Никто тоже не вступился
Она поднялась. Кухня встретила заждавшимся паром чайника.
И хер с ним, рассеянно сказала она.
Часы противно врезались скрежетом в мозг. Чай тихо струился в кружку, оглаживая ее стенки. Перед глазами мелькнул испорченный мочой костюм. Рука сама выпустила чайник.
Черт!
Кипяток торопливо пробежался по доскам. Она стукнула по столу и склонилась над ним. Вечер серой синевой раскрашивал воздух в комнате.
В лавке пахло вкусно. Даже приторно. По стенам плясали рисунки мороженого. У кассы стояла морщинистая женщина с серыми устричными глазами.
Извините, а вы можете Подсказать, где живет ваш работник. Ну, который еще в костюме снеговика Мне его навестить бы.
Женщина с трудом разлепила рот:
Пошла вон, шваль.
Девчонка дрогнула. Ледяной взгляд женщины кусался яростнее лесного хищника.
Я не из этих, которые вчера
Пошла на хрен, мелкая сучка.
Женщина выпрямилась и медленно вышла из-за прилавка. Девчонка ринулась к двери. Колокольчик издал визгливый смешок.
Она вбежала в проулок между двумя домами. Прислонилась к прохладной стене, испещренной граффити. Здесь от баков тянуло той же вонью, что и по всему городу. Снег хлестал ее. Она поджала ноги в черных колготках, где-то уже рваных:
Холодно, блин
Рядом свалился голубой пакет. Голова снеговика уставилась на нее. Она отшатнулась. Грязная вода тут же схватилась за куртку.
Девчонка поднялась, опираясь на стену. Парень с сероватой щетиной стоял рядом и глядел на нее с прищуром. Черные волосы крысиными хвостиками уныло свисали к острому носу.
Это ваш костюм? пробормотала она.
Он сжал банку пива, кинул ее и ногой пнул:
Еще одна нашлась?
Я просто видела вас вчера.
Он кивнул и закрыл глаза.
Мне жаль Что я не помогла.
Ты мелкая еще.
Откуда-то послышались стоны и смех. Она покраснела и шагнула вперед:
Я могу как-то
А зачем? Чтоб спать спокойнее?
Ну и пошел ты! вспыхнула она и метнулась за угол.
Во снах снеговик кровавой лужей полз к ее ногам. Она с криком убегала, но повсюду стояли его братья, тянущие к ней свои палки. Их рты раскрывались черной жижей и смеялись.
Она просыпалась сама не своя, глядела в мутное окно и накрывалась одеялом, провонявшим ее жаром. Шептала пустоте: «Да что ж такое»
Натягивала колготки, поправляла юбку, туго сжимала волосы в хвост, надевала пальто и брала портфель, скромно валявшийся у тумбы с шапками. Ключ ворочался в замке, она ежилась в сыром подвале с открытой форточкой, у которой всегда пили сменявшие друг друга партии мужиков.
Вилась то на одной работе, то на другой. День проходил одиноким суматошным вихрем, подсвеченным неоновыми вывесками.
Чье-то пальто пыталось согреть ее. Ноги заплетались, подворачивались на каблуках, она икала и отрывисто хихикала. Раздался свист, она обернулась, закусив губу. Мелькнула чья-то улыбка.
Запнулась и упала. Зашипев, погладила сквозь навернувшиеся слезы коленку, пульсировавшую от боли.
Помочь, красавица?
Она глянула сквозь волну волос на рослого парня с короткой стрижкой.
Не Я сама уж.
Да ну?
Он противно лыбился, и она отвернулась. Зажала рот, стараясь не блевануть то ли от его вида, то ли от выпивки.
Иди в жопу.
Он цыкнул языком и с размаху ударил ее по голове. Она упала и вся сжалась от страха. Темнота скреблась, синяки поцелуями осыпали тело. Послышался треск бутылки
По ее волосам танцевал холод, с ног до головы облизавший тело. Она лежала в сугробе, как выброшенная кукла. Кровь растапливала снег. Синяя корка губ все больше сливалась с морозом.
Блузка походила на драную тряпку. Юбка валялась неподалеку рядом с бутылкой.
Парень подбежал, нагнулся, приподнял ее, достал телефон, дрожащей рукой набрал номер скорой, ватным языком проговорил, где они. Поспешно снял куртку, накрыл девушку, прижался ухом к ее груди и выдохнул, услышав робкий прерывистый стук. Он поднялся с ее холодным маленьким телом, отнес его на лавку.
Сквозь пелену тьмы она увидела его черные волосы и серые глаза. Он расплылся снеговиком. Улыбнулся, махнул веткой и исчез в молочном небе.
(Парень)
Неправильно. Грязно. Мерзко. Мне нравится. Мне так хочется. Потому что я всегда был другим. И уже не стыдно. Плевать.
В квартире пахнет клеем. Червями валяются обои. Стены хмурятся на меня серыми пятнами. Отец малюет свою красоту. Бросаю рюкзак на пол и снимаю куртку. Он отвлекается и кивает мне, блеснув очками.
В моей комнате приторно воняет ашкой. Я открываю окно, и к ногам ссыплется краска с рамы. Сестра кидает в меня учебник и орет:
Свали и окно закрой.
Поднимаю книгу и швыряю ей на кровать:
Хлебало завали, тупая ты сука.
У нее на щеках краснеет недовольство. Она выбегает с воем «Мама!», будто ей пять лет, а не пятнадцать.
Как это все достало уже. Бухаюсь на кровать и открываю чат с Настей. Врывается мать и полотенцем бьет меня по ноге. Я хватаю его край и вскакиваю.
Пусти, гаденыш, как ты можешь так с сестрой разговаривать?
Иди на хрен.
Отнимаю полотенце и бросаю его в угол. Сестра сверкает глазами. Мать задыхается от возмущения и начинает что-то орать.
Я выбрасываю из рюкзака учебники и складываю вещи.
Даня, Даня! Этот щенок в конец оборзел, иди сюда!
Я пулей вылетаю из квартиры, и дверь ударяется о стену.
На обочине. К кедам брызги. Машины мимо с ревом. Жгу одуванчики. Они огнем пушатся. Скоро растворятся в небе, где им и место. В конце концов, все в этом мире знает, что ему уготовано: волк знает, что он волк, человек, что он человек. А я хуже тигра, выступающего в цирке
Достаю телефон и звоню ей. У нее шумно и весело, она кричит в трубку: «Санька, где ты? Я выхожу из школы и к тебе».
Ей было семнадцать, мне девятнадцать. Черт, какой же я урод. Она не должна была соглашаться. И в ее фразе «Попробуем» чувствовалось, что ей просто неловко сказать: «Нет». Я утешал себя тем, что у нее уже был секс. Почему бы не попробовать со мной?
В КФС аромат разгорается гирляндами на огромных окнах. Я жду ее. Она приходит веселая, по-свойски обнимает меня и садится напротив.
Ну что, дед, рассказывай.
Я ушел из дома.
Она вопросительно приподнимает неровно выщипанные брови. Облизывается:
И где теперь ты будешь?
У подруги, думаю. В институт придется звонить. Скажу, что заболел.
Всю жизнь бегать не сможешь.
Им хватит недели, чтобы отстать.
Она ежится и мельком осматривается.
Будешь еще подрабатывать?
Конечно. А ты
Фотать тебя?
Да Сможешь?
Она неуверенно кивает.
Таня в Москве, и можно не париться. Достаю ключи и открываю дверь.
Ты заранее договорился с ней?
Нет, у меня всегда были, я уже несколько раз у нее кантовался.
Ого
Здесь пахнет благовониями, а по плакатам с корейскими группами и фоткам скачут солнечные зайчики. Мы моем руки и брызгаемся водой. Настя хохочет и с визгом сбегает на кухню заваривать чай.
Дед, тебе сколько ложек сахара?
Мне не надо.
Настоящий мужик.
Настя та еще язва, но за это она мне и нравится.
Я опускаюсь на дно ванны. Мне кажется, что, когда я всплыву, буду уже другим человеком. И никто не скажет: извращенец. Но такого не будет. Я поднимаюсь и смываю с лица наваждение. Меня не примут так же, как и единственная, кого я любил, не приняла. Всегда, закрыв глаза, вижу ее полный отвращения взгляд.
Я вытираюсь. И наконец кружево ластится к телу, и от этого я возбуждаюсь. Губы пахнут вишней, ресницы чуть слипаются от туши. Конечно, лицо она фотать не будет, но мне просто хотелось использовать свою новую косметику. Я вздрагиваю от прохлады. Все-таки без платья неуютно. Выхожу и иду в спальню. Стараюсь ни о чем не думать.
Встаю на колени на кровати и подтягиваю чулки. Они прижимаются к ногам, которым тесно. Такое приятное ощущение. Я осторожно поднимаю голову. Настя собирает волосы в хвост и закатывает рукава, берет фотик.