Алло, он поднял трубку.
135-81-12? прозвенел металлом голос телефонистки.
Да.
Говорите, и туго натянутая сталь уступила место сочному, даже жирному
басу его старого приятеля.
Алло, заорала трубка, не могу дозвониться. Старик! Привет тебе. Как жизнь? Тоскуешь? Одинок? Я, чтобы ты не скучал, прислал тебе свою племянницу, Аннушку, помнишь ее? Она поступать в институт должна. Приюти. Да смотри, я у нее за отца. А она красивая. Но, если что женись, не возражаю, ха-ха-ха, ха-ха
Он давно держал трубку сантиметрах в двадцати от уха. «Аннушка выросла. Та забавная девчушка». Помнил он, отлично помнил ее. Тогда она, кажется, даже влюбилась в него. Двенадцать лет. И они повсюду гуляли вместе назло дебелым, изнывающим от тоски местным красавицам. Отец? Третий в их троице друзей он умер Остались они двое, и звонившему выпало взять Аннушку к себе. Все-таки ему она была родной племянницей
Ты меня слушаешь? громко вопила трубка. Слышишь?
Слышу, слышу. Ты не ори так громко, а то мне приходится уходить от трубки в соседнюю комнату, чтобы сохранить перепонки. Это ее записка у меня на двери?
Ее, ее. Не могу дозвониться, радостно совсем завопила трубка, ты будь с ней ласковым и помоги, понял? Ну пока, обнимаю. Приеду через пару месяцев.
Приезжай, хотя и орешь ты, как недорезанный боров, все равно я соскучился по тебе. Ну будь здоров он опустил трубку
Здравствуйте, дядя Иван, произнес позади него нежный голос.
Он обернулся.
Аннушка
Перед ним стояло стройное юное существо с огромными, тревожными и одновременно радостно распахнутыми глазами. Зрачки огромные, темные Он нежно обнял ее за худенькие плечики.
Аннушка, как ты хорошо приехала. Только что звонил твой дядя Как я рад тебя видеть. Ты меня-то помнишь?
И я рада. Я вас всегда помнила прошептала она и вдруг смутилась
Ты ела, голодна? Пойди прими ванну он засуетился радостно. Сердце опять стукнуло и, не дожидаясь ответа, сладко заныло. «Ты что? грубо спросил он себя. Старый дурак».
Дядя Ваня! позвала она: А где у вас спички? Я привезла всяких вкусностей. Это меня Тотош нагрузил. Сказал, что вы обжора и очень это любите.
Обжора он сам, Аннушка. Иван Александрович улыбался, радовался откровенно, и в ответ все еще чуть тревожно, но так же радостно и очень нежно блестела улыбка девушки.
Где же твои вещи?
Я их сдала в камеру хранения. А вкусности вот тут, в сумке.
Сейчас еще половина одиннадцатого. Поехали за вещами, чтобы завтра не возиться. Поехали? Или ты очень устала?
Нет, я с радостью. Это вы устали. Я вижу
Нет, Аннушка, это не сегодня и в ответ на взлетевшие, как две большие птицы, темные брови добавил: Это не сегодняшняя усталость.
У вас жуть как много работы. Это Тотош мне говорил, затараторила она деловым, сострадательным голосом
Поехали. Бог с ней, с моей работой. Куда ты собираешься поступать?
В театральный, она вспорхнула в лифт.
В театральный? он нахмурился.
Вам не нравится, дядя Иван? и тут же ласковой скороговоркой проговорила: А знаете, как я вас называла в то время, когда вы у нас жили?
А ты помнишь, как я у вас жил?
Конечно, помню, она захохотала, и будто серебряные монетки, зазвенев, покатились по полу. А звала я вас тогда Пупушем
У нее получилось Пуушем. Она выбежала во двор.
Слушай, спросил он, догоняя, а почему ты меня так прозвала?
А вы, она смутилась вы очень чем-то были похожи на моего любимого кота, помните?
Он рассмеялся. Кот был огромный, сибирский, очень важный и ленивый.
Вы не сердитесь? Ой, какой автомобиль! И это ваш?
Что ты, Аннушка, я на тебя не могу сердиться. Ведь мы с тобой друзья, правда?
Правда, радостно крикнула она и подпрыгнула на сиденье.
Заурчал ласково мотор. Мягкие четыре лапы оттолкнулись от еще чуть теплого камня, и полетел счастливый Иван Александрович со своей Аннушкой по темной тихой улице. Звезды многозначительно перемигивались вверху над ними, и, казалось, даже луна округлилась, подобрела и потеплела. И свет не так напряженно дрожал, ласковей укутывал замершую землю.
* * *
На следующий день Иван Александрович ехал на работу в удивительно приподнятом настроении. Город был бодр и свеж, весь в брызгах яркого, чистого солнца. Голубизна с синевой резали глаз. Бодрящий утренний холодок бежал по улицам, проскальзывал прохожим под рубашки и неожиданно хватал их ледком. Ууффф хорошо! И даже синее облачко позади присевших на задние колеса, храпящих машин казалось не ядовитой гарью, а милым сердцу бензиновым дымком. Хорошо было этим утром. Иван Александрович лихо подкатил к подъезду дома громады, четко врезанной в синеву. Ловко выпрыгнул и, звонко клацнув дверцей, взбежал по ступеням.
Часовой у входа вздрогнул и вытянулся.
Лифт, чуть гудя, легко вознес его, и вот он уже в своем просторном кабинете. С треском поднял шторы, распахнул окно, и полилась в комнату густая, чистая утренняя свежесть
Доброе утро, шеф, сказал за его спиной голос.
Иван Александрович обернулся. Перед ним стоял его помощник, сутулый Василий Петрович. Сейчас он как-то особенно горбился.
Что-нибудь уже случилось? спросил шеф.
Да, тут шеф заметил, что Василий Петрович бледен и угрюм. Исчез Андрей. Только что звонила его жена. Дома его не было. Не звонил. И на работу не пришел. Я сразу позвонил в морг там его нет, слава Богу. В больницах тоже нет
Вы, наверное, вчера после работы пивком побаловались? спросил Иван Александрович. Нет, даже предполагаемое исчезновение его второго помощника не могло заслонить брызги солнца у него в душе, испортить настроение
Мы расстались возле моего дома. Он ехал прямо к себе домой. Шеф, у меня какое-то предчувствие, что это не просто так. С ним что-то случилось. Сердцем чую
Бросьте, Иван Александрович нахмурился. Через полчаса наверняка будет.
А если не будет?
Ну, тут до счастливого шефа дошло, что в мире еще осталось несчастье. Тень набежала на солнце, и в кабинете потемнело.
Тогда объявите розыск.
Облачко скользнуло в сторону, и снова брызнуло во все стороны чистое, яркое, небесное золото. Но с души Ивана Александровича тень не сбежала. Его вдруг тоже стало томить неизвестно откуда взявшееся предчувствие. Беспокойство передается. И потом слишком долго он был шефом уголовного отдела и теперь, как собака, нюхом животного ощутил, что неспроста возникла тревога. Что-то должно было случиться или уже случилось
Идите. Руководить поиском будете сами, резко приказал он, и Василий Петрович быстро вышел из кабинета.
В этом учреждении все делали быстро и четко. Искали преступников, охраняли наш покой. Настороженно и чутко следила каменная громада за всем в ночной тиши. И даже в брызгах яркого утреннего солнца не проходила эта чуткая настороженность. Дом напоминал, как, впрочем, и вся служба, гигантского прирученного зверя, готового в любой момент рвануться и каменной твердой лапой закона смахнуть преступника
И сейчас зверь напрягся, подобрался. Тысячи его стальных жил, уходящих в город, зазвенели тревожно и требовательно. Где? Найти! Всем, всем постам! Куда мог подеваться человек?!
В самом деле, куда? В большом городе, взрослый, сильный мужчина, с оружием, тренированный на то, чтобы нападать, хватать преступников И вдруг пропал?!
Иван Александрович про себя поразился неожиданной мысли. Машинально отвечал на звонки, что-то подписывал, а сам неотступно думал об одном: а куда вообще может подеваться вдруг человек? Думал он об этом и раньше, и много раз, но как-то не так. Сейчас этот вопрос казался ему очень важным. Будто вся жизнь его по непонятным причинам сосредоточилась в одном том, чтобы понять а куда исчезнуть мог человек в большом городе? И чем дольше он думал, тем все мрачнее становилось у него на душе, все томительнее. И яркие брызги солнца теперь не радовали, а казались неуместными, наглыми, лезущими в глаза лучиками. Небо резало глаз, раздражало.