Сереж, зря ты так грубо с Виталиком, сам же позвал его помочь! всплеснула руками девушка, которой так и не удалось остановить усатого качка.
Такс В моем глючном сне можно общаться. Это гуд. Не скучно в коме лежать. Немного остывая от первых эмоций, я вымерил ее взглядом. В отличие от моей однокурсницы Ленки, фигура у девочки вполне ничего, хотя немного спорта ей бы не помешало. Правда в зале она явно не для того.
А ты кто такая, мать? спросил я в лоб.
Я кто такая она растерялась, растерянная улыбка сменилась вдруг на злость. Знаешь, Сережа, а я вот рада, что на тебя штанга упала! Хоть немножко у тебя самоуверенности поубавиться. И вообще, не зря Куропаткин говорит, что ты козел!
Понятно, я прослушал ее выпад в пол уха, продолжая оглядываться. А где я нахожусь вообще, сориентируешь козла?
Ты еще и под дурака косишь, ну-ну. На заводе ты! с этими словами она развернулась и поспешила за своим Виталиком.
Но на выходе замерла, обернулась и нехотя бросила в мою сторону:
Кресов! Вообще-то тебя начальник вызывает!
Глава 2
Следующие десять минут я сидел на скамье для жима, ждал когда приход закончится и меня отпустит. Но и через десять минут, и через пятнадцать, нихрена не изменилось. Нынешняя реальность теперь моя. Такое пришло понимание. Твою мать! Как обухом по голове стукнуло, когда окончательно дошло, что в «себя» прежнего, я так и не вернусь. Теперь моя грешная душенька вынуждена ютиться в новом странном теле. Додик в отражении зеркала и есть я! Вспомнились вдруг слова из песни Владимира Семеновича: «Хорошую религию придумали индусы Что мы, отдав концы, не умираем насовсем».
Получается, что я окончательно крякнул в том своем теле? Но почему я не отправился к праотцам, черт побери?! Либо я неправильно прожил предыдущую жизнь, либо новое тело дано для возможности исправить ошибки? Разве такое возможно?
Я всегда относил себя к тем, для кого стакан наполовину ПОЛОН, а не пуст. Так что не хрен сопли распускать, в новом положении, определенно, есть и свои плюсы.
Поднялся, подошел к зеркалу и принялся себя разглядывать. Понятно, слава богу, мезоморф плечи, хоть и неказистые, но пошире жопы, талия прослеживается, Руки так себе, но не веточки. Не геракл, но мышца среднего пошиба все-таки имеется, и жирок равномерно распределены. Судя по кондициям, прежний телообладатель в зал не ходил (кстати, куда он делся?). Если и ходил, то по большим праздникам Мышцы явно тяжелее стула ничего не поднимали, к нагрузкам неприученные. Хотя задатки хорошие, надо признать. Поработай с такой заготовкой и выйдет толк. Генетика норм, вроде.
Я послонялся по залу, раздумывая «кто виноват и что делать».. Новые «друзья» ушли, оставив меня куковать одного. Девчонка вовсе сказала, что меня на прием начальник ждет. Что за начальник? Завода походу. Но мы сейчас это дело выясним. Я решил, наконец, выйти из зала и осмотреться. Правда, не успел дверь открыть, как меня тут же облаяли.
Вы все убрали, физкультурники? послышался старушечий голос.
Оказался в коридоре посреди которого стоял старенький стол-книжка, герой советских праздников. Одно «крыло» стола оказалось «расправлено», на нем стоял допотопный аппарат телефон с дисковым набором и стакан с чаем и чайной ложкой.
За столом на табурете чинно восседала старуха с ядреной химией на голове. Она зыркала на на меня как мангуст на змею:
Свет за собой выключаем и ключи сдаем!
Во как. Я в спор вступать не стал, свет выключил, качалку закрыл. Пошел старухе ключ сдавать на стол положил.
Расписываемся, молодой человек! она подвинула ко мне серую потрепанную амбарную книгу допотопных времен
Раз надо пожалуйста, я оставил подпись, и тут же с удивлением бровь приподнял. В строках выше, где другие расписали, стоял год 1993. Покосился на бабулю.
Число какое сегодня?
С утра двадцатое августа было!
Я понял, чего старуха злиться рядом со столом стоял второй табурет, на нем тазик с вязанием. Носки бабушка вязала, а я такой бессовестный ее от дела важного отвлек и стол занял.
Год девяносто третий ставить?
Да хоть девяносто второй!
Старуха обернулась к стене, где висел шкафчик с ячейками. Взяла с одной из ячеек ледериновые корочки бледно-малинового цвета, положила на стол:
Чего вылупился, умник, пропуск забирай.
Забрал, раскрыл. С пропуска на меня смотрела молодая рожа парня из отражения в зеркале. Нового меня. Выдан на Сергея Ивановича Кресова фамилия имя отчество полностью с моими совпадают. Уже хорошо. Под печатью «Отдела кадров», цех указан 4. А вот срок действия окончательно ответил на вопрос о годе. Пропуск был действителен до 31 декабря 1993.
Кресов, а тебе носочки не нужны вязаные? вдруг переключила гнев на милость старуха.
Носки мне были без надобности. Так что спасибо, но откажусь. Сунув пропуск в карман спецовки (именно в спецовке обладатель предыдущего тела в зал пришел), я поднялся по крошащимся бетонным ступеням на улицу. Летнее солнце ослепило глаза, ветер разгонял душный воздух. По ощущениям жара под сорок градусов. У нас в городе такого отродясь не бывает. Летом дай бог, чтобы до двадцати градусов ртуть поднималась в термометре. А здесь пекло. Значит, меня куда-то на юг занесло. Да еще и в девяносто третий. Полный абзац
Оказалось, что качалка находилась в цокольном этаже двухэтажной постройки из красного кирпича. Проходя мимо окна первого этажа, я заглянул внутрь через распахнутые створки. Помещение заставлено потертыми письменными столами с выдвижными ящиками, за которыми трудился народ. Компьютеров и в помине не было, на столах куча бумаг, стопки папок с надписью «ДЕЛО», к которым были подшиты чертежи. Настольные лампы с громоздкими железными колпаками и ватманы. Народ занимался тем, что обводил чертежи тушью. Сами окна деревянные, открыты нараспашку, краска некогда белая, теперь потрескалась и стала цвета топленого молока.
Понятно, конструкторское бюро. Очевидно, что я на крупном промышленном предприятии. Рядом со зданием КБ стояла кара, выкрашенная в желтый цвет, на ней погружены стопки чертежей, в архив везти. В кабине кары спал водила, сложив руки на руль. Будить товарища я не стал, сон это святое. От бюро отходила дорога с потресканным асфальтом, из трещин торчали сорняки, а само покрытие местами присыпали гравием, чтобы ямы скрыть. Асфальт витиевато вел к другой, более крупной дороге, куда лучше залатанной. Прямо сейчас по ней ехала «девятка» болотного цвета, из окон которой «Ногу Свело» блажило:
Ясно. Я проводил взглядом «девятку» со старыми советскими номерами. Следом приметил мужичка, копошившегося в клумбе с рассадой. Вот сейчас все узнаем. Подошел к клумбе, ногу на забор поставил, на колено оперся и спросил так, чтобы мужичок не подумал, что я пошутить решил.
Отец, а как наш завод по бумагам называется? Мне заявление писать.
Мужичок не отреагировал и я решил, что он вопрос не расслышал, повторил. Тот повернулся, завидев меня едва заметно вздрогнул. Глаза выпучил. Показал, что не слышит. Мужик глухонемой. Принял, понял отваливаю. По «ихнему» я был не в зуб ногой, но некрасиво будет уходить не попрощавшись, поэтому я махнул мужичку рукой и улыбнулся.
Серега!
Я обернулся, услышав свое имя, и увидел за спиной еще одного мужика, только помладше глухонемого, лет тридцати на вид. Он сидел на корточках у входа в здание, расположенного рядом с КБ. Курил, щурясь от сигаретного дыма. Кто он, такой понятия не имею, но он меня очевидно знает.
Ты че, заблудился?
Солнце голову припекло, ответил я, подходя к мужичку поближе.
Руку подал.
Ты че, с дубу рухнул, виделись же, удивился мужик, но руку из приличия пожал.
Говорю припекло, запамятовал. Жарко сегодня.