Царь-монах. Государи и самозванцы на русском престоле - Дмитрий Абрамов

Дмитрий Абрамов, Марина Ковалёва

Царь-монах. Государи и самозванцы на русском престоле

В авторской редакции

Художник Е.В. Максименкова

© Д. Абрамов, М. Ковалёва, 2023

© ООО «Издательство Родина», 2023

Глава 1

Месть за цареубийство

(май 1606 начало 1607 года)

Свирепствовала Смута на распутье.

Со всех сторон к Москве войска сошлись,

В Москве ж, спалённой, из кровавой мути

Два образа над смутой вознеслись:

Монарх в клобуке мниха!

Потаенно,

              он без венца царю уподоблен.

Другой же мних во всём.

                                          Но сокровенно

В Москве царём соборно наречен.

Стоял тёплый май 1606 года. Митрополит Ростовский Филарет (Феодор Никитич Романов-Юрьев) приехал на своё родовое подворье на Варварке-улице в Китай-городе после встречи с государем Василием (Шуйским). Заново отстроенные терем и клети встретили его запахом свежих отструганных досок и ошкуренных брёвен. Маститый, рослый и крепкий владыка Филарет статью своей скорее напоминал доброго воина-воеводу, привыкшего держать шестопёр или саблю, а не митрополичий посох. Во всяком случае, воинские доспехи пошли бы ему к лицу не меньше, чем митрополичья ряса. Выйдя из возка, он распрямил стан, огладил русые усы и бороду осмотрелся, оборотившись на кресты Знаменского монастыря, сотворил крестное знамение, и шагами молодого и сильного человека поднялся на гульбище, ведущее в большую гостевую палату. Войдя туда, вновь перекрестился на образа и в тяжком раздумье сел у стола. Он ждал брата Ивана. За ним уже было послано.

Было о чём поразмыслить и что вспомнить перед очередным поворотом судьбы. Он вспоминал, как в правление покойного царя Бориса на весь их род Романовых-Юрьевых обрушилась царская опала. Годунов тогда устроил неправедный суд над Романовыми и всех отправил в ссылку. Его же насильно постриг в монахи и удалил в скит на берег Студёного моря. Тогда казалось, что жизнь потеряла смысл, но он лелеял надежду и не падал духом. Уже через несколько месяцев после суда осторожный и расчётливый царь Борис, опасливо распорядился смягчить условия заключения опальных. Он вернул из ссылки Ивана Никитича и нарядил следствие по поводу жестокого обращения приставов с больным Василием Никитичем. Смягчены были условия ссылки для Михаила Никитича. Детям и бывшей супруге Филарета (Фёдора Никитича), а также вдове умершего в ссылке Александра Никитича царь разрешил покинуть ссылку на Белозере и уехать в вотчину в Костромском уезде. Родня Романовых князь Иван Черкасский и князья Сицкие получили полное прощение и вернулись на службу. Его же Филарета, Годунов велел держать в Антониевом-Сийском монастыре так, чтобы ему ни в чём «не было нужи». С тех пор прошло почти шесть лет.

Молодой царь Димитрий Иоаннович, да упасёт Господь за добрые дела и мученическую кончину его в Царствие Своем, вновь приблизил Романовых ко двору. А его, Филарета, милостию своею, заступничеством, и настоянием пред церковными иерархами возвёл в сан митрополита Ростовского. Ныне же иерархами Церкви он избран был и «наречен» патриархом взамен патриарха Игнатия Гречина. Наречение это было временным, и это Филарет понимал очень хорошо. По сути, он был назначен местоблюстителем опустевшего патриаршего стола. Но предстояло ещё утвердиться на этом столе, дождаться Поместного собора, чтобы стать законно выбранным патриархом. Так уж сподобил Господь.

Воспоминания и мысли Филарета нарушил вошедший в палату Иван Никитич. Он поклонился брату в пояс, испросил благословения, как у владыки, а затем братья с улыбкой обнялись и троекратно расцеловались. Уселись у стола друг напротив друга.

 Звал, владыко?  со вниманием в глазах и с улыбкой спросил Иван.

 Звал, брате. Сотворим совет. Ныне мы двое из всех старших Романовых-Юрьевых на этой бренной земле остались. Нам с тобою и решать.

 Рцы, отче. Внемлю!  молвил Иван.

Владыка сотворил крестное знамение, прочёл «Царю Небесный» и негромко стал рассказывать:

 Хитрое и зело коварное дело замыслил Шуйский Отпускает меня во Углич,  тут владыка перешёл на шёпот а затем явственнее добавил,  и доставити мне на Москву. Дабы узрел народ православный. Де, тот, кто царствовал нонешний год и убиен бысть в маие на Москве Расстрига и вор.

 Уже ли дал согласие свое, владыко?  с удивлением и трепетом спросил Иван.

 Потому и позвал тя на совет, дабы совокупно решити сие. Ибо, ежели соглашу ся, тяжёл Крест возложу не токмо на рамена своя, но и на весь род наш,  отвечал Филарет.

 Забота сия, владыка, высшего разряда. И требует оная оглашения и признания «воровства», толико что убиенного государя немедля. Мыслю, дело-то идет не толико о нонешнем времени, но и о будущем,  в раздумье произнёс Иван.

 Верно мыслиши. Но помысли ещё и тако: святость убиенного во спасение царевича место, и имя Димитрия неприкосновенны!  творя крестное знамение, твёрдо произнёс Филарет.

 Вельми остромыслен и умудрён ты, брате,  с чувством тайного восхищения и удивления произнёс Иван,  для меня же многое тут потемнено, да и мы все живые, греховные, страстные, суровые человецы суть.

 И сие есть Истина, брате. Да времени терять нельзя! След, надо быти хозяином положения сего. Ныне же «выкрикнутый» царь поспешает направить во Углич меня. Ищет во мне соузника себе. У самого в ушах-то поди ещё стоны и крики резни слышны, коей он верховодил поутру маия 17-го дня,  грозно прошептал Филарет.

 Шуйскому ещё достанется. Ты ж, владыко дай ему согласие!  с трепетом произнёс Иван.

 Дам согласие свое, ежели отпустит со мною свойственника нашего князя Воротынского Алексея Ивановича, да шурина моего князя Долгорукого-Рощу Григория Борисовича, да Петра Шереметева. Пётр Никитич человек свой, тайный ворог Василья Шуйского. Будут эти люди во свидетелях со мною,  стукнув посохом по полу, изрек Филарет.

 Мудро, глаголеши брате. Как Шуйский посланный во Углич году в 7099-м, возвернулся назад хранителем углической тайны, тако же и тебе возвратити ся хранителем тайны сей. Сим пользу обрящешь поболе Шуйского. Тебе не повторяти промашек его. Царь-то Василей хитёр, но страстен и слаб. Ты ж столп и утверждение правды,  уверенно произнёс Иван.

* * *

Тревожные настроения в столице после переворота 17 мая всё не утихали. Ночная сторожа видела, что, как по обеим сторонам стола, на котором лежали бренные останки царя Димитрия и Петра Басманова на Лобном месте Красной площади, из земли появлялись огни. Едва сторожа приближалась, огни исчезали, а когда удалялась загорались вновь. Среди глухой ночи прохожие, оказавшиеся на Красной площади, слышали, как над трупами кто-то то ли выл, то ли хохотал: «великий плащ, и бубны, и свирели, и прочая бесовская игралища». Москвичи говорили, что бесы, сему радуются и справляют торжество над убиенным государем. Приставы, бросившие покойников по приказу Шуйского в «Божий дом», позаботились о том, чтобы запереть ворота на замок. Наутро люди увидели, что мёртвый лежит перед запертыми воротами, а на нём сидят два белых голубя. Покойника бросили в яму и засыпали землёй, но вскоре его обнаружили в стороне от этой ямы. Произошло это по словам иностранца Буссова очевидца тех событий, на третий день после избрания Шуйского. Тогда сторонники «выкрикнутого царя» стали распространять слухи, что Димитрий был «чародеем-чернокнижником» и «подобно диким самоедам» мог убить, а затем оживить себя.

В городе много толковали о знамениях, грозивших новыми бедами. Власти были встревожены и долго совещались, как бы покончить с мёртвым «колдуном». Наконец было решено увезти останки Расстриги и его сподвижника в село Нижние Котлы западнее Коломенского и там сжечь. Ещё при жизни царь Димитрий велел соорудить близ Нижних котлов подвижную крепостицу для военных учений и стрельбы по ней, как по мишени. На стенах и башенках этой потешной фортеции были намалёваны рогатые чудища и черти, по которым велась прицельная стрельба. Шуйский уверял и пугал бояр тем, что Расстрига намеревался перебить в этой фортеции их всех во время «военных потех» и учений. В Думе решили сжечь останки Расстриги там.