Чтобы отвлечься, она начала размышлять над убийством этого олуха Роосте ведь кто же иной, если не олух, может сделать из репатриации смысл своей жизни и пришла к выводу, что наверняка Андрес ошибается, а Калев прав, и убийца кто-то совсем другой, например, тот самый летчик. В таких фондах, была Диана убеждена, всегда творится что-то подозрительное, они же не зарабатывают деньги, а получают их за свою якобы деятельность, и это сразу создает атмосферу авантюры ну а где авантюра, там и преступление. Может, они там, например, брали «откат» с тех, кому помогали уехать? А потом не поделили. И с какой стати Андрес исключил из списка подозреваемых всех родственников, до последнего? Хорошо, в то, что молодая девушка может прикончить собственного отца, Диана не верила, разве, что тот какой-то урод, захотевший ее изнасиловать, но есть же и бывшая жена, и наложница? Оскорбленное чувство женского достоинства Диана знала, что это такое. Наверняка эта жена-эстонка жутко ненавидела Роосте. Вот там бы и искал Андрес, не мотива мотив налицо, а возможности осуществления задуманного! Или та русская, которая смылась в Италию? Может, там тоже не все чисто. Допустим, Роосте знал о ней что-то скверное, и шантажировал, грозил, что расскажет мужу? Или, если они тут встречались, то вполне могли и продолжить отношения и вдруг, тем летом, он разорвал их. Еще одно оскорбленное женское сердце В конечном счете, могли его убить и просто в пьяной драке
Но это было уже совсем неинтересно, и Диана сосредоточилась на переводе, тем более, что достался он ей кошмарный не дамский роман, а сплошная эротика. И кто это читает? Сама Диана даже «Лолиту» захлопнула на двадцатой странице, стошнило.
Диана так углубилась в смешение ног и рук, поцелуи и прочие излияния страстей, что не услышала, как Андрес ушел, только когда Калев осторожно открыл дверь в спальню, она вздрогнула.
Ушел, что ли? Не попрощавшись?
Не хотел мешать.
Диана бросила взгляд в угол монитора туда, где цифры показывали время.
Плохо. Надо было накормить его ужином.
Я предложил, но он не захотел. Зато он съел все сухарики.
В голосе мужа, кроме гордости за кондитерское мастерство жены, послышалась и грусть, и Диана немедленно решила, что приготовит ему завтра новую выпечку.
О прототипе они больше не говорили, Диана лишь бегло спросила, не поведал ли Андрес чего- нибудь интересного, на что Калев только махнул рукой.
А что там может быть интересного.
Наутро, помня о данном себе обещании, Диана сразу после завтрака вытащила масло, чтобы оно оттаяло, и именно в этот момент в спальне зазвонил телефон. С кем Калев разговаривал, она не услышала, но внутреннее чувство подсказывало Андрес. Ее любопытство снова вспыхнуло может, комиссар свернул на правильный путь? Она надеялась, что Калев, закончив разговор, придет и расскажет в чем там дело, однако на этот раз интуиция ее подвела, трубку положили, а муж не пришел. Ну что ж, нет, так нет, подумала она и пошла в ванную, чтобы замочить стирку. Возвращаясь оттуда, она встала у двери в спальню и навострила уши в комнате было тихо-претихо. Она осторожно приоткрыла дверь Калев сидел и мрачно смотрел на почерневший от бездействия монитор.
Что-нибудь случилось?
Калев вздрогнул и схватился за мышку.
Да нет, ничего. Андрес пригласил меня на похороны ну, Роосте, а я отказался.
Почему?
Потому что не Мегрэ, буркнул муж, и уставился на экран с таким важным видом, что даже посторонний понял бы нельзя мешать, господин писатель работает.
И Диана ретировалась.
Но на прогулке Калев неожиданно заговорил. Погода, после нескольких дней ветра, дождя и дождя с ветром стояла ну, замечательной таллинскую погоду не назовешь никогда, «терпимая» самое точное слово: холодно, но сухо и почти штиль, и они, словно делая «запас» перед долгой и тоскливой зимой, совершили длинную вылазку, до самой Ратушной площади, и даже оттуда не повернули обратно, а отправились дальше, в сторону площади Свободы, ранее Победы, еще ранее, кажется, тоже Свободы. И вот на этом отрезке, пройдя мимо унылого здания Дома писателей, построенного после войны, когда разучились строить, Калев открыл рот.
Не нравится мне вся эта история. По-моему, Андрес не там ищет. Я, конечно, знаю этих людей не очень близко, но, думаю, достаточно, чтобы создалось вполне определенное мнение, которое я, кстати, и выразил в романе.
Роман Диана помнила плохо, можно сказать, даже не читала, Калев написал его еще до того, как они поженились, правда, знакомы они уже были, и поскольку Диана не знала эстонский, то Калев ей перевел текст вслух, хотел узнать, что она скажет, одобрит или нет. Ну и конечно, когда слушаешь, не так хорошо запоминаешь
Это совсем другие люди, продолжил Калев, предельно честные, ну и, соответственно
Глупые?
Не то что глупые, но, скажем так, ограниченные. У них была своя правда, они рассматривали через ее призму всю нашу жизнь, были убеждены, что они единственные, кто знает, что к чему, и что только они на правильном пути, все остальные заблуждаются
Но ведь именно так и вышло?
Ты насчет того, что рухнул СССР? Ну да но не они же свергли эту власть, хоть сами и считали себя главными могильщиками. Они впали в эйфорию от того, что их идеалы осуществились, и не подумали о том, что каждый осуществленный идеал становится своей противоположностью.
То есть, ты думаешь, что такие люди, идеалисты, как ты говоришь, не способны на убийство?
Не только на убийство, а даже на доносительство.
Диана была поражена.
По-моему, стукачи были в то время везде, как может быть, чтобы КГБ не внедрил к ним ни одного? Она вспомнила. Даже в твоем романе есть стукач!
Ну да, есть, признался Калев неохотно.
А что, на самом деле, его не было, ты это выдумал?
Нет, почему же, был.
И ты знаешь, кто он?
Знаю.
А почему ты Андресу не сказал?
Потому что в таком случае я должен был назвать его имя.
А ты не хочешь?
Не хочу.
Понятно, протянула Диана, хотя как раз понятно ничего и не было.
Некоторое время они шли молча, затем Калев продолжил:
Это был очень талантливый человек, но с изъяном, они поймали его на этом, и заставили работать на них. Он из-за этого очень страдал, так страдал, что терпеть уже не мог, и однажды, подшофе, признался мне. Помню, это было для меня шоком. Он не просил меня молчать, но я сам обещал себе, что не выдам его. Мало ли что с человеком может в жизни случиться.
Но он. жив? спросила Диана.
Калев покачал головой.
Нет. Повесился.
Некоторое время они шли молча.
Так что, видишь, не могу я сказать Андресу. Некрасиво выдавать человека, которого уже нет. De mortuis К тому же, я не знаю, может, был еще кто-то. Когда началась перестройка, к ним примазалась куча подозрительных субъектов. Их я уже не знаю, да и знать не хочу. Возможно, среди них окажется и убийца. Так что пусть Андрес ищет
Пусть, поддержала Диана мужа. В конце концов, все равно прибежит к тебе
Это вы про меня? послышался рядом знакомый голос.
Супруги остановились как вкопанные. Незаметно для себя, они дошли до площади Свободы-Победы, примерно к тому месту, где когда-то находилось кафе «Москва», которое, кажется, даже не переименовали, а в метре от них стоял ухмыляющийся Андрес.
Решили все-таки прийти, или это случайно? спросил он, кивнув в сторону площади, или, точнее, одного ее края, где, окруженная высокими деревьями, разместилась церковь Яани. Дверь в это безобразное, с точки зрения человека, чей глаз привык к творениям Брунеллески и Палладио, не говоря уже о Микеланджело, здание была открыта, и из нее как раз выносили гроб.
Так это тут? удивительно быстро среагировал Калев. Я думал, на кладбище, в часовне, как обычно. Ты мне не сказал.
А ты разве предоставил для этого возможность? Отрезал немедленно: «Я не Мегрэ».