М-да, вот так и рождаются легенды о Синей бороде, я возобновил движение. И как, вы рассказали столь вопиющую историю Марии?
Нет, она передернула плечами. Пускай это остается нашей маленькой тайной.
О, дожился. Теперь у меня с вами есть маленькие грязные тайны.
Почему вы не приехали? теперь остановилась Луиза.
Потому что вы ждали от меня именно этого, спокойно ответил я.
Я такая предсказуемая? она немного наклонила голову, привлекая мой взгляд к изгибу шеи и ниже, ниже, туда, где в глубоком декольте вздымалась прекрасная грудь. Надо запретить эти декольте к чертовой матери, промелькнувшая мысль быстро ретировалась под насмешкой, мелькнувшей в глазах Луизы.
Просто я вас лучше знаю, чем вы меня.
И это пугает, если честно, Луиза пошла по коридору, и я вынужден был двинуться следом. Но ждала вас не для того, чтобы позлорадствовать, не только для этого, тут же поправилась она, заметив мою усмешку. Я получила письмо от Софии Каролины Бранденбург-Кульмбахской. Мы давно знакомы, а Софии так одиноко Я дала ей понять, что роль дружеского плеча мне вполне удается, если бы я сейчас что-то ел или пил, то точно бы подавился. Ну да ладно, если кто-то воспринимает ее за белую зайку, то это исключительно их сексуальные трудности. Она рассказывала про свою жизнь при датском дворе, где она гостит у своей сестры.
Вы не удивитесь, если я скажу, что читал копию этого письма, она улыбнулась на этот раз искренне.
Я догадывалась, и, знаете, совершенно не разочарована. Но, вряд ли вы узнали из светских сплетен то, что сумела найти я, я приподнял бровь в немом вопросе. Казна Копенгагена пуста, как грудь старухи. Король Кристиан отчаянно нуждается в деньгах, но его супруга, которую он обожает, не слишком это понимает.
И? Зачем мне знать о бедственном положении датского двора? я недоуменно посмотрел на нее.
Петр, я скоро стану королевой Швеции, и сильная Дании мне не нужна, она остановилась и придвинулась ко мне просто неприлично близко. Криббе кашлянул и встал перед нами, приняв весьма вольную позу, скрыв от посторонних глаз, но я отметил это только как факт, потому что в этот момент был поглощен тем, что говорит эта белокурая бестия, которая похоже совершенно отбросила всякие церемонии. Казна Дании настолько пуста, что отсюда можно услышать ее стоны. К тому же то, что позволяется королеве, запрещено кронпринцу. А он такой горячий мальчик, ему так трудно с таким отцом, как Кристиан, который даже театр закрыл, как обитель всех пороков, она провела ладонью по моей груди.
Луиза, держи себя в руках, я понимаю, что неотразим, но оставь свой пыл для Георга, перехватив тонкое запястье, я отвел ее руку от своей груди. Зачем ты мне все это рассказываешь?
А ты как думаешь? она жестко усмехнулась. Фредерик развратник и пьяница, Кристиан ханжа, а София Магдалина просто дура. Я предлагаю тебе небольшой временный союз. Давай отбросим былые обиды, ты не меньше насолил мне, чем я тебе. Мы всего лишь наследники, но и у тебя, и у меня есть преданные нам люди. Сейчас идеальные условия, чтобы попытаться очень-очень сильно ослабить Данию, сделав это изнутри. А нам понадобится всего лишь еще больше вогнать в долги Кристиана, еще больше развратить Фредерика и подкинуть денег его мамаше на очередной дворец. Неужели ты не думал никогда о том, чтобы попытаться вернуть Шлезвиг? Это ведь можно делать и не объявляя войны.
Ты страшная женщина, совершенно искренне сказал я, снова начиная движение по коридору.
Я знаю, она казалась польщенной. Я же думал о том, что я действительно готов попробовать. Начать с разведки, а там Я покосился на Луизу, слышала бы нас Елизавета, которая до сих пор думает, что Машка мне не походит, сейчас, мигом бы пересмотрела свои взгляды на мою женитьбу.
Глава 3
Ба-бах! За окном разорвалась петарда, и я подскочил на постели, суматошно размахивая руками. Когда сонная одурь немного сошла на нет, я посмотрел в окно, которое было открыто, пропуская в комнату легкий летний ветерок. А ведь я выдержал целую битву, отстаивая свое право на то, чтобы окно оставалось именно открытым, потому что закрыть его очень сильно хотели все, кому не лень, да и не просто закрыть, а еще и завесить плотной портьерой. Бах! За окном разлилась вспышка, озарив комнату. Дверь приоткрылась, и внутрь вбежал Румянцев без камзола, зато с пистолетом в руке.
Петька, ты никак душегубство задумал? я задумчиво смотрел на него, а он в это время суетливо убирал оружие.
Да что вы такое говорите, Петр Федорович? Я же тут
Да, кстати, а что ты тут делаешь? за окном послышался шум, и я вылез из постели, чтобы посмотреть, что же так все-таки произошло.
Я всегда здесь, пожал плечами Румянцев. Я же лишь внимательно посмотрел на него.
А что твой отец говорит? спросил я тихо, но в наступившей темноте мои слова прозвучали набатом. А еще я заметил, что Петька ненавязчиво оттесняет меня от открытого окна, не давая высунуться.
А что он может сказать? Говорит, что рад видеть во мне, наконец-то, подобное рвение к службе, он оттеснил меня еще немного, но тут я уже не выдержал.
Петька! Пусти посмотреть! Ничего мне не грозит. Не в этот раз.
Да и не думаю я, Петр Федорович, что кто-то лапу свою поднять на вас хочет, да вот только вы-то в исподнем одном, а там, он махнул в сторону окна, уже кого только не вынесло, разузнать, что происходит. И девицы почитай все, кто еще гостит у государыни. А вы в окне, как на ладони будете. Вот накиньте на себя что-нибудь, хоть вон халат, и тогда я сразу же уйду с дороги. Или же вы, Пётр Фёдорович, специально стать показать хотите, словно бы незнаючи, что при лунном свете шелк вашей сорочки как будто исчезнет, оставив вас он неопределенно поводил рукой со все еще зажатым в ней пистолетом в воздухе.
У меня хватило совести слегка покраснеть. Я совсем забыл, что настоящий китайский шелк, из которого была сшита эта сорочка, имел такие вот интересные особенности.
Схватив брошенный на кресло парчовый халат, я быстро его надел, и выразительно посмотрел на хмыкнувшего Петьку. Тот лишь широко улыбнулся и сделал шаг в сторону, пропуская меня к окну. А ведь он действительно за мою нравственность переживает больше, чем за жизнь.
Подойдя к окну, я начал всматриваться в темноту, в которой мелькали огни фонарей, освещавшие дорогу бегущим к месту происшествия людям. Закутавшись в халат, я задумчиво перевел взгляд на ноги и пошевелил голыми пальцами. Пушистый ковер, лежащий на полу, не позволял ногам замерзнуть, потому что тапки я так и не сшил. Не сам, конечно, но никого так и не заставил. То времени нет, то еще что-то мешает.
Я улыбнулся, как отстоял свое право спать в штанах, обычных пижамных штанах и сорочке, не длинной в пол, в которых спали и мужики, и женщины, а самой обычной, которую я под камзолом ношу. Единственное отличие состояло в том, что ночная сорочка в меня лишилась малейших шнурков, лент и бантов на горловине, не надо провоцировать судьбу, не стоит этого делать, а также вообще всех кружев. Мой французский портной чуть не зарезался своими ножницами, вопя что-то о том, что любой аскетизм хорош в меру, и что это рубище не наденет ни один уважающий себя крестьянин.
Я молча выслушал его истерику и пообещал спать голяком, если господин Фурье не заткнется и не начнет молча выполнять то, что от него требуется. Но, я никак не мог представить, что мою пижаму ввалившиеся вместе с Елизаветой господа, которая, как это бывало частенько до нашей эпичной ругани, частенько приходила вот так пожелать мне доброго утра, сочтут крайне непристойной.
Нет, в бабской хламиде до пят и с колпаком на башке спать это нормально, а в пижаме непристойно, видите ли. Я тогда в первый раз послал их всех в весьма экспрессивной форме, посоветовав не смотреть, если что-то не устраивает.