Ускорение, данное моему уму Тараканосом , привело меня опять, блудного, в потерянный мною рай. Отдохнув и поев, я принялся за дальнейшее изучение мысли, а, именно, Истории мысли. На этот раз, ум мой, разбуженный ломовым извозчиком, подкреплённый ядрёным плотным рационализмом, погрузился в тёплую ванну иррационализма.
Немногие могут похвастаться, что разглядели предмет своего вожделения с той и с другой стороны. Боже, какое счастье с этими домашними мечтателями ( иррационалистами ) разделять ложе мысли! Вечно выспавшийся, хорошо поевший, отдохнувший, я вновь и вновь обкуривался туманом загробных скитаний, потусторонних предсказаний, сюдасторонних туманностей, тотоздешних пространственно-временных постижений невидимого рассеянного вещества, разбросанного по всей Вселенной. Я изучил религию молящихся за спокойствие, за отключённость, за удовольствие, за худощавость и за всё остальное. Чтобы достичь полного слияния с иррациональным и уйти от домашних, скучных и докучливых проблем, приходилось сначала прибегать к алкоголю, затем к наркотикам, затем к самой чистой любви мужской, затем к различным обществам по усилению духовной и физической потенции. За время увлечения иррационализмом я написал один миллион живописных работ, повествующих в цвете, линии и случайно-творческих совпадениях о своей жизни, создал четыре романа, два рассказа и четыре повести, в которых извлёк на свет свою бессознательную сознательность, чем доказал важность своего имманентного присутствия для прошлого, настоящего и будущего, сочинил четыре триллиона поэм, од, рапсодий, идиллий, симфоний, арий, песен, где моя душа озвучилась и выплеснулась тысячами оттенков в безмолвное космическое пространство. Я устраивал выставки и презентации, концерты и маскарады, парады и ярмарки. Тысячи поклонниц ждали моего росчерка пера. Сотни университетов приглашали меня посетить их пыльные от древности и скученности оборванных, немытых студентов аудитории. Я надевал штаны на голову, перчатки на ноги, галстук завязывал на правом ухе и шёл к народу, нетерпеливо ждущему меня, чтобы поведать ему о последних моих видениях. Мистически сияющие глаза слушателей поедали мою плоть, огромные мощные усилители звука разносили мои одухотворённо невпопад брошенные обрывки слов, предложений, восклицаний, так как от наплыва одухотворяющего экстаза я уже был не в состоянии соединить два слова вместе, чтобы не создать новый шедевр для человечества.
Но всему приходит конец, и каждую мелкую рыбку поедает более крупная, каждого здорового может ожидать болезнь, каждого больного выздоровление, каждая женщина может стать мужчиной, каждый мужчина может стать генералом, если грудь достаточно широка и прочна для крепежа орденов и медалей. Всё может статься. Случайность это тоже необходимость, только случайная.
Однажды проснувшись утром, я понял, что очень, очень, очень устал и встать с постели не могу. Тогда я проспал три года ( мистическое число, ведающее умом, рассудком и логикой ), семь дней (мистическое число, ведающее венозной кровью, лодыжками и носоглоткой ), тридцать часов ( мистическое число, ведающее левым глазом, планетой Сатурн и солнечной радиацией ), одну минуту ( мистическое число, ведающее мировыми войнами, семейными дрязгами и искусственным спутником планеты Марс ) и двадцать пять секунд ( мистическое число, ведающее скоростью света, законами тяготения и домашними заготовками ).
Пробуждение было болезненным и тягостным. Всё вокруг изменилось. За время моего сна произошли три мировых войны, сто революций, сменилось несколько парадигм общественного сознания. Я оказался ни к чему не приспособленным недалёким никчемным молодым необразованным неумным человеком. Без денег, без жилья, без верной подруги жизни, без еды, без будущего скиталась моя исхудавшая оболочка с такими же потерявшими время бродягами. Сколько пришлось натерпеться! Никто не знал ни моих картин, ни моих мыслей, не цитировал мои словесные каламбуры, не подражал моим шокирующим поступкам. Постепенно силы оставляли меня : ноги начали плохо слушаться, с огромным напряжением удавалось почесать руками за ушами, поковыряться в носу в одиночестве; пальцы выгнулись закорючками, при виде которых слабосильные падали в обморок, а сильносильные начинали готовиться к обороне.
Наступила зима: холодная, снежная, метельная, тёмная, хрустящая, промозглая, колючая, затяжная. Она наводила уныние не голодных волков, на обросших длинной шерстью оленей, на последнего уссурийского тигра, на цыган, застрявших в снегах далёкой дикой России. Только, пожалуй, медведи, сурки, полевые мыши да лежебоки, для которых солнечный , всепроникающий своими гамма-лучами свет всегда представлял опасность радовались всемирной спячке.
Простуда, бедность, кашель, насморк победили мою волю к жизни. Тело моё лежало под забором, в то время, как дух мой стучался в Райские Врата, а снежинки падали за воротник неприятными мокрыми ощущениями. Но я так и не смог умереть под забором. Сбылось предсказание старой цыганки в цветастом платке :Будет тебе, миленький, очень плохо, а потом всё будет хорошо!. Ломовой извозчик подобрал останки одеяния моей души, следуя своей деревенской натуре: в хозяйстве пригодится даже и непригодная вещь. Он оказался сыном и наследником повозки, упряжи, лошади и характера злобного циничного извозчика, обругавшего меня когда-то. Началась моя новая жизнь. Господи, помоги рабам твоим!
Вставать приходилось рано. Лошадь и хозяин постоянно хотели есть правда, и мне доставалось с барского стола. Сквернословие, похабщина, матерщина, непристойные песни, уголовные анекдоты, побои, драки, женщины, пистолеты, ножи, деньги, валюта, рестораны, притоны, публичные дома, воры, грабители, нахалы, политики, финансисты, театральные премьеры, хазары, турки, негры, евреи, фильмы ужасов, триллеры, жизнь и смерть выдающихся проходимцев, актёров, бандитов, поп-певцов, богатеев всё перемешалось в моей голове. Когда не знаешь с чего начать и чем кончить, когда теряется граница дня и ночи, стиха и прозы, женщины и мужчины, песни и анекдота, преследователя и преследуемого, зрителя и актёра, тогда приходит одиночество и наступает возрождение личности человек начинает задумываться о своей человечности.
Я стал размышлять о том, что меня объединяет с людьми и почему мы схожи в чём-то. Например, что общего у меня с этим жалким, нахальным, грубым извозчиком. Несмотря на его доисторическое сознание, чистое и ясное, как у младенца, и испорченное, одновременно, словно он промышлял пиратством на протяжении всей своей никудышней жизни, нас связывает понятный обоим язык общения, человеческое обличие хотя он, скорее, больше похож при плохом освещении на гориллу средних размеров, способность принимать самые элементарные решения : когда встать, поесть, лечь Все эти сравнения пошли мне на пользу и, в конце концов, мои жалкие способности были отмечены : по протекции ломовика-грубияна я стал сначала работать извозчиком, затем бригадиром-извозчиком, так как я умел красивее всех расписываться, потом начальником объединения извозчиков из-за густых сросшихся бровей и вертикальной морщины через мой высоченный лоб, отчего вид у меня был представительный и солидный, потом стал заведовать министерством извозчиков, благодаря способности покрывать воровство подчинённых и отправлять их на пенсию с солидными окладами, и, самое последнее, ушёл на пенсию почётным пенсионером-извозчиком с двойным пенсионным окладом и с ежегодным получением обмундирования: фуражки с кокардой , тулупа на овечьей подкладке в два пальца толщиной, ватных брюк, обшитых джинсовой материей и пары валенок со вшитыми эмблемами, изображающими зарождение извозного промысла на далёком Ближнем Востоке. Но самое главное заключалось в том, что мой жизненный путь позволил мне сделать важный вывод: жизнь людей должна кончаться там, где она начинается. Рационалисты помогли мне Умом, иррационалисты Вдохновением, извозчики Практикой. Начался путь мудрости.