнее, чем спальня Инги, но минуты хватило, чтобы понять: это не так. У сына Захара была даже своя крытая веранда, выходящая в сад.
Ну что? Готов начать?
Мальчик хмуро посмотрел меня и продолжил двигать квадратики с буквами, выставляя их в правильном порядке. Ни дать ни взять Кай из Снежной Королевы.
Молчание знак согласия?
Он снова меня проигнорировал. Протест в откровенной форме. Но я заведомо знала, что будет сложно.
Хорошо. Не хочешь разговаривать, не надо. Мне, в общем-то, всё равно. Твой отец мне платит не за разговоры. Так что можем помолчать вдвоём.
Я достала массажный стол и принялась раскладывать его, напустив вид, что до Игната мне дела нет. Разложила стол, застелила его свежей простыней, проверила, на месте ли масло и другие нужные мне вещи.
Игнат отложил игру. Думая, что я не замечаю, исподтишка поглядывал на меня. Я старалась не улыбаться. С виду колючий, он, как и любой ребёнок, нуждался во внимании.
У меня всё готово. Сам ляжешь или тебе помочь?
Он насупился. Я ждала, что же он сделает.
Я не смогу сам, всё-таки признал он.
Это ничего.
Подошла и хотела спустить его с кровати. Игнат вскинул голову, а я замерла, держа его под мышки. Это был наш первый тактильный контакт и первый прямой взгляд глаза в глаза. Игнат неожиданно сильно рванулся из моих рук.
Я не люблю, когда меня трогают.
Я отпустила его.
Тогда как нам быть?
Он пожал плечами.
Ты можешь уйти.
А папе мы что твоему скажем?
Он опять пожал плечами.
Что ничего не получилось.
То есть ты решил сдаться? Тебе другие тётеньки не помогли, и ты решил, что больше пробовать не нужно, да? Так, по-твоему, поступают настоящие мужчины?
Он хмуро посмотрел исподлобья.
Два года назад моя дочь вывихнула ногу. Это, конечно, не то, что у тебя, но тоже неприятно. И ты знаешь что? Она терпела, хоть и девочка. Я-то могу уйти, Игнат, но дальше что? Так и будешь жить? Или, может, всё-таки стоит потерпеть и попытаться?
А если будет больно? Он посмотрел снизу вверх.
Я аккуратно положила ладонь ему на ногу. Старалась, чтобы это не было проявлением жалости или даже сострадания.
Может быть, будет больно. Но ты всегда можешь мне об этом сказать. Папа тебе когда-нибудь рассказывал сказку про лягушку, которая попала в ведёрко со сливками?
Он отрицательно мотнул головой. Я позволила себе мягкую улыбку. Пару раз провела по его ноге и опять положила руку на колено, давая привыкнуть к себе.
Раз не рассказывал, расскажу я. Слушай.
Я пересказала ему знаменитую и жизнеутверждающую историю про двух незадачливых лягушек, одна из которых захлебнулась сливками, а вторая взбила комок масла и выбралась. Та ещё выдумка, конечно, но для смышлёного шестилетнего мальчишки самое то. Пока я говорила, Игнат внимательно слушал, а я дотрагивалась то до его бедра, то до предплечья.
Вот видишь, сказала в самом конце. Если бороться, то можно победить там, где победить кажется невозможным. Я не обещаю тебе, что совсем не будет больно. Но обещаю, что постараюсь сделать так, чтобы ты опять смог ходить сам. Но если я буду стараться одна, это не поможет, Игнат. Ты тоже должен стараться. Ради себя и ради папы. Я подала ему руку раскрытой ладонью вверх. Ну что, попробуем?
Он сидел, поджав губы. Моя рука так и висела в воздухе, и с каждой секундой надежда на то, что я сумела пошатнуть недоверие сына Захара, таяла. Моя бы воля встала бы и ушла. Обида на его отца за то, что ни разу не захотел просто увидеть дочь, засела в сердце. Но Игнат не был виноват в том, что у него такой отец.
Я уже хотела убрать ладонь, но тут он неуверенно протянул мне руку. Опёрся и сам стал сползать с кровати. Я подхватила его и подвела к столу. Усадила и помогла раздеться.
Я не боюсь, если будет больно, заявил он очень убедительно.
Это хорошо. Значит, ты достойный сын своего отца и вырастешь настоящим мужчиной.
Он кивнул. Говорить, что его отец, хоть и настоящий мужчина, вдобавок отпетый мерзавец, я, разумеется, не стала. В свои шесть Игнат был дико самоуверенным, несмотря на травму. Понятное дело, в кого.
***
Посмотрев на часы, поняла, что прошло больше получаса. Для первого раза достаточно. Но сперва напряжённый Игнат постепенно расслабился, хоть пару раз ему и было очень неприятно. Я мягко погладила его спинку и улыбнулась. У него была почти такая же родинка, как у моей дочери. Только у Инги на ягодице, а у него на плече. Провела вдоль позвоночника, по лопаткам.
Когда папа уезжает, ты с кем обычно остаёшься?
С Алёной. Раньше ко мне няня приходила, но папа её после аварии прогнал. Он много кого прогнал.
Понятно. Широким движением погладила спинку, успокаивающе провела по ножкам. Хотела спросить насчёт друзей, но не стала.