Д-д-да напугано ответил Элби.
Мелкие песчинки начали все быстрее постукивать по окнам и крыше, ожидая приглашения внутрь. Все потому, что ветер загнал их в угол и им было некуда больше бежать. Песчаная буря в разы усилилась, отчего в лавке стало несколько темнее прежнего. Бернан достал горсть тонких свечей из выдвижного ящика, и братья уселись на деревянном полу возле старинного фолианта. Книга, что упала с высокой полки, завладела их вниманием настолько, что они потеряли счет времени и совершенно не заметили, как вернулся торговец. Лишь только когда тот закрыл за собой дверь и накинул тонкую защелку, братья оторвались от чтения и с жадностью смотрели, ожидая добрых вестей. Андер Тамин медленно прошагал мимо них к уборному сундуку, что стоял напротив входа, даже не отряхнув от песка свою накидку и ноги. Это было на него совершенно не похоже. Пару секунд ему потребовалось, чтобы вспомнить, в каком из карманов лежит подходящий ключ. Он вставил его в замок и провернул несколько раз. Порывшись внутри, среди старой одежды и мелких предметов быта, он вытащил еще одну изрядно потрепанную временем книгу с черным корешком и надписью «Пророчество судьбы».
Отец? Бернан наконец нарушил столь пугающую их с братом тишину. Все хорошо?
Тот, выдержав суровую паузу, возвратился к своему столику и положил книгу поверх других записей. Наконец он холодным тоном и почти без эмоций произнес: Он мертв. Мальчик мертв.
Глава III. На поиски ответов
Есть только путь путь тишины,
Пугающей, зловещей,
И пусть мы света нынче лишены,
Зато мы больше не трепещем.
Очнувшись, путник осознал, что находится в темнице. Голова его разрывалась от невыносимой боли. Видать, один из всадников изрядно приложился к его затылку чем-то тяжелым. Гнилостный воздух подвала обжигал глаза. Танцующие тени от огня факела, что висел на одной из стен, извиваясь, потешались вовсю. Решетки располагались по обе стороны от прохода и были частично покрыты наростом из сероватого грибка и бледно-салатовой плесени. Здесь находилось порядка дюжины камер. Из каждой второй доносились сумасшедшие возгласы, протяжные стоны да сумасбродные речи.
«Руби, руби скорее!» бился один в агонии.
«Упали ниц и требуем прощенья!» разрывался другой.
Стенания подобны яду. Чем дольше слышишь их, тем больше сомневаешься в сознании ты ли? Путник не понимал, был сейчас день или ночь. Вчера или, быть может, уже завтра? Время тянулось, как липкая слизь, медленно стекавшая по голым и без того безобразным гадким стенам. Погруженный в свои мысли, он отчаянно пытался понять, что же произошло на самом деле. Фрагменты воспоминаний о прошлом всплывали у него перед глазами. Улыбки незнакомых ему людей. Солнечные блики, заставляющие щурить глаза. Детский смех, разносившийся злобными отголосками. Сейчас все это перемешивалось где-то внутри и стремительно уносилось куда-то в небытие.
Едва уловимое среди прочего шума шептание стражи, охранявшей снаружи вход тюремного коридора, внезапно затихло. Характерный звук мешочка с медяками, что сжал в своих руках один из них, разнесся слабым эхом по подвальным ходам. Свет на мгновенье замерцал ярче и осветил потрескавшуюся от старости кладку арочных сводов. Грязные и унылые, они давили со всех сторон, напоминая могильный склеп. Спокойствием здесь и не пахло. Однако совсем скоро тюремные сторожилы удалились, забрав с собой единственный горящий факел. Столь мрачное место погружалось в тягостную темноту. По робким, медленно убегающим теням и надвигающейся неизвестности путник отчетливо понял, что вместе с мглой придет и некто, заставивший стражу покорно закрыть глаза на свой столь внезапный визит. И вправду, кто-то медленно приближался. Его подол скользил по холодной плитке, словно чешуя опасной рептилии. Ноги шаркали, отбивая неровный ритм. Бряцание связки ключей, что висела на поясе незнакомца, заставляло содрогаться беспомощных насекомых, попавших в паутину муховора. С каждым его шагом другие пленники внутри камер начинали кричать все громче и все более неразборчиво. Что мог сделать закованный и безнадежный узник этих мест?
Секунды томительного ожидания казались бесконечностью. Чужак подошел к камере совсем вплотную. С противным скрипом стальных струн, с каким могут распахиваться только самые потаенные уголки души, массивная решетка отворилась. Вместе с зловонием и смрадом подкралась и безысходность. Даже капельки нечистот, что просачивались сквозь трещины в бурых кирпичах, замерли в ожидании. Здесь было холодно и невероятно сыро. Пред всяким, кто спустился вместе с темнотой, в подвалах этих стен становишься ты беззащитным.
В дальнем конце тюремного коридора была деревянная дверь с накладным металлическим засовом. Ее петли были настолько ржавыми, что, казалось, она и вовсе не открывалась с давних времен. Над ней днем сквозь небольшое окошко могли пробиваться крохотные лучи, казалось, теплого света, неизменно съедаемого мраком подвального помещения, но продолжающего каждый раз так отчаянно ему сопротивляться. Однако именно сейчас стало понятно, что вне этих стен стояла глубокая ночь и свету было попросту неоткуда взяться. Старая обшарпанная дверь выходила прямиком на площадь суда. Через нее узников выводили исключительно для приведения приговора да на потеху публике. Когда толпа зевак заполняла площадь целиком, заключенных выводили по одному, зачитывали их злодеяния, а после чего неминуемо вешали иль отрубали им головы. Во имя Короля. Во славу Кордаронии. За немилость, жадность и предательство. За проступки против Короны. Но были и те, кто, не дождавшись суда, исчезали бесследно в пучине витиеватых подвалов Даринролда. Могучий каменный город. Настолько древний, что никто не помнил, сколько тысяч зим он пережил на этой земле. Сколько тысяч войн он выдержал в осаде. Сколько тысяч жизней он сгубил в своих темных подземельях. Подобно благородному великану, что познал многих и многим дал приют в объятиях своих стен, сейчас этот город сладко спал, набираясь сил к предстоящему дню очередному в жизни своих маленьких и беспечных горожан. Милидар. Такое имя он носил прежде. Тысячи зимних лун тому назад. Еще при правлении милосердного Ильдора. Крепость и защита для одних, келья узников и погибель для других. Было в нем нечто особенное. Величественное. Манящее и притягивающее ходебщиков со всего света. Блуждающих странников, вечно ищущих приключений на свои бестолковые головы. Да и просто любопытных проходимцев. Спустя несколько часов люди выйдут на улицы этой некогда великой столицы, и город оживет. Птицы защебечут вовсю, восхваляя предстоящий день. То заливаясь прелестными трелями, то, напротив, замолкая, они все же прислушаются к шепоту прохладного ветра. Прилавки завлекут прохожих изобилием яств и всевозможных безделушек. Красивые дамы станут щеголять в разукрашенных драгоценными камнями туниках, вышитых под заказ искусными мастерами своего дела. Украдкой надеясь на восхищение и зависть прохожих, они взмахнут нежными ручками своими разноцветными платками завидным кавалерам. Ростовщики предадут счету те лишние медяки, что завалялись в глубоких карманах и так сладостно согревают их сердца по ночам. А дети со всей своей безмятежностью приступят к очередным играм и шалостям, и жизнь пойдет своим чередом. Но все это случится чуть позже. А пока город только протяжно зевает в своих теплых и уютных постелях. Лишь только не до сна тем немногим, чья жизнь на волоске.