Ну да, Лиза же не плачет. Мне же можно её держать?
Можно, но, Паша, только под присмотром, хорошо? Ты можешь её уронить, и тогда ей станет очень больно.
Я крепко держал, чтобы не уронить, заверил меня ребёнок.
Я вижу, вы поладили. Но в следующий раз только когда кто-то из взрослых рядом будет. А теперь, давай я покажу, как держать сестрёнку правильно. Она же маленькая совсем головку сама пока ещё плохо удерживает. Я поменял положение его руки, чтобы она легла под крохотную головку.
Что, Лиза, так лучше? Пашка снова наклонился над маленьким личиком, с которого на него серьезно смотрели голубые глаза.
Лиза? Ты думаешь, что её зовут Лиза? Я рывком сел на корточки, чтобы удобнее было подниматься.
Да, ей нравится быть Лизой. А ты не так хотел, чтобы её звали?
Ну почему, Лиза очень хорошее имя, так твою двоюродную бабушку звали Елизавета. А теперь давай уже пойдем домой. А потом ещё погуляем, я поднялся на ноги и прошептал почти про себя. Когда я выпью все капли и кого-нибудь убью. Видя, что сын пытается встать с Лизой на руках, я снова присел рядом с ним на корточки. А давай я Лизу возьму. А то ты её уже держал сегодня, а я нет, мне тоже охота. А ты меня за руку возьмешь.
Взяв дочку на руки, я встал и протянул свободную руку сыну. Развернувшись, я увидел, что возле французского окна стоит Мария и, приложив руку к сердцу, смотрит на нас широко открытыми глазами.
Ты как? я подошёл к ней.
Я думала, что у меня сердце остановится, когда узнала, что дети пропали, простонала она. Я осмотрел её. Она была бледна, но на ногах стояла крепко и умирающей не выглядела. Тогда я решительно протянул ей дочь. Познакомься с Лизой.
С Лизой? Мария взяла её на руки, прижала к себе, а я в это время подхватил на руки Пашку.
Да, мама, с Лизой. Ей нравится, вот сама посмотри, наставительно проговорил сын.
Да, точно, нравится, Мария слабо улыбнулась.
А мы пойдем сегодня все вместе гулять? Я Лизе обещал, когда бабочку показывал.
Да, только сначала вы поедите. Маму и Лизу осмотрит Кондоиди, а я переоденусь, поведя плечами, я ощутил, что рубашка насквозь мокрая от пота. Ты справишься? спросил я тихо, а Мария решительно кивнула.
Мне помогут. Иди, переодевайся. Мы с детьми здесь поедим, а потом пойдём гулять.
У меня словно камень с души свалился. Именно в этот момент я понял, что всё будет хорошо. Иначе и быть не может.
Я вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь. Ко мне подбежал бледный Бехтеев.
Фёдор Дмитриевич, если я кого-то из них увижу, то, клянусь, возьму грех на душу. Уточнять, кого я имел в виду, было не обязательно, Бехтеев сразу всё понял. Сегодня я отдыхаю с семьей. А к завтрашнему дню подготовь всё, что я недоделал, у меня очень уж много долгов накопилось.
Глава 3
Карета остановилась возле крыльца, длинного одноэтажного дома. Из-за отсутствия второго этажа, дом казался приземистым, словно стремился врасти в землю, на которой стоял. Сидящая в карете молодая женщина вздрогнула и открыла глаза. Она уже и не помнила, когда могла нормально выспаться в последнее время. Ей всюду мерещилась погоня, а ночью снились кошмары. Рядом с ней зашевелился худенький мальчик и, подняв белокурую растрепанную голову, посмотрел на мать заспанными глазами. Он к счастью не видел того, что произошло во дворце, и мог спать спокойно, за что София ежедневно благодарила Господа.
Почему мы остановились, мама? Мы уже приехали? мальчик говорил по-немецки.
Я не знаю, родной. Сейчас всё прояснится. Граф сейчас придёт и всё нам расскажет, ответила София и в тот же момент дверь кареты распахнулась, словно тот, кто это сделал, ждал именно этих её слов.
Ваше величество, высокий прекрасно сложенный красавец склонился в поклоне и протянул руку, чтобы помочь женщине и ребенку выйти из кареты.
Где мы, граф? София принялась осматриваться по сторонам. Вокруг все утопало в зелени, а дом был хоть и одноэтажным, но большим, с множеством пристроек в виде флигелей.
Мы с моём поместье, ваше величество, недалеко от Москвы. Захар Чернышев повёл плечами, пытаясь разогнать поселившуюся в них боль. Еще бы, столько времени провести в седле, странно, что он вообще стоит на ногах. Предлагаю вам остаться пока здесь. Тут очень красиво и полно слуг, вы как следует отдохнёте, да и его высочеству это пойдёт на пользу. А я пока доеду до Москвы и всё расскажу его величеству.
Нет, София приложила много усилий, чтобы не вскрикнуть. Она представить себе не могла, что может остаться одна, пусть даже в защищённом месте. Простите, граф. Вы, конечно же правы, я не могу явиться ко двору императора вот так, даже не предупредив его, но хотя бы сегодня останьтесь с нами. Мне очень страшно, как вы не понимаете. К тому же, вам тоже надо отдохнуть.
Хорошо, ваше величество, сегодня я останусь дома. Вы правы, мне необходим отдых. А теперь пойдемте, я провожу вас и его высочество в ваши комнаты. Он снова протянул её руку и повёл в дом, чтобы представить слугам и показать её комнаты.
Захар просто чудовищно устал. Никто не ожидал, что Варшава полыхнёт, да ещё так сильно. Словно кто-то плеснул масла на тлеющие угли. Неразбериха была страшной. По все Речи Поспалитой вспыхивали бунты, при этом мало кто мог сказать, как всё началось и из-за чего. Все противоборствующие партии сцепились друг с другом как дворовые псы за кость, и очень скоро ситуация перестала быть контролируемой.
Хотя сам Чернышев мог сказать, что начало активному противостоянию положил уход из Польши двух героических полков, бывших потешных, которые спешили прийти на помощь Ласси у которого начались первые серьезные стычки с войском Фридриха. Хаос набрал обороты меньше, чем за неделю, когда каждый магнат почти в каждом воеводстве начал объявлять себя королем Польским и Литовским. Русское посольство наблюдало за побоищем с всё возрастающим беспокойством, а в один из вечеров к Захару пришёл Ломов.
Мне доподлинно известно, что уже сегодня поздно вечером на Понятовского будет совершено покушение, которое вполне может увенчаться успехом. Ну, а так как это всё-таки ляхи, а они в пылу битв просто звереют от вида крови, при этом Турок поморщился, выражая тем самым своё отношение к полякам, то вполне могут попытаться заодно убить всю семьи. И их при этом мало будет волновать, что Варшавский трон не переходит от отца к сыну, и польский король выбирается магнатами.
Зачем ты мне это говоришь? спросил Чернышев нахмурившись.
Мне не было приказано спасать семью, если ей будет угрожать опасность, уклончиво ответил Ломов. Но я решил, что это неправильно, не по-людски получается. Мальчонка-то уж точно не виноват ни в чём. А у тебя, Захар Григорьевич, поговаривают, неплохие отношения с королевой случились.
Тебе виднее, Андрей Иванович, хмуро ответил тогда Захар. Ты вообще, лучше всех нас осведомлён о том, что происходит.
Нет, не осведомлён и это вызывает у меня мигрень. Признался Ломов. Одно могу сказать, Пётр Фёдорович при любом раскладе будет недоволен. В Речи Посполитой такое безобразие точно не планировалось. Как теперь всё это остановить, ежели у каждого магната своя армия имеется? У кого больше у кого меньше, он покачал головой. Не знаю, в общем. Так что думай, решай. Ну а ежели решишься, то вам придётся из страны так быстро убегать, как только кони выдержат. Вот, это мой отчёт, передашь Петру Фёдоровичу, может быть, он поймёт, что здесь творится и как нам быть дальше. Турок протёр лицо, а Захар только сейчас разглядел, как сильно осунулось его молодое лицо с вечной наглой улыбкой.
Андрей устал, как никогда ещё не уставал, он буквально носом землю рыл, но никак не мог понять, где полыхнуло в первую очередь. У него складывалось ощущение, что всё недовольство друг другом и всеми вместе возникло одновременно во всех местах. Вот только, так не бывает, уж это Турок усвоил уже давно и знал, как «Отче наш».