Отчего не поговорить, боярин отозвался разбойник мне ныне спешить некуда!
Дерзку речь ведёшь, варнацкая душа. Не страшно головы лишиться?! нахмурился Васька.
Не страшуся! Хотел бы ты убить мя, боярин, так давно бы убил! Верно сие?! Клык угрюмо глянул на Василия, и зашагал к длинному ряду из повозок и телег, забавно поводя связанными за спиной руками.
Хм-м А ты не глуп, варнак! себе под нос пробубнил Васька, направляясь следом за ним
10 глава
Стой, тать! Не в саму ли Москву намылился?! остановил Васька Клыка гляди, там те сразу калёным железом на челе напишут, кто ты таков еси! Да в цепи закуют!
Разбойник остановился у крайней телеги и присел на корточки:
Спрошай, боярин, чего узнать хотел? Отреку те, таиться не буду
Как имя твоё, Клык? Васька плюхнулся задом на телегу и заёрзал, устраиваясь поудобнее чего-то лицо твоё мне знакомым кажется
Не серчай, боярин, я не припомню тя! отвечал атаман а звать меня Ермоха Клык. Тако батюшка нарёк.
Ермоха? Это Ермолай, значит? уточнил Вася и озорно подмигнул татю воин Гермеса, ежели по-гречески?
Истинно так. Ермолай Фёдоров сын. А что оно значит, про то мне неведомо усмехнулся разбойник.
Ладно, сие оставим покамест Васька продолжал внимательно разглядывать лицо Клыка, и ощущение, что они уже где-то встречались всё крепло ну, поведай, Ермоха, как татем-то стал, в лихие люди подался? Зрю я, что на то не твоя воля была, но злой рок. И подымись, руки дай, путы твои сниму
Твоя правда, боярин, злым наветом поверстали мя, и пришлось бросить отчий дом, да в леса податься отвечал Ермоха, разминая затекшие руки.
Рассказывай, како дело было, а потом и решим долю твою! и Васька с интересом приготовился слушать.
Так и я боярского роду-племени, в земле Суздальской корни мои. Служили нашим князьям и дед мой Заступ, и батюшка Фёдор, и я пошёл служить, когда время настало. По началу всё ладом шло, да как-то в праздник великой на княжьем пиру испили мы медов стоялых изрядно, и един дружинной воевода за столом зло слово молвил про батюшку мово. Кривду сказал! Дескать, боярин Феодор был двурушником, вроде, и князю служил, а сам с Ордой якшался, за серебро соглядатаем был. Кровушка мне в голову ударила, не стерпел я, вскочил на ноги и приложил его башкой об стол! Разняли нас тогда, а воевода Хруст, видно, злобу на мя затаил. И вот везли мы как-то собранный оброк ко князю, да на татарский отряд наткнулись. Вси полегли, я чудом жив остался. А Хруст, ближний боярин, донёс князю, что я будто бы нарочно обоз на татарску засаду навёл. Князь поверил, осерчал. Велел бить мя батогами смертным боем. Обида меня взяла велика, да токмо кто я, вчерашний кмет, супротив воеводы и ближнего боярина?! Утёк я в леса, да с тех пор здесь и обитаю, подальше от людей. Ватагу сколотил, лихому ремеслу служил, да немного в том радости нашёл
Эвоно как! присвистнул Васька не свезло те, Ермоха! Завсегда так, что ежели с князьями ссориться и без вины виноватым останешься!
Истинно так и вышло вздохнул атаман а теперь решай сам, боярин, куды меня девать. В цепи заковать, али сразу живота лишить, чтобы не мучился. Такова, видать, доля моя
Погодь, Ермоша, на тот свет торопиться задумчиво молвил Васька вот, хоть убей, а это не первая наша встреча. Где-то я тебя уже видал, и надобно мне вспомнить сие!
Не припомню, не обессудь Ермоха как-то обречённо пожал плечами.
Что аз отреку те, Ермолай! решительно махнул рукой Васька я иду на Москву, к Великому князю Димитрию в воинство. Пойдёшь со мной?
Рад бы я, да за грехи мои спрос тяжкой вельми! отвечал Ермоха я душегуб, тать! Гореть мне в аду по делам моим.
От заладил, как поп на проповеди! крякнул в досаде Васька последний раз спрашиваю, идёшь или нет?
Иду, боярин! Коли на то будет воля твоя, конечно, иду! воскликнул бывший разбойничий атаман ибо за святую Русь своего живота не пожалею! Вот те крест!
И Ермоха, достав серебряный нательный крест, поцеловал его и произнёс слова клятвы. Он поклялся верой и правдой служить своему избавителю, боярину Василию до веку, идти за ним и в огонь, и в воду
Ты вот что, Ермолай, вполголоса молвил Васька никому и никогда своё имя не говори. Коли спросят, так Клыком называйся. И всюду за мной держись, тогды не пропадёшь! Уяснил?!
Уяснил, Вася! Ни на шаг от тебя не отстану, спаси тебя Христос! перекрестился Клык.
Ну, вот и славно довольный Васька скрепил уговор крепким рукопожатием с бывшим разбойником, а ныне с воином-заступником матушки Руси:
А теперь пойдём, ужин отведаем, чем Каур расстарался! Голодный поди, Клык?
Со вчерашнего дня маковой росинки я не видал, боярин! улыбнулся Ермоха живот ко спине прилипает!
Ну, то совсем негоже! воскликнул Васька пойдём скорее!
От костров купеческого обоза, ставшего лагерем на ночлег, уже доносился аромат варёного с травами мяса и пшеничной каши с маслом. Тут хошь у кого слюнки потекут! Каур безмерно удивился, когда Васька заново представил ему Клыка, как своего спутника, целовавшего крест на верность, и сначала с подозрением на него поглядывал, но скоро убедился, что бывший тать не держит камня за пазухой.
Каур, тебе в охрану меч Клыка не будет лишним сказал ему тогда Васька в ответ на все треволнения купчика отринь сомнения, я за него ручаюсь!
Ну, коли так, тогды другое дело! протянул купец тебе, Вася, теперь я верю, как себе
Оказавшись в Москве, купец рязанский сдержал своё слово, и привёл Ваську и Клыка в Кузнечную слободу к знакомцу, мастеру Степану. Тот заканчивал работу над большим заказом князя Владимира Серпуховского, двоюродного брата Великого князя московского Дмитрия, и был рад новым рабочим рукам в помощь. Он без труда нашёл угол в своей просторной избе Ваське и Клыку, и при случае обещал представить их княжьим воеводам. А Москва день за днём бурлила, готовясь к великой битве, которая должна была положить конец владычеству Золотой Орды над святой Русью
11 глава
Кузнец Степан Могута невысокого роста, но крепок, кряжист и в плечах широк. Нетороплив и основателен во всём, он ещё с молодости прославился своим уменьем, с годами переросшим в настоящее мастерство. И поныне, когда уж заметная изморозь пошла по широкой бороде, его рука не утратила былой крепости, а глаз остроты. И без устали звенел молот в его кузнице с раннего утра и до вечерней зари. Троих старших сынов Степан с малых лет приучал к работе в кузне, делился секретами мастерства и сдержанно радовался про себя, когда видел, что ребята всё схватывают на лету. Ныне, когда вся Москва, да и вся земля Русская готовилась к походу велику, горн в кузне Могуты горел сутки напролёт. Копья, мечи, кольчуги, колонтари, шеломы, боевые топоры и наконечники к стрелам изготавливались в огромном количестве. Осунулись и почернели с лица мастеровые, все запасы железа извели подчистую, но заказ князя Серпуховского был готов к сроку! Сам Владимир Серпуховский эти дни был в отъезде, и заранее упросил проверить и забрать товар боярина Боброка-Волынского, воеводу великого князя. А тому было не пОнизко лично испытать качество ратной справы, изготовленной Степаном Могутой, и в означенный день отправился Дмитрий Михайлович со дружинными боярами в Кузнечную слободу. Поднимая копытами коней пыль главной улицы, малая группа всадников на красавцах конях и в богатых доспехах не спеша ехала к дому Могуты. За ними следовали пустые телеги, предназначенные под новое оружие и доспехи. Жители слободы и стар, и млад высыпали на улицу, ребятишки, как воробьи, облепили жерди заборов. Всем хотелось вживую увидать знаменитого, прославленного в сечах воеводу! Глазели и перешёптывались:
Зри! Ведь то сам Боброк! Боброк!!
Боярин первым подъехал к открытому отводу во двор Могуты, спешился и бросил поводья коня старшему сыну Степана Ваньке: