Почти в таком же раздрае с мыслями пребывала Вера. Желание Российской сбывалось ежедневно. «Сыну помочь с ремонтом, детей дочери отвести в школу, забрать, накормить, усадить за уроки. Выгулять их собаку, покормить их рыбок, не забыть про своего кота. Забрать из химчистки ковёр, который сноха не успевает забрать, и тащить его на себе. А у них, к слову, две машины. Заказать для дачи зятя саженцы гладиолусов, их уже давно пора высадить в почву перед наступающей полным ходом зимой. По просьбе сватов назначить консультации у онколога, офтальмолога, уролога, гинеколога, и ещё какого-то «-олога». Они люди совсем пожилые, в их сельской местности нет такой медицины, если не сказать, что нет вообще никакой. А здоровье дело святое. Мама всегда помогала бесчисленным родным, наезжавшим в наше Подмосковье из разных краёв света. Теперь мой черёд договариваться, встречать, размещать у себя, обслуживать, сопровождать, капать, мазать, бинтовать, менять компрессы, бегать за лекарствами, следить, чтобы принимали их вовремя Божечки! Где взять ещё два-три часа в сутки для себя любимой?!».
Затейливо подавая пример пенсионерам, в выходные Вера бойко скакала на скакалке, старательно крутила хула-хуп, воинственно набрасывала кольца на штыри, бесстрашно шла с повязкой на глазах по ленте, раскинутой на асфальте, и то и дело возвращалась к «домашке», вспоминая коррекцию мага. «Не помогать? Не вмешиваться? Оставлять один на один с их трудностями? Бли-и-ин! А Ангел стоит за моей спиной и пишет. Нет! Не то. Не то!». Отчаяние медленно осаждало женщину, доводя до отчаяния: «Что я могу пожелать? Как я могу это выразить?». В какой-то момент, Вере показалось, что ответ есть ведь это просто, пусть дети живут своей жизнью, а я своей. Но тут же, как в плохом фильме, из какого-то тёмного угла той самой заваленной памяти вылезал нечистый с хвостом и смеялся: «Милая, а что для тебя жизнь без твоих детей и внуков?». Российская опускала нежные руки барыни, которые умели в этой жизни и печь топить, и кашу варить, и бить молотком, и ссать кипятком, выпускала из опереточной груди длинный гудок паровоза, выбирала взглядом ближний стул, скамью, пенёк и, примостившись, протяжно стонала. «Сын, копируя отец-солдафона, гуляет от жены, и оттого в их бездетной семье холод и нелюбовь. У дочери не краше: дважды разведённая, как мать, теперь она живёт «во грехе». Зачем дочери такой мужчина?» Веру морил сон, не приносящий ответов. Как научить собственных детей и внуков не повторять её же ошибки, она не знала.
«Быть аккуратной с доверчивостью? С неоправданной терпеливостью? С чем?» мучила себя точными определениями Таня, натирая детскую спинку одному ребёнку, сгибая-разгибая ножки другого, раскачивая на большом шару третьего, ставя на костыли четвёртого. Дети «выходных» это те, кого не могут на неделе привести к Морошкиной в поликлинику. Это самые трудные случаи. И, зачастую, с необратимыми патологиями. Глядя на некоторых детей, слова застревают в горле и глаза слезятся. Но жалости по отношению к ним позволять себе нельзя. И участие в судьбе их и их родителей нужно принимать ровно столько, сколько вместится в определённые временем сеансы Ванечке тридцать минут, Людочке сорок пять. Ванечка упал и теперь не ходит. И никогда не сможет ходить. Людочка родилась недоношенной и вообще никогда не встанет с кровати. Но их мамы! Их бабушки!!! Нужно видеть эти воодушевлённые надеждой глаза. Слышать их речи, полные оптимизма и веры.
Вы знаете, Татьяна Семёновна, а Людочка сегодня меня поблагодарила за пюре!
Да?! Какая умница!
Татьяна Семёновна, вы заметили, что по сравнению с первым разом, когда вы к нам пришли, Ванечка ровнее сидит на краю кровати?
Конечно заметила! Ванечка, ты просто герой!
«Господи! Не выдай моей лживой патетики! Какая может быть благодарность у девочки, лицо которой с рождения маска полного отсутствия. Комок картошки попал на зуб и мышцы дёрнулись волной. А мама приняла это за эмоцию. И как может сидеть мальчик, у которого нет чувствительности ниже поясницы? Корсет потуже затянули, вот и кажется его бабушке, что он сидит ровнее. Таня билась в отчаянной попытке гнать дурные мысли, мешающие её состраданию и человеколюбию. Нельзя было допускать излишнего участия в судьбе этих искалеченных семей. Нельзя по причине самосохранения. Чтобы не снились по ночам кошмары, чтобы лез в горло кусок, чтобы просто наслаждаться теми маленькими радостями, что многим неведомы. А ещё, чтобы не задаваться постоянно вопросом о том, почему же её сын, здоровый, сильный, обласканный ею, не может быть к ней хоть чуточку внимательнее.
Ответ на домашнее задание мага пришёл в голову Тани тогда, когда она пришла в пятницу на работу. В поликлинике красили лестницу между этажами и, чтобы попасть в отделение, Морошкиной пришлось сесть в лифт.
Глава 6
Во второй раз в том же старинном здании на Преображенке женщины заняли те же привычные каждой кресла. Ответы на домашнее задание начали с Тани. Её клаустрофобия была не простым страхом, а устоявшимся состоянием. В детстве Морошкину рано отдали в ведомственные ясли. Славились они тем, что за дополнительную плату малышей там содержали лучше: две воспитательницы на группу из десяти детей, две нянечки, да ещё помощница по хозяйским делам невиданная роскошь. И директора могут корректировать воспитательную программу на своё усмотрение, позволяя применять к воспитанникам новомодные педагогические методы. Согласно постулатам одного из них ребятню закаливали, обучая обтирания мокрыми варежками, зарядке на свежем воздухе, а также сну не в жарко натопленной спальне, а на неотапливаемой веранде. И если в тёплое время года детишкам выдавали простыни и разрешали надевать пижамы, зимой их после обеда упаковывали на все полтора часа тихого часа в спальные мешки. Это испытание скованностью стало причиной боязни замкнутого пространства:
Если бы я могла перебороть этот страх! Как вы думаете, это возможно? уточнила Таня, закончив объяснение. Психолог бегло пробежал взглядом по страницам её текста. Он всегда распечатывал полученные материалы и складывал их в папки, специально заведённые по каждому пациенту. Иногда они возвращались за помощью через многие месяцы, даже годы. Память забудет детали, бумага сохранит их. Застопорившись на слове «упаковывать», в случайности психолог давно не верил, он представил кульки с детьми в холодной комнате с заиндевевшими окнами, пар из детских ртов, гнетущую тишину несогласия. Претерпевая холод, стеснённость и страх от той глыбы времени, что давила на них, дети мирились с вывихами системы, подчиняясь им, без права оспорить и отказаться. И всё это время в их маленьких умишках непременно зрели мысли об обмане тех, кто, гвоздя к кроватям, убеждал их в добрых чувствах. Было ли неприятии замкнутости Таней от неподвижности, лицемерия или подчинения предстояло выяснить. Но только после того, как маг убедит её в том, что он здесь не чтобы пользоваться их слабостями и зарабатывать на этом, а пользовать их. Старинное слово, означающее некогда несомое благо, пользу, забытое и превращённое, благодаря частице «ся» в возвратный глагол, полностью меняло его смысл.
Однажды, когда ты поверишь в то, что я могу тебе помочь, ты придёшь ко мне на индивидуальное занятие, и мы попробуем с этим поработать, ответил он на вопрос и принял на себя бетонный взгляд.
Откуда ты знаешь, маг, что я тебе не верю? обычная беспечность из голоса певицы детского театра ушла под лёд беспокойства. Значит, он всё же затронул больную струну.